Само собой разумеется, мало кто сомневается в том, что элементы среды, определяющие так именуемую географическую экологию, во многом сказываются не только на тенденциях, предпочтениях и влечениях экологического сознания, но и на его понятийном содержании, на тех паттернах, которыми оперирует сознание, и в конечном счете, на психотерапевтическом поле личности.
Л.С. Берг писал: «Географический ландшафт воздействует на организм принудительно, заставляя все особи варьировать в определенном направлении, потому, что это допускает организация вида. Тундра, лес, степь, пустыня, горы, водная среда, жизнь на островах и т. д. — все это накладывает особенный отпечаток на организмы. Те виды, каковые не в состоянии приспособиться, должны переселиться в второй географический ландшафт либо вымереть» (Л.С. Берг, 1922).
Это положение, разглядываемое применительно к виду homo sapiens, к человечеству как единой структуре с его социальной организацией, само собой разумеется, требует корректировки, которая во многом связана с тем, что человек в собственном сотрудничестве с природой и в собственном противостоянии природе преобразует исходный географический ландшафт в так именуемые доместикаты, т. е. одомашненные и окультуренные ландшафты, предназначенные для обеспечения стабильности человека в контрастирующих условиях природы.
Так, приспособление осуществляется не методом генетической реструкуризации и не переселением, а методом формирования некоторых изюминок в содержании экологического сознания и вытекающих из него программ поведения, направленных на активную защиту от факторов природы.
Одним из таких доместикатов, каковые фактически утратили все прошлые характеристики, являются города. Само собой разумеется, их появление связано не с экологическими, а с экономическими условиями, с требованиями обороны и особенностями производства, не смотря на то, что определенный вклад был обусловлен и изюминками экологии, к примеру наличием водных транспортных дорог, природных достатков, лежащих в базе торговли и местного производства, и т. п.
Пожалуй, с самого раннего появления городов, своим существованием отрицающих последовательность привычных установлении, к примеру кочевой образ судьбы, появились многие разногласия между сельскими жителями и горожанами.
Неприятность урбанизации экологического сознания весьма сложна, и до сих пор в ней имеется последовательность тайных, не обращая внимания на то что города и противопоставление природы, селян и горожан, муниципальный и образа жизни и сельской культуры и т. п. уже давно стало предметом изучения психологов, социологов, философов и представителей искусства. В случае если проследить историю этого противопоставления, то уже начиная со времен античности выделяется одна особенность спора — его бескомпромиссность, любая сторона видит в сопернике лишь отрицательные характеристики. Само собой разумеется, это отражение социального спора, борьбы метрополии, что прекрасно видно на примере Римской империи, классовых противоречий, и до сих пор кроме того во многих важных научных работах отражаются эти несоответствия.
В случае если у Геродота, основателя культурно-исторической школы, еще возможно отыскать попытки объективного рассмотрения взаимоотношений, то у римских авторов пристрастность позиции видна достаточно четко. Так, у Цицерона в его произведениях деревни и проблема города уже очень обострена, и его защита города базируется на изюминках национального устройства Римской империи, для которой город Рим являлся системообразую-щим причиной, из этого — «чужбина и город» Цицерона и появившееся в последующем обращение «миру и городу» в буллах римских пап, дошедшее и до наших дней. Согласно точки зрения Цицерона, лишь жителям характерны учтивость, любезность, снисходительность, мягкость. Совокупность этих особенностей характеризовалась как человечность, человечность, с которой сочетаются скепсис, ирония, проницательность. Этим особенностям противопоставлялись грубость, нетерпимость, агрессивность обитателей села.
Одновременно с этим Вергилий, четко видевший все пороки и недостатки императорского Рима, начиная с паразитирующего плебса и заканчивая представителями высшей власти, выдвигал в собственных буколиках как идеал для подражания сельскую судьбу, образ ее был полностью лишен всех тех настоящих недочётов, каковые имели место кроме того в Италии, не говоря уже о вторых подвластных Риму регионах.
Приведем пара черт города, применяемых в этих спорах:
• город — духовно-культурный и политический центр, это социально-экономический организм;
• город — это конгломерат сильных, умных, гениальных, умных людей;
• город — это массовая культура, нивелировка личности;
• город — притон разврата, он уродует личность, обуславливает нравственности и падение религиозности;
• город предоставляет простор для развития личности, ее духовного роста;
• для города характерно саморазвитие и самосознание личности.
