Выше я сравнил экзистенциальную терапию с бесприютным сиротой, которого не принимают в «лучших зданиях» отвлечённых соседей. Отсутствие помощи со стороны психологии и академической психиатрии имеет большие последствия для состояния дел в экзистенциальной терапии, потому, что всецело подвластные академии университеты осуществляют контроль все ресурсы, крайне важные для развития клинических дисциплин: академических учёных и подготовку клиницистов, исследовательские фонды, журнальные публикации и лицензирование.
Имеет суть легко задуматься о том, из-за чего экзистенциальный подход так дискриминирован отвлечённым истэблишментом. Ответ содержится в первую очередь в различии источников знания – другими словами того, как мы определим то, что мы определим. психология и Академическая психиатрия, укорененные в позитивистской традиции, в качестве способа валидизации знаний высоко ценят эмпирическое изучение.
Какова обычная отвлечённая карьера (я говорю исходя не только из наблюдений, но и из двадцати одного года собственного отвлечённого пути)? Молодого человека принимают на работу лектором либо доктором наук?помощником, потому, что он обнаруживает склонность и способность к эмпирическим изучениям; потом шепетильно и методологически правильно исследования дают ему поощрения и продвижение в карьере. Кардинальное ответ о приеме в штат* принимается исходя из количества статей о выполненных эмпирических изучениях в признанных научных изданиях. Другие факторы – преподавательские навыки, написанные книги неэмпирического характера, главы в книгах, эссе имеют намного меньший вес.
* В американских университетах прием в штат свидетельствует, что человека уже не смогут выгнать с работы. Штатные должности начинаются с «адъюнкт?доктора наук» – должности, следующей по окончании должности доктора наук?помощника. – Прим. переводчика
Сделать отвлечённую карьеру, занимаясь эмпирическим изучением экзистенциальных вопросов, поразительно тяжело. Главные посылки экзистенциальной терапии таковы, что использование к ней способов эмпирического изучения нереально либо неадекватно. К примеру, в соответствии с этим способам исследователь обязан изучать сложный организм методом расчленения его на составные части, любая из которых достаточно несложна, дабы быть дешёвой эмпирическому изучению. Но это фундаментальное требование противоречит базисному экзистенциальному принципу. История, поведанная Виктором Франклом, помогает тому иллюстрацией.
Два соседа ожесточенно спорили между собой. Один объявил, что кот другого сожрал его масло и "настойчиво попросил" компенсации. Не будучи в состоянии дать добро конфликт, эти двое, прихватив с собой злосчастного кота, пришли к деревенскому мудрецу, дабы тот их рассудил. Мудрец задал вопрос обвинителя: «какое количество масла съел кот?» «Десять фунтов», – последовал ответ. Мудрец посадил кота весы. И оказалось, что он весит ровно десять фунтов! «Mirabile dictu!* – провозгласил арбитр. – Это масло. Но где же кот?»
* Необычно сообщить! (лат.)
Где же кот? Все части, собранные совместно, не воссоздают творение. Гуманистическое кредо гласит, что «человек больше, чем сумма собственных частей». Сколь бы шепетильно мы ни разбирали составные части психики, разделяя ее, к примеру, на сознательное и бессознательное, на Супер?Эго, Эго и Ид, – мы не постигнем саму жизненную единицу, личность с этим бессознательным (либо Супер?Эго, либо Ид, либо Эго). Более того, эмпирический анализ не оказывает помощь осознать суть той либо другой психологической структуры для владеющей ею личности. Изучение составных частей ни при каких обстоятельствах не ведет к смыслу, потому, что он не есть причинно обусловленным, а порожден личностью, превосходящей все собственные компоненты.
Но, экзистенциальный подход формирует для эмпирического анализа проблему, еще более фундаментальную, чем «Где же кот?». Ролло Мэй коснулся ее, в то время, когда выяснил экзистенциализм как «рвение осознать человека на уровне тех глубин, где уже нет раскола между объектом и субъектом, – раскола, что начал преследовать западное мышление и западную науку практически сразу после Ренессанса». «Раскол между объектом и субъектом» – взглянуть на это поближе. Экзистенциальная позиция противостоит классическому картезианскому взору, что видит мир полным объектов и принимающих их субъектов. без сомнений, основная предпосылка научного способа – наличие объектов с конечным комплектом особенностей, постигаемых методом объективного изучения. Экзистенциальный взор наблюдает «через» субъект?объектное расщепление и глубже него; он видит человека не как субъекта, что при определенных условиях может принимать внешнюю действительность, но как сознание, участвующее в построении действительности. Подчеркивая данный момент, Хайдеггер постоянно говорил о человеке как о dasein, бытии. Da («тут») показывает на то, что человек присутствует в мире, есть организованным объектом («эмпирическое Эго»), но одновременно с этим и организует мир как что-то запредельное ему («трансцендентальное эго»). Dasein – одновременно и творец значения, и означенное. Dasein неизменно конструирует личный мир; исходя из этого применение одного стандартного подхода для изучения всех «бытий», как если бы они обитали в общем объективном мире, порождает принципиальную неточность в отечественных наблюдениях.
