Джон Рональд Толкиен
Кузнец из Громадного Вуттона
Толкиен Джон Рональд Руэл
Кузнец из Громадного Вуттона
Дж.Р.Р.ТОЛКИЕН
КУЗНЕЦ ИЗ ГРОМАДНОГО ВУТТОНА
Не так уж в далеком прошлом — для тех, у кого продолжительная память, да и не так уж на большом растоянии — для тех, у кого долгие ноги, был на свете один поселок. Его именовали Громадным Вуттоном — вследствие того что он был больше другого, Малого Вуттона, что подальше в глубине леса; но, и Большой Вуттон был не весьма велик, не смотря на то, что в те времена он процветал и жило в нем большое количество различного народа: и хорошего и нехорошего и серединка-наполовинку, в общем, как это в большинстве случаев и не редкость.
Это был по-своему примечательный поселок, прекрасно узнаваемый в округе, благодаря мастерству его люда в самых различных ремеслах, а особенно благодаря мастерству его поваров. Огромная Кухня была пристроена к Дому, где планировал Совет, — самому громадному, самому ветхому и самому прекрасному из всех Вуттонских домов, и управлявшийся в ней Мастер Повар был в поселке ответственным человеком. Выстроенный из твёрдого дерева и крепкого камня, Дом Совета был самым ухоженным и чистым в поселке, не смотря на то, что его уже давно не раскрашивали и тем более не покрывали позолотой, как в ветхие времена. Кухня и Дом Повара примыкали к Громадному Залу, куда обитатели сходились на собрания и на праздничные дни, неспециализированные и домашние. Так что Мастер Повар трудился с утра до вечера — так как он должен был приготовить к каждому случаю достаточно различных яств. И к каждому громадному празднику, а их много было в году, необходимо было накрыть обильный и богатый стол.
Но был один особый праздник, которого все ожидали с нетерпением, по причине того, что он единственный отмечался зимний период. Данный праздник длился семь дней, и в последний его сутки, на закате, устраивался пир, что именовался Праздник Хороших Детей, и на него приглашались только немногие. Несомненно, как бы ни были аккуратны те, кто приглашал гостей, бывали случаи, когда кого-то приглашали незаслуженно, пропускали в полной мере хороших, а кого-нибудь кликали по неточности — так уж устроено в мире. В любом случае, дабы попасть на данный праздник, нужно было появиться в определенном году — так как его отмечали только раз в двадцать четыре года, и приглашенных детей было двадцать четыре, и праздник именовался Праздник Двадцати Четырех. По этому случаю Мастер Повар готовил все лучшее, что он умел, и, не считая множества самых вкусных и необыкновенных угощений, он, по традиции, делал Громадной Торт. И от того, как оптимален (либо нехорош) получался Торт, зависело, как будут вспоминать имя Мастера Повара спустя многие годы, поскольку редко кто оставался Мастером так продолжительно, дабы успеть приготовить второй Громадный Торт.
Пришло время, в то время, когда Мастер Повар, что тогда управлялся на Кухне, ко общему удивлению нежданно сказал, что ему нужен отпуск (для того чтобы раньше ни при каких обстоятельствах не случалось); и он ушел из Вуттона, никому не сообщив куда, а в то время, когда через пара месяцев возвратился назад, всем показалось, что он очень сильно изменился. Он был из тех, кто обожает наблюдать, как радуются другие, а сам оставался важным и неразговорчивым. Сейчас же он стал радостным и довольно часто сказал либо делал забавные вещи; и на праздниках он пел радостные песни, чего совсем не ожидали от Мастера Повара.
И не было ничего необычного в том, что у Мастера Повара был Подмастерье. Это считалось самым простым делом. Мастер в свое время выбирал кого-нибудь и учил его всему, чему имел возможность; они оба становились старше, и ученик делал все больше, а Мастер меньше, и в то время, когда Мастер удалялся от дел — либо умирал — Подмастерье готовься принять звание Мастера Повара в собственный черед. Но данный Мастер Повар никак не имел возможности выбрать ученика. Он сказал: Еще не время, либо: Я наблюдаю в оба и не пропущу того, кто мне подойдет. А сейчас он привел с собой какого-либо мальчишку, к тому же и из чужого поселка. Новый ученик был более эластичным и проворным, куда проворнее, чем Вуттонские юноши, сказал негромко и весьма культурно, лишь что-то уж весьма молод для собственной работы, на вид никак не больше лет четырнадцати-пятнадцати. Само собой разумеется, выбирать подмастерьев — дело Мастера, и никто в это дело не вмешивался; так что мальчик оставался в доме Повара, пока не подрос мало и не стал сам снимать помещение. Люди скоро привыкли к нему, и с некоторыми он подружился. Мастер и Друзья кликали его Элф, а для всего поселка он так и остался легко Подмастерьем.