Данный комплект черт возможно продолжать вечно.
Разглядывая углубление разделения города и села, протекавшее волнообразно, возможно прийти к точке зрения, что в представлениях одних исследователей сформировалась некая ось, на одном финише которой расположен совершенный город, в котором действуют строгие законы общежития в виде этики, морали, нравственности, процветают наука, торговля и промышленность, а единые нормы поведения ограничивают проявление естественных эмоций и симпатий, где существует разделение по опытной принадлежности, уровню культуры и социальному статусу.
На втором финише оси находится совершенная деревня, где имеется гомогенная аграрная, живущая не по законам, а по обычаям и традициям, инертная в отличие от динамизма города община, характерным показателем которой есть ее синтальность, т. е. принятие единых норм и ценностей поведения, базирующихся не на рациональном начале, а унаследованных от предков.
Одновременно с этим на основании точек зрения вторых исследователей возможно организовать другую ось, где отрицательные особенности города противопоставлялись бы отрицательным особенностям деревни, т. е. предполагались бы и сочетания типа «нехорошей город — хороший город» и «хорошая деревня — нехорошая деревня».
направляться заявить, что эта давешняя традиция сохранилась и сейчас. Так, у Л.Н. Гумилева мы встречаем: «Потребительство и хищничество — от населения города, которое огораживалось стеной от чуждой, непривычной и нелюбимой природы… в следствии стёрто с лица земли 2/3 лесов Галлии, буковые рощи Апеннин, выпаханы и обеспложены равнины в горах Арласа, даны в жертву козам бугры Эллады и Фригии». М.Межевич, разглядывая экологическое сознание жителей, считает, что урбанизация ведет к агрессивности по отношению к природе.
Тяжело дать согласие с позицией этих авторов, которая отражает давешнюю тенденцию противопоставления, а исходя из этого думается надуманной и сама концепция оси.
Само собой разумеется, семантическое пространство город-деревня весьма обширно и характеризуется наличием множества конструктов, несущих сложнейшую понятийную нагрузку, включающую не только научные звенья, но и отпечаток мастерства, идеологий, традиций, ряда и религиозных концепций социальных табу в духе мифологического коллективного бессознательного К.Юнга. Различия в их содержании у горожан и сёла приводят к искажению (время от времени типа некрасивого гротеска) их образа не только в художественной литературе, но и в научной.
Признавая социальную первооснову противоречий между деревней и городом, постараемся разглядеть, как это отражается на экологическом сознании горожан, и прежде всего мегаполиса. Наряду с этим будем исходить из двух уже известных нам положений. Одно констатирует, что природа перед обитателем города выступает в расчлененном виде: в меньшей степени — как дикая, в большей — как антропогенная с минимальными связями между этими частями. Второе положение связано с утверждением: человек включается в экологическую структуру не только через яркую деятельность, но и опосредованно, через продукты собственной деятельности.
В подавляющем большинстве работ, посвященных данной проблеме, господствует одна мысль: разрыв связей жителя с природой ведет к хищническому разрушению природы, эгоистическое хищническое сознание есть неотъемлемым показателем обитателя города. Об этом сказал и Л.Н.Гумилев в вышеприведенной цитате; культуролог и известный психолог Э.Фромм писал, что «современный человек отчужден от себя, от людей и от природы». Не таким уж парадоксальным думается изречение О.Уайльда, что «прекрасно подобранная бутоньерка — единственное, что связывает человека с природой». По большому счету тяжело дать согласие с самим тезисом отчуждения, потому, что отойти от природы нереально, его направляться сократить узкими рамками не весьма ясного определения «внегородской природы», осознавая под этим различия воздуха в индустриальном городе и воздуха в пригороде, муниципальный и деревенской земли, сельского пейзажа и городского и т. п. Муниципальный человек с этих позиций отчужден не от природы по большому счету, а от природы, характерной для мест, где отсутствует промышленность и ограничено скопление жилищ.