Но принципиально важно иметь в виду, что ограничения эмпирических изучений психотерапии дают знать о себе не только применительно к экзистенциальной терапевтической ориентации, в связи с которой они только становятся более явными. Постольку терапия – глубоко личностный человеческий опыт, эмпирическое изучение психотерапии в рамках любой идеологической школы неизбежно угрожает неточностями и имеет очень относительную сокровище. Ни для кого не секрет, что в течении всех тридцати лет собственной истории изучения терапии мало оказывали влияние на терапевтическую практику. Как безрадостно увидел Карл Роджерс, основоположник эмпирического изучения психотерапии, в действительности кроме того сами исследователи психотерапии не так без шуток относятся к итогам собственных изучений, дабы поменять личный подход к психотерапевтической практике.
Общеизвестно кроме этого, что большинство клиницистов прекращают заниматься эмпирическими изучениями, когда заканчивают диссертацию либо приобретают штатную должность. В случае если эмпирическое изучение – в действительности нахождение и поиск истины, из-за чего психиатры и психологи, чуть выполнят требования отвлечённой карьеры, окончательно откладывают в сторону статистические таблицы? Я полагаю, что, достигая опытной зрелости, клиницист неспешно поймёт внушительные неприятности, осуждённые во всяком эмпирическом изучении психотерапии.
Мой персональный опыт может послужить иллюстрацией. Пара лет назад мы с двумя сотрудниками делали громадной исследовательский проект, посвященный эффекту и процессу инкаунтер?групп. Результаты мы разместили в книге «Группы встреч: введение», тогда же провозглашенной примером правильной клинической работы и в один момент энергично раскритикованной многими гуманистическими психологами. Целый номер упоминавшегося выше «Издания гуманистической психологии» был посвящен замечательной атаке на отечественное произведение. Оба моих сотрудники написали здравые и убедительные ответы на критику, но я отказался это делать. В глубине души я сам испытывал сомнения относительно смысла отечественных изучений не по тем обстоятельствам, каковые послужили предлогом к публичной критике, а по вторым. Я не имел возможности поверить, что посредством отечественного высоко технического, компьютеризованно?статистического подхода возможно адекватно обрисовать настоящие переживания участников групп. Особенно тревожил меня один итог, методологически касавшийся самой сути отечественной работы. Дело в том, что мы посредством грандиозного психотерапевтического инструментария оценивали перемены, наступавшие в каждом из участников группы. Оценивание производилось с четырех позиций: 1) с позиций самого участника, 2) с позиций фаворита группы, 3) с позиций вторых участников группы, 4) с позиций яркого социального окружения участника. Так вот, корреляции между этими четырьмя оценками трансформации равнялись нулю! Иными словами, информация из разных источников о том, кто и как изменился, полностью не согласовывалась!
Ну само собой разумеется, для «обработки» результата существуют статистические способы. Но остается фактом, что оценка результата в значительной степени относительна и зависит от источника информации. Это не неприятность, специфичная лишь для данного проекта, – с ней сталкивается каждое изучение, посвященное анализу результатов психотерапии. Чем больше способов используется для оценки финала, тем меньше исследователь не сомневается в собственных выводах!
Как справляются с данной проблемой? Один путь пребывает в увеличении надежности методом использования количества и уменьшения вопросов единственного источника информации. Второй распространенный способ – обходиться без «мягких», другими словами субъективных, параметров и учитывать только объективные показатели, такие, к примеру, как количество потребленного алкоголя, то, сколько раз в течение определенного периода времени один муж перебивает другого, сколько раз человек «перекусил» за сутки, кожно?гальваническая реакция, количество набухания пениса при просмотре слайдов с изображениями обнаженных парней. Но как быть исследователю, что пробует оценивать такие серьёзные факторы, как свойство обожать, свойство заботиться о втором, жизненный энтузиазм, целенаправленность, великодушие, щедрость эмоций, автономия, спонтанность, юмор, мужество, включенность в судьбу? Опять и опять мы видимся с закономерностью, неизменно проявляющейся при научном изучении психотерапии: точность результатов тем выше, чем тривиальнее изучаемые параметры. Ну и наука!