Вторая неожиданность произошла три года спустя. в один раз весенним утром Мастер Повар снял собственный большой белый колпак, сложил чистые фартуки, повесил на гвоздь белую поварскую куртку, забрал крепкий ясеневый посох и маленькую дорожную сумку и ушел. Он простился лишь с Подмастерьем. Никого больше не было рядом. Сейчас прощай, Элф, — сообщил он, — оставайся и делай дело, как можешь, поскольку ты неизменно хорошо справлялся сам. Думаю, и в этом случае все будет прекрасно. Надеюсь, в случае если мы когда-нибудь опять встретимся, ты мне поведаешь, что тут делалось без меня. Сообщи им, что я ушел на другой праздник, но в этом случае я уже не возвращусь.
Поселок заволновался, в то время, когда Подмастерье передал слова Мастера тем, кто позднее в данный сутки зашел к нему на кухню. Как возможно было просто так уйти, — говорили они, — никого не предотвратив и не простившись… Что же нам сейчас делать, поскольку у нас не осталось никого на месте Мастера Повара. И он никого не назначил вместо себя. Но никто кроме того не поразмыслил о том, дабы назначить новым Мастером Подмастерье. Он мало подрос с того времени, как его привел с собой Мастер Повар, но все еще был похож на мальчишку, да и обучался-то всего три года. В итоге, за неимением лучшего, они прописали Поваром одного человека из поселка, что готовил достаточно прекрасно, не смотря на то, что и не так вкусно и разнообразно, как ушедший Мастер. В то время, когда он был помоложе, он довольно часто помогал Мастеру в дни громадной стряпни, но Мастер не привязался к нему душой и без того и не забрал его в Подмастерья. Он стал уже уважаемым человеком, имел детей и жену, и понемногу наживал деньги. В любом случае, он не пропадет незнамо куда, — говорили в поселке, — да и нехорошая стряпня все же лучше, чем по большому счету никакой. До следующего Громадного Торта еще семь лет, а к тому времени он точно сможет с ним совладать.
Ноукс, потому, что так кликали этого человека, был весьма доволен таким оборотом событий. Он постоянно хотел стать Мастером Поваром и ни при каких обстоятельствах не сомневался в том, что справится. Раньше, в то время, когда ему случалось остаться в Кухне одному, он надевал большой белый колпак, смотрелся в отчищенную до блеска сковороду и сказал сам себе: Как поживаете, Мастер Повар? Данный колпак вам весьма к лицу, он как словно бы для вас и сшит. Надеюсь, что у вас все сложится удачно.
И все сложилось достаточно удачно, по причине того, что сначала Ноукс старался приложив все возможные усилия, да и Подмастерье оставался у него в ассистентах. В действительности, подглядывая за Подмастерьем, Ноукс выучился многому из того, чего не умел, не смотря на то, что в этом он не согласился бы и самому себе. Но, непременно, наступило время Праздника Двадцати Четырех, и настала пора Ноуксу поразмыслить о том, как он будет делать Громадный Торт. Глубоко в душе он весьма волновался: не смотря на то, что за семь лет он и обучился делать более-менее пирожные и неплохие торты для простых случаев, он знал, что его Громадный Торт ожидают с нетерпением и что он обязан будет удовлетворить самых взыскательных. И не только детей. Так как такие же торты, лишь мельче, делали для всех, кто придет помогать на празднике. И вдобавок, к тому же, любой Громадный Торт должен быть необыкновенным и необычным и ни в чем не повторять прошлые.
Как вычислял Ноукс, основное, дабы сахара и крема было как возможно больше, и он сделал вывод, что Торт будет покрыт сахарной пудрой (Подмастерье так умело ее готовил). Это сделает мой Торт прекрасным и сказочным, — думал он. То весьма немногое, что Ноукс знал о вкусах детей, так это то, что они обожают сладости и сказки. Да, — думал он, — сладости обожают кроме того взрослые, не смотря на то, что из сказок и вырастают… Ах, сказочным!.. Это идея, — вскрикнул он. Итак, ему пришло в голову, что хорошо бы было на башенку в середине Торта поставить куколку, наряженную в белое. В руке у нее будет чудесная палочка с блестящей елочной звездой на финише, а около ее ног возможно будет написать розовой сахарной пудрой Королева фей.