Чтобы дать согласие либо отвергнуть вывод о хищническом экологическом сознании жителей, направляться более шепетильно разобраться в самом понятии «город» как элементе людской цивилизации. Узнаваемый американский социолог Л.Мамфорд в собственной монографии «Культура городов» пишет: «Город, каким предстает он в собственной истории, — пункт большой концентрации культуры и мощи людской сообщества… Город есть символом и формой целостных социальных взаимоотношений: это место, где находятся храм, рынок, дворец правосудия, учебные университеты. Тут, в городе, блага цивилизации умножены и обогащены; тут человеческий опыт воплощен в жизнеспособные символы, знаки, формы поведения, системы правил… Город — это одновременно физическое устройство для коллективной судьбы и знак тех коллективных и единодушных устремлений, каковые появляются при помогающих этому событиях. Вместе с языком он остается величайшим произведением людской мастерства».
К этому гимну городу возможно добавить таковой показатель, как его функционально-знаковое разнообразие, которое сочетается с наличием множества разных связей, превращающих современный город в единый организм.
Одновременно с этим направляться подчернуть, что в городе складывается и особенная природа, которая в намного большей степени, чем в селе, есть антропогенной. Возможно, как раз этим разъясняется существование еще в Старом Египте всевышних города наровне с всевышними — знаками явлений и сил природы.
М.С.Коган предлагает последовательность показателей, факторов, каковые определяют «несущие конструкции» материального и духовного вида города. На первом месте стоят изюминке географии, природы того места, на котором расположен город; громадное значение имеют наличие моря, реки, особенности климата. Эти факторы определяют сообщение города с другими городами, особенности торговли, туризма, отличительные черты муниципальный архитектуры.
Вторым причиной есть основное и социальный статус города направление деятельности его обитателей. Само собой разумеется, имеется различия между провинциальным городом и столицей, каковые не зависят от числа обитателей либо развитости индустрии, имеется характерные изюминки технополиса и наукограда. Еще в дореволюционной России социологи применяли четкие различительные параметры между торговыми и индустриальными городами. Социальный статус города — это исторически сложившаяся черта, которая формировалась столетиями и казалась весьма стабильной, но в наше время она купила определенную динамичность. Так, Санкт-Петербург, прошлая столица России, в течении более чем двух столетий занимал особенное социальное положение административного центра империи с его чиновной иерархией и особенной, бюрократической структурой. Утратив данный статус, город купил практически на 50 лет роль культурного центра страны, а на данный момент — статус центра элитарной культуры, обусловленной огромными культурной традицией и культурными ценностями, хранимой в его образовательных и научных учреждениях, и центрах мастерства.
Особенности социального статуса столичного города так хороши от вторых, что в некоторых случаях обуславливают создание городов, полностью делающих лишь эту одну функцию. Примером таких городов есть Вашингтон в Соединенных Штатах, Бразилиа в Бразилии, Астана в Казахстане. Известны особенные социальные статусы портовых городов, таких как Марсель и Одесса, Новороссийск, Калининград, Неаполь и др. Одной из ответственных изюминок, подчеркивающих социальный статус города, есть его социальная структура, которая может принять вид сложной совокупности субкультур, различающихся как по этническому, так и по вторым показателям, к примеру по наличию интеллигенции. Так, прекрасно известны мегаполисы Нью-Йорк, Сан-Франциско с их негритянскими, китайскими, испанскими, русскими кварталами, где национальная самобытность сочетается с единым самосознанием принадлежности к городу. Уже давно известен таковой социальный статус, как университетский город, в котором вся инфраструктура основана на функционировании университета, как, к примеру, Кембридж, Оксфорд, Гейдельберг.
Третий фактор — это исторически сложившаяся архитектура города, обуславливающая особенности его эстетического восприятия. Такие города, как Венеция с ее каналами, Дамаск либо Багдад с их рынками, окруженный крепостной стеной Толедо, Санкт-Петербург с его хорошим барокко, его некрополь и Самарканд Шах-и-Зинда, характеризуются как раз этим причиной.
В качестве четвертого фактора М.С.Коган выделяет сложную совокупность показателей, отражающих культуру города в самом широком смысле, названную как эстетически-художественная совокупность. Для обитателя России это Санкт-Петербург с его Невой, каналами, белыми ночами, золотой в осеннюю пору, музеями и дворцами, для многих — это Рим с его памятниками и историческими руинами, Париж, любая улица которого формирует представление уже виденного, потому, что мы уже были на ней вместе с храбрецами Бальзака, Дюма, Гюго, Сю, Золя, других писателей и Арагона.