Альтернативу образовывает «феноменологический» способ, ведущий к самим феноменам, к встрече с другим без посредства «стандартизованных» предпосылок и методов. Это тот путь, на котором достижимо познание внутреннего мира другого индивида. По возможности, мы должны «забрать в скобки» собственное мироощущение и погрузиться в опыт другого человека. Для психотерапии таковой путь к пониманию другого в высшей степени естественен: любой хороший терапевт пытается направляться ему в отношениях с больным. Как раз его обрисовывают такие понятия, как эмпатия, соприсутствие, активное слушание, безоценочное принятие – либо, применяя успешный оборот Ролло Мэя, позиция «дисциплинированной наивности». Экзистенциальные терапевты постоянно настаивали на том, дабы терапевт стремился осознать персональный мир больного, вместо того дабы установить, как как раз последний отклоняется от «норм». Но для исследователя, которому требуется большой научный уровень его работы, феноменологический подход, по определению неэмпирический, сопряжен с огромными, не решенными на сегодня проблемами.
Моя опытная подготовка заставила меня, несмотря на все эти «но», совершить обзор имеющихся научных работ по каждой из четырех конечных данностей – смерти, свободы, бессмысленности и изоляции. без сомнений, вдумчивое изучение может пролить свет на определенные серьёзные вопросы. К примеру, оно может сказать нам, сколь довольно часто больные выявляют открытую заинтересованность экзистенциальными темами либо сколь довольно часто терапевты поймут эту заинтересованность больных.
Для тех бессчётных экзистенциальных вопросов, каковые ни при каких обстоятельствах явным образом не были объектом научного изучения, я искал косвенную научную данные в сопредельных областях. К примеру, в главе 6 обсуждаются изучения, посвященные теме «Фокус контроля», имеющей отношение к вопросам воли и ответственности.
Имеется еще темы, каковые по тем же названным обстоятельствам не поддаются эмпирическому изучению. Исходя из этого в отношении их ученые ограничивались избранными частичными проблемами, более дешёвыми для изучения. К примеру, как мы заметим потом, существует множество шкал «тревоги смерти», изучающих феномен кошмара, но так поверхностно и стандартизованно, что информации получается мало. Это напоминает мне историю о человеке, что ночью ищет потерянный ключ не в том чёрном переулке, где он его утратил, а под фонарем, где ярче. Итак, я, с соответствующими оговорками, привожу результаты исследований, посвященных частичным проблемам.
Имеются и другие сферы, знание о которых должно оставаться интуитивным. Имеется истины существования, столь ясные и определенные, что их обоснование посредством логических доводов либо эмпирических изучении можно считать более либо менее лишней работой. Говорят, что нейропсихолог Карл Лэшли в один раз увидел: «Если вы обучили эрдельтерьера играть на скрипке, то для доказательства этого вам не нужен струнный квартет».
Я постарался написать эту книгу языком достаточно прозрачным и свободным от жаргона, дабы он был понятен читателю?непрофессионалу. Но аудитория, к которой я обращаюсь в первую очередь, практики и студенты психотерапии. направляться подчернуть, что я не рассчитываю на формальное философское образование читателя, но ожидаю от него некоей клинической подготовки. Я не разглядываю собственный текст как начальное, другими словами содержащее всю полноту объяснений, управление по психотерапии и надеюсь, что читатель знаком с клиническими объяснительными совокупностями. Исходя из этого, обрисовывая клинические феномены с экзистенциальной точки зрения, я не всегда предлагаю другие их объяснения. Я исхожу из того, что моя задача – представить связный психотерапевтический подход, основанный на экзистенциальных данностях и явным образом обрисовывающий процедуры, неявно применяемые большинством терапевтов.
Я не претендую на психотерапии теории и изложение психопатологии. Я даю парадигму, психотерапевтический конструкт, что снабжает клинициста объяснительной совокупностью, разрешающей осмыслить громадный массив клинических разрешённых и сформулировать систематическую психотерапевтическую стратегию. Это парадигма, владеющая большой объяснительной силой; она экономична (основывается на относительно малом числе базисных предпосылок) и дешева (ее предпосылки коренятся в опыте, интуитивно понятном любому интроспективному индивиду). Более того, это фундаментально гуманистическая парадигма, созвучная с глубинно человечной природой терапевтического процесса.
Но это парадигма, а не Парадигма – она нужна для некоторых больных, но не для всех; подходит некоторым терапевтам, но не всем. Экзистенциальная ориентация – это клинический подход, существующий бок о бок с другими клиническими подходами. Он реорганизует клинические эти, но равно как и все остальные подходы, не есть необыкновенным и не имеет возможности растолковать все поведение. Человек – существо через чур сложное и наделенное через чур многими возможностями, дабы могло быть в противном случае.
В экзистенции неизбежно присутствует свобода, и с ней неопределенность. Культуральные психологические конструкты и институты довольно часто скрадывают такое положение дел, но конфронтация с собственной экзистенциальной обстановкой напоминает нам, что каждая парадигма – это воздвигнутая нами самими стена, не толще куска картона, отделяющая нас от страдания неопределенности. Зрелый терапевт должен быть способен переносить эту фундаментальную неопределенность, независимо от того, какого именно теоретического подхода он придерживается экзистенциального либо любого другого.
экзистенциальная психотерапия — о чём она?