Но в то время, когда Ноукс начал готовить продукты для Торта, он осознал, что достаточно смутно воображает себе, из чего обязан состоять сам Громадный Торт; исходя из этого он полистал кое-какие оставшиеся от прошлых Мастеров ветхие тетрадки с рецептами. Но эти рецепты только озадачили его, поскольку кроме того в то время, когда он разбирал древний почерк, он натыкался на упоминания таких продуктов, о которых ни при каких обстоятельствах и не слышал, а вдруг и слышал когда-то, так уж в далеком прошлом забыл и сейчас не было времени разбираться и вспоминать; но он все же сделал вывод, что одну-две приправы возможно будет попытаться. Он почесал в затылке и отыскал в памяти про ветхий тёмный ящичек с несколькими отделениями, где прошлый Мастер Повар держал прочие вещицы и приправы, нужные для особенных случаев. Ноукс, действительно, не видел этого ящичка с того времени, как сам стал Мастером Поваром, но, поискав, он отыскал его на верхней полке в кладовой.
Он снял его с полки и сдул пыль, но в то время, когда открыл крышку, оказалось, что специй осталось очень мало, да и те, что остались, ссохлись и испортились. Но, в одном из отделений, в самом уголке, Ноукс нашёл мелкую звездочку, чуть ли больше бронзового шестипенсовика, тёмную, словно бы она была сделана из серебра и потемнела от времени.
— Забавно! — сообщил он, разглядывая ее в свете, падавшем из мелкого окна кладовки.
— Вовсе нет! — ответил кто-то у него за спиной так нежданно, что Ноукс подпрыгнул.
Это сообщил Подмастерье, и раньше он ни при каких обстоятельствах не говорил таким тоном. Он по большому счету редко сказал с Ноуксом и не заговаривал первым, в случае если его не спрашивали. Как раз так и должен вести себя Подмастерье; он, возможно, отлично делает сахарную пудру, но все же ему еще нужно обучаться и обучаться — таково было вывод Ноукса.
— Что ты желаешь сообщить этим, юный человек? — легко раздраженно задал вопрос Ноукс. — Если она не забавная, то какая же?
— Она чудесная, — ответил Подмастерье, — и она попала ко мне из Сказочной страны.
Тут Повар засмеялся:
— Хорошо, хорошо, это в неспециализированном-то одно да и то же. В случае если желаешь, именуй ее чудесной. Когда-нибудь ты повзрослеешь. А сейчас можешь пойти и перебрать изюм. В случае если отыщешь забавные изюмины — другими словами чудесные, — сообщишь мне.
— А что вы планируете сделать со звездочкой, Мастер?
— Конечно же, запечь ее в Торт. Самая подходящая штуковина, в особенности, в случае если Торт сказочный. Осмелюсь сообщить, — хихикнул он, — что вы, юный человек, недавно сами ходили на детские праздничные дни, в то время, когда в тесто запекают монетки, мелкие вещи наподобие данной и всякую другую мелочь. По крайней мере, так у нас принято делать: это забавляет детей.
— Но это не вещь, Мастер, а Чудесная Звезда, — сообщил Подмастерье.
— Это я уже слышал, — фыркнул Повар. — Отлично, я сообщу это детям. Пускай они посмеются.
— Я думаю, они не будут смеяться, Мастер. Но вы сделаете верно, весьма верно.
— А ты не забываешь, с кем ты говоришь? — отрезал Ноукс.
Не смотря ни на что, но Громадный Торт был приготовлен, испечен и украшен (и по большей части Подмастерьем) своевременно. Раз ты так обожаешь сказки, то уж хорошо, разрешаю тебе сделать сказочную Королеву, — добродушно сообщил Ноукс.
Громадное благодарю, Мастер. Если вы весьма заняты, то я ее сделаю. Так как это вы придумывали, а не я.
Ну, так это же моя работа — придумывать, а не твоя, — ответил Ноукс.