Наровне с этими показателями города и муниципальный культуры город характеризуется еще и тем, что у жителей провалился сквозь землю очень важный элемент сотрудничества с природой — яркое участие в выращивании биологических объектов природы, применяемых как продукты потребления. Житель может трудиться в угольной шахте, но он не сеет пшеницу, не разводит скот и не доит коров, не собирает как специалист ягоды и грибы. Само собой разумеется, он косвенно, через продукты собственной деятельности контактирует с природой, еще более тесны косвенные связи с природой через обитателей деревни, каковые эксплуатируют природу, снабжая жителей ее продуктами. Именно это и вынудило многих авторов сказать о хищническом отношении города к природе. Обитатели сёл заставляли коз объедать Парнас чтобы прокормить обитателей Спарты, Фив либо Афин.
У жителя фактически провалился сквозь землю контакт с природой, существующей независимо от человека. Парки, сады, проспекты посажены человеком по его плану и выбору, он посеял растущую в них траву, четко выяснены искусственно установленные границы расселения природных объектов, реки заключены в намерено сооруженные набережные, их течение регулируется водохранилищами и плотинами, ограничено разнообразие птиц, а между ними сформировались отношения, не существующие в простых местах их обитания, за исключением грызунов, фактически отсутствуют дикие животные и, напротив, появляются одиночные экземпляры зверей, каковые совсем поменяли собственный простой образ судьбы, к примеру хорьки, ласки а также лисы. Вместе с тем в городскую фауну вошли составной частью одичавшие домашние животные, в первую очередь собаки и кошки. В газетах иногда сообщается, что в канализационных сетях Нью-Йорка обнаруживаются живущие в том месте крокодилы, выкинутые за ненадобностью собственными хозяевами.
Изменился кроме того темперамент контактов обитателя города с этими явлениями природы, как снег либо ливень, потому, что фактически вся деятельность человека осуществляется в укрытых помещениях и ни ливень, ни снег не являются предлогом для трансформации деятельности (не считая работников автодорожных работ) и не воздействуют на город так, дабы определять его структуру. Они только смогут причинить те либо иные неприятности. Одновременно с этим для работников сельского хозяйства это наиболее значимые факторы, от которых зависят вся их ее результаты и деятельность. Засуха для жителя с обыденным экологическим сознанием — это только хорошее лето, а для сельского обитателя — катастрофа, приводящая к утрата урожая.
Роль земли в городе играется асфальт, которым покрыты все дороги, улицы и тротуары. Кроме того воздушное пространство города имеет совсем второй состав, хороший от того, какой характерен для сельской местности.
направляться подчернуть, что приведеннные выше кое-какие отличительные изюминки экологической обстановке сельских районов и города из года в год все больше расходятся и появляются новые отличия, среди них и те, каковые смогут угрожать не только самочувствию жителей, но и их здоровью, к примеру смог.
Подводя итоги анализа этих различий, можно подчернуть, что изюминкой города есть не разрыв его обитателей с природой, а замещение природы нерукотворной, свободной от человека, природой, сотворенной самим человеком, причем эта новая природа появляется не только как следствие той либо другой деятельности человека, но и в следствии целенаправленной, заблаговременно спланированной активности, нацеленной на это замещение. Так, на улицах и бульварах Москвы показались несвойственные Среднерусской возвышенности тополя, заменив привычную липу, не выдерживающую условий города. Именно это замещение и выяснило принципиальный переворот в экологическом сознании горожан — на эту неестественную, рукотворную природу были перенесены кое-какие характеристики и свойства человека, т. е. как бы снова возвратилось то слияние человека с природой (но уже с другой), которое было характерно для ранних этапов развития сознания.
Природа города, сам город были самодовлеющими факторами, олицетворением добра и зла, тепла и равнодушия, несущими человеку удовлетворение потребностей либо причиняющими ему намеренный вред, разрушающими предположения и планы, т. е. город, как сложный экологический фактор, купил все черты человека: темперамент, темперамент, образ поведения и пр.
Уже давно эта особенность экологического сознания жителя отыскала собственный отражение в художественной литературе.
Вот образы города, каковые создал А.С. Пушкин, очарованный архитектурной целостностью Санкт-Петербурга («Бронзовый наездник»):
сказки и Басни на современный лад .