И вот праздник настал. Окруженный двадцатью четырьмя подсвечниками с высокими красными свечами, в середине долгого стола стоял Громадный Торт. Это и в действительности был сказочный Торт: у подножья сахарной горы, что вздымалась посередине, блистали, словно бы покрытые инеем, мелкие деревья, а на самой вершине, как будто бы остановившись в снежном танце, стояла на одной ножке маленькая белая женщина, и в ее руках блистала, как лед, тоненькая чудесная палочка.
Дети наблюдали на Торт во все глаза, и кое-кто захлопал в ладоши: Как красиво! Совсем как в сказке! Повар достаточно радовался, но Подмастерье смотрелся огорченным. Они находились рядом и наблюдали, как радуются дети: Мастер, готовый разрезать Торт, в то время, когда наступит время, и Подмастерье, готовый наточить и подать нож.
Наконец Повар забрал нож и шагнул к столу.
— Желаю сообщить вам, мои дорогие, — начал он, — что Торт под этим превосходным сахарным снегом сделан из множества самых вкусных вещей. И вдобавок в том месте запрятано большое количество хорошеньких мелких штучек, вещей, других сюрпризов и монеток, и сообщу вам, что отыскать что-нибудь в собственном кусочке — это на счастье. Сюрпризов в том месте запечено двадцать четыре, дабы каждому досталось по одному, в случае если, само собой разумеется, сказочная Королева не перерешит по-своему. Она время от времени так поступает. Так что не обижайтесь. Спросите у господина Подмастерье. Но Подмастерье стоял, отвернувшись от него, и пристально всматривался в лица детей. Ах, нет, я забыл! В этом случае их двадцать пять. В том месте еще маленькая серебряная звездочка. Очень чудесная, как утверждает господин Подмастерье. Так что с опаской! Если вы сломаете об нее ваши мелкие зубки, то чуть ли вам окажет помощь ее волшебство. Но все равно, надеюсь, что отыскать ее — очень счастливый случай.
Торт был превосходный, не на что пожаловаться — разве что он имел возможность бы быть и побольше. Каждому досталось по громадному куску, но на добавку не осталось. Куски скоро исчезали, да и то и дело кто-нибудь обнаружил сюрприз либо монетку. Кто отыскал одну, кто отыскал две, а кто и ничего не отыскал; что сделаешь, счастья на всех не достаточно, имеется тут куколка с чудесной палочкой либо нет. Но вот Торт был съеден целый, но чудесная звездочка так и не отыскалась.
— Вот это да! — вскрикнул Повар. — Значит, она была не из серебра, должно быть, она растаяла. А быть может, господин Подмастерье был прав, и она в самом деле чудесная. Просто-напросто Королева послала ее обратно в Сказочную страну. Весьма жаль.
Он самодовольно улыбнулся и посмотрел на Подмастерье, но тот наблюдал на него собственными чёрными глазами и не улыбнулся в ответ.
А ведь Серебряная Звездочка и в действительности была чудесной, уж Подмастерье-то не имел возможности совершить ошибку. Произошло так, что один из мальчиков на празднике проглотил ее а также не увидел, не смотря на то, что он и отыскал в собственном кусочке серебряную монетку. Монетку он дал Нелл, маленькой девочке, сидевшей рядом с ним: она была так расстроена тем, что ничего не отыскала в собственном кусочке. Мальчик время от времени вспоминал, куда же в действительности провалилась сквозь землю звездочка, а также не догадывался, что она осталась с ним, спрятавшись так, что он ее не ощущал, потому, что так и должно было быть. Она ожидала до тех пор, пока не настал ее сутки.
Праздник был в январе, но вот наступил июнь, и ночи стали маленькими и яркими. Мальчик поднялся перед восходом солнца, по причине того, что не желал дремать: в данный сутки ему исполнялось десять лет. Он выглянул из окна, мир был негромок и как будто бы ожидал чего-то. Легкий ветерок, прохладный и ароматный, шевелил просыпающиеся деревья, позже начало светать и мальчик услышал, как птицы далеко начинают собственную утреннюю песнь, как она поднимается вместе с солнцем, приближаясь, пока не накатит, заполнив всю равнину около поселка, и как волна покатится дальше, на запад, по мере того как солнце появляется из-за края почвы.
— Как в Сказочной стране! — сообщил мальчик вслух. — А в сказках люди также поют…
И тогда он запел высоким и чистым голосом, и казалось, что незнакомые слова выходят прямо из его сердца; в данный миг звезда упала на его открытую ладонь. Сейчас было видно, что она из сверкающего серебра, искрящегося в солнечном свете; она затрепетала, приподнимаясь, как словно бы планировала улететь… Как будто бы повинуясь чему-то, мальчик скоро прижал руку ко лбу, и звезда осталась в том месте, прямо посредине, и он носил ее много лет.
Немногие люди в поселке увидели звезду, не смотря на то, что она и не была невидимой для внимательных глаз; но она стала частью его лица и в большинстве случаев не светилась. Часть ее света перешла в глаза мальчика, а его голос, что начал звучать страно красиво с того времени, как звезда пришла к нему, стал кроме того еще красивее, в то время, когда мальчик вырос. Людям нравилось слушать, как он говорит, даже в том случае, если это было лишь С хорошим утром.
Своим мастерством он прославился в округе, не только в обоих Вуттонах, но и во многих вторых поселках. Его папа был кузнецом, и он также стал кузнецом, еще более искусным. Кузнецов Сын кликали его, пока его папа был жив, а позже — легко Кузнец, поскольку к этому времени он стал лучшим кузнецом от Дальнего Истона до Западного леса и в собственной кузнице имел возможность сделать любую утварь. По большей части, само собой разумеется, это были простые и нужные вещи, из тех, что необходимы ежедневно: орудия для пахаря и инструменты для плотника, кухонная утварь, сковороды и котлы, скобы, засовы и дверные петли, подставки и крюки, подковы и каминные решётки и все что угодно. Все эти предметы были не только прочными и долговечными, но они были еще и прекрасными, любой сделан с любовью, ими было приятно пользоваться, и на них было приятно посмотреть.
Время от времени, в то время, когда у Кузнеца оставалось время, он делал вещи для собственного наслаждения, и они были красивы, по причине того, что он имел возможность придать металлу нежность и лёгкость ветки с цветами и листьями, но эти ветви были прочнее железа. Никто не имел возможности пройти мимо выкованных им решеток либо ворот, не остановившись, дабы налюбоваться, но никто ни при каких обстоятельствах не имел возможность войти в эти ворота, будь они закрыты. И в то время, когда он делал такие вещи, он пел, и все, кто был поблизости, забыв о делах, шли к кузнице послушать его пение. Вот и все, что люди знали о Кузнеце. Этого было достаточно а также больше того, чего добилось большая часть обитателей поселка, кроме того самых мастеровитых и трудолюбивых. Но у Кузнеца было кое-что еще. Он имел возможность путешествовать по Сказочной стране, и многие места в том месте он знал так, как способен их определить смертный; но так как многие в поселке стали (к тому времени) похожими на Ноукса, не считая детей и своей жены он больше никому о ней не говорил. Его женой была Нелл, та самая, которой он когда-то дал серебряную монетку, его дочку кликали Нэн, а сына — Нэд, Сын Кузнеца. От них у него не было секретов, поскольку они имели возможность видеть, как звезда сияла у него во лбу, в то время, когда он приходил со собственных прогулок, на каковые он отправлялся один по вечерам, либо в то время, когда возвращался к себе из продолжительных путешествий.
Иногда он покидал поселок, время от времени пешком, время от времени верхом, и все думали, что он отлучился по делам. Время от времени так и было, а время от времени и нет. По крайней мере, он отправлялся в том направлении не для того, чтобы получить заказы, либо приобрести угля и чугунных чушек для кузницы, не смотря на то, что он ни при каких обстоятельствах не забывал о делах и умел, как говорится, перевоплотить пенс в два. Но у него были собственные дела в Сказочной стране, и он был из тех, кому открыт в том направлении путь. Звезда сияла у него во лбу, и он был в том месте в безопасности — когда возможно в безопасности смертный в данной страшной стране. Малое Зло избегало Звезды, а от Великого Зла он был храним.
И он был благодарен невидимым хранителям, по причине того, что скоро стал умным и осознал, что путь к Сказочным чудесам лежит через великие опасности, и что Злу нельзя бросать вызов, не имея для того чтобы оружия, которого не удержать в руках смертному. Он стал путешественником и учеником, а не солдатом; и не смотря на то, что он имел возможность бы со временем выковать оружие, которое в его мире вошло бы в предания и на которое не хватило бы всей королевской казны, он знал, что в Сказочной стране это не идет в счет. Так что среди всех вещей, что он выковал за собственную жизнь, не отыскать ни меча, ни копья, ни наконечника для стрелы.
Сначала Кузнец отваживался путешествовать только среди кротких созданий и малых народцев, обитающих в долах и лесах Ближней Сказочной страны, по берегам прозрачных вод, в которых сияют по ночам необычные звезды и утром отражаются разгорающиеся пики дальних гор. Время от времени на протяжении собственных недолгих прогулок он имел возможность убивать время, разглядывая только одно-единственное дерево либо цветок; но позднее в дальних путешествиях он видел вещи столь ужасные и красивые, что не имел возможности ни четко отыскать в памяти, ни обрисовать их, не смотря на то, что он и знал, что они покинули глубокие отметины на его сердце. Но кое-какие вещи он не забывал, и они хранились в его памяти, как чудеса и тайны, каковые он вспоминал опять и опять.
В то время, когда Кузнец в первый раз осмелился зайти на большом растоянии в места, где он ни при каких обстоятельствах не бывал, он сохранял надежду достигнуть самых дальних границ страны, но ему преградили путь высокие горы, и, обходя их, он в итоге вышел на пустынный берег. Он стоял у Моря Безмолвного Шторма, где светло синий волны, похожие на покрытые снегом вершины гор, очень тихо катились из Мрака к широкому берегу, вынося в том направлении белые суда, возвращающиеся из битв на Границах Тьмы, о которой люди не знают ничего. Он видел, как воды вынесли громадный корабль и, пенясь, откатились беззвучно. Эльфы — морские солдаты, высокие и грозные, со сверкающими мечами и жгучим светом и копьями очей нежданно грянули Песню Победы, и сердце Кузнеца было поражено страхом, он пал ниц, и они прошли мимо и скрылись среди наполнившихся эхом холмов.
Осознав, что побывал в Царстве Островов, осаждаемых Морем, Кузнец больше ни при каких обстоятельствах не заходил на данный берег, он устремил собственные мысли к горам, хотя пробраться в самое сердце Сказочного королевства. И в один раз, в то время, когда он искал проход, на него пал серый туман, и, утратив дорогу, Кузнец продолжительно блуждал, пока туман не сдуло прочь, и тогда он заметил, что перед ним расстилается широкая равнина. Далеко он видел Великий Бугор Теней, и из этих теней, как будто бы из корня, устремлялось ввысь, в небо, Мировое Дерево, и его свет был как свет солнца в 12 часов дня, и без счета на нем листьев, цветов и плодов, и не было из них двух однообразных.
Кузнец больше ни при каких обстоятельствах не видел этого Дерева, не смотря на то, что довольно часто отправлялся на поиски его. В одно из таких путешествий, блуждая во Внешних Горах, он отыскал глубокое ущелье. На дне его лежало озеро, безмолвное и неподвижное, не смотря на то, что ветер качал узкие деревья около него. Ущелье было залито красным светом, как будто бы от закатного солнца, лишь данный кровавый отблеск шел из озера. С утеса, нависавшего над озером, Кузнец посмотрел вниз, и это было подобно взору в неизмеримую пропасть; он узрел в том месте необычные языки пламени, раскачивающиеся, ветвящиеся и нервничающие, подобно огромным водорослям в морской глубине, и огненные создания сновали туда-сюда между ними. Зачарованный, он спустился к воде и коснулся ее ногой, но это была не вода: это было жёстче камня и ровнее, чем стекло. Он шагнул вперед, но тут же не легко упал, и звон раскатился по озеру, эхом отдаваясь в горах.
В один миг легкий ветерок превратился в Ураган, плачущий, как громадный зверь; он подхватил Кузнеца, кинул на берег и поволок по склону, кувыркая и крутя, как будто бы сухой лист. Кузнец успел ухватиться за ствол юный березы и прижался к нему, а Ураган яростно набрасывался на них, стараясь оторвать и унести прочь. Под его порывами береза склонилась к почва и укрыла Кузнеца собственными ветвями. В то время, когда же наконец ветер стих, он поднялся на ноги и заметил, что Ураган ободрал березу до последнего листочка, она плакала, и слезы капали с ветвей, как ливень. Кузнец приложил руку к белой коре и сообщил смиренно:
— Благословенна будь, береза! Что могу я сделать, дабы загладить собственную вину либо отблагодарить тебя?
И рукой он почувствовал ответ:
— Ничего. Уходи! Ураган преследует тебя. Ты не принадлежишь данной почва. Уходи и ни при каких обстоятельствах не возвращайся ко мне!
И в то время, когда Кузнец уходил из этого ущелья, он ощущал, как слезы березы текут по его лицу, и неприятными они были на его устах. В его сердце жила скорбь, в то время, когда он шел к себе по долгой дороге, и затем он продолжительно не ходил в Сказочную страну. Но он не имел возможности покинуть ее окончательно, и любой раз как он опять решался пойти в том направлении, все посильнее было его желание пробраться в самое сердце Сказочного королевства.
Наконец Кузнец отыскал дорогу через Внешние Горы, и он шел по ней, пока не добрался до Внутренних Гор, высоких, отвесных и устрашающих. Все же он нашёл проход, по которому возможно было встать, и наступил сутки, в то время, когда он решился и, пробравшись через узкую расселину, посмотрел вниз, в Равнину Вечного Утра, в которой трава зеленее, чем в самых зеленых лугах Ближней Сказочной страны, а ведь они зеленее, чем самые зеленые отечественные луга весной. В том месте воздушное пространство так прозрачен, что возможно видеть красные язычки птиц, поющих на деревьях на самом дальнем краю равнины, не смотря на то, что она весьма широка, а птички не больше крапивников.
Широкими и пологими, наполненными бормотанием водопадов были склоны гор, окружавших Равнину, и Кузнец весело поспешил вниз. А в то время, когда он ступил на ее траву, он услышал пение эльфов, и на лужайке у реки, по берегам которой росли лилии, он заметил красивых танцующих девушек. Кузнеца очаровал стремительный и грациозный танец, и он шагнул к их хороводу. Тогда круг распался, и юная женщина с развевающимися волосами вышла к нему навстречу.
Она, смеясь, сообщила ему:
— А ты осмелел, Носящий Звезду, не правда ли? Не опасаешься того, что может сообщить Королева, в случае если определит, что ты пришел ко мне? Не смотря на то, что, возможно, она дала тебе разрешение.
Кузнец смутился, по причине того, что она прочла его мысли: ему и правда казалось, что Звезда была его пропуском, куда бы он ни захотел пойти, а сейчас он выяснил, что в действительности это не верно. Но она улыбнулась и заговорила опять:
— Иди ко мне! Раз уж ты пришел, ты будешь танцевать со мной. — И она забрала его за руку и ввела в хоровод.
Они танцевали совместно, и на мгновение Кузнец почувствовал стремительность, силу и радость танца в хороводе фей. Но только на мгновение. Вот они остановились опять, через чур не так долго осталось ждать, как показалось ему, и женщина, согнувшись, сорвала белый цветок прямо у собственных ног и вплела его Кузнецу в волосы.
— А сейчас прощай! — сообщила она. — Возможно, мы встретимся опять, в случае если Королева разрешит.
Он не помнил, как вышел из Сказочной страны, а придя в себя, понял, что прыгает верхом по дороге к себе. В поселках, каковые он проезжал, люди не спускали с него удивленных глаз, пока он не прятался из виду. В то время, когда же он наконец спешился во дворе собственного дома, дочка выбежала навстречу и весело обняла его. Может, он возвратился и раньше, чем его ожидали, но все равно, для тех, кто обожает, его отсутствие было через чур продолжительным.
— Отец! — закричала она. — Где ты был? Твоя звезда сияет так ярко!
Но в то время, когда Кузнец переступил порог, звезда опять померкла. Нелл забрала его за руку и подвела к очагу. Повернувшись, она посмотрела ему в лицо.
— Дорогой супруг! Где ты побывал и что ты видел? У тебя цветок в волосах.
И она с опаской забрала цветок. На ее ладони он смотрелся как вещь, которую видишь издали, и его свет отбрасывал тени на стены помещения, заполняемой вечерним сумраком. На стене огромная тень Кузнеца склонила голову.
— Ты похож на гигант, отец, — сообщил сын, до этого не проронивший ни слова.
Цветок не завял и не померк, и семья хранила его как тайное сокровище. Кузнец сделал для него ларчик с ключом, в том месте и хранился цветок и переходил по наследству много поколений; любой обладатель ключа имел возможность время от времени открыть ларец и продолжительно наслаждаться Живым Цветком, пока ларец не закрывался сам по себе.
Годы шли своим чередом. Много времени прошло с того праздника, в то время, когда Кузнец, которому не было тогда и десяти, взял Звезду. Опять наступил Праздник Двадцати Четырех, и к тому времени Элф уже стал Мастером Поваром и выбрал себе нового подмастерья, парня по имени Харпер. Через двенадцать лет затем Кузнец возвратился из Сказочной страны с Живым Цветком, а данной зимний период должен был состояться новый Праздник Двадцати Четырех. в один раз осенним днем Кузнец шел по лесу на самой окраине Сказочной страны. Золотые листья шелестели на деревьях, красные листья лежали на земле. Он слышал шаги позади, но не оборачивался и не обращал на них внимания, так глубоко он ушел в собственные мысли.
Сейчас он шел не по собственной воле, его позвали в том направлении, и он проделал продолжительный путь, таковой продолжительный, казалось ему, как ни разу. Его вели и защищали, потому, что сам он не помнил, куда шел, и довольно часто не различал дороги, как будто бы в тумане либо в непроницаемой тьме, пока наконец не вышел к высокому бугру под ночным небом, над которым сияли бесчисленные звезды. И, поднявшись на него, он предстал перед Королевой. У нее не было ни короны, ни трона. Она стояла во славе и всём величии, в окружении великого войска, но она была выше звезд, мерцавших на остриях их копий, и над ее головой пылало белое пламя. Она подала Кузнецу символ приблизиться, и, дрожа, он сделал ход к ней. Высоко и чисто пропела труба, миг — и они остались одни.
Кузнец стоял перед ней, преклонив голову, и не имел возможности кроме того опуститься на колени, по причине того, что был так испуган и ощущал себя столь ничтожным перед ее величием, что все положенные жесты почтения казались ненужными. В итоге он осмелился поднять глаза и встретил важный взор Королевы. И он испугался и удивился, по причине того, что он определил ее: фею из Зеленой Равнины, танцовщицу, под ногами которой распускались цветы. Она улыбнулась, заметив, что он отыскал в памяти ее, и приблизилась к нему; и они продолжительно говорили без слов, и их разговор был выполнен то эйфории, то печали. Позже мысли Кузнеца повернули вспять, через всю прожитую им жизнь и впредь до того дня, в то время, когда на Празднике Детей Звезда выбрала его, и нежданно перед его взглядом предстала фигурка маленькой танцовщицы с чудесной палочкой, и он со стыдом опустил глаза перед красотой Королевы.
Но она опять засмеялась, как тогда в Равнине Вечного Утра.
— Не грусти обо мне, Носящий Звезду, и не стыдись собственного народа. Для кого-то маленькая куколка, возможно, лучше, чем по большому счету никаких воспоминаний о Сказочной стране. В случае если для одних это лишь проблеск, то для других — пробуждение. Так как как раз с того дня в твоем сердце показалось желание встретиться со мной. И вот я выполнила твое желание. Это все, что я могу сделать для тебя. А сейчас, на прощание, я попрошу тебя сделать кое-что для меня. В случае если заметишь Короля, передай ему: Время настало. Ему выбирать.
— Но, Повелительница, — он запнулся, — где же я отыщу его? Кузнец неоднократно задавал данный вопрос обитателям Сказочной страны, и все они отвечали: Он не сообщил нам.
Королева улыбнулась:
— Если он не сообщил тебе, Носящий Звезду, то и я не могу сообщить. Он большое количество путешествует, и, возможно, ты встретишь его в том месте, где совсем не ожидаешь. А сейчас преклони колени.
И Кузнец опустился на колени, а Королева, согнувшись, возложила руки ему на голову, и великий покой снизошел на него. И ему казалось, что он одновременно и дома и в Сказочной стране, и что он видит их извне и изнутри, и он ощущал горе от того, что что-то потерял, и счастье от того, что что-то купил, и великий покой. Но вот все прошло, он поднял голову и поднялся на ноги. Занималась заря, звезды меркли, Королевы уже не было. На большом растоянии в горах слышалось эхо трубы. Бугор, на котором он стоял, был негромок и безлюден, и Кузнец знал, что его путь сейчас ведет назад, к потере.
Место, где он видел Королеву, осталось на большом растоянии сзади. Кузнец ступал по опавшим страницам, думая над тем, что заметил и определил. Шаги позади приблизились. И нежданно он услышал:
— Похоже, нам по пути, Носящий Звезду.
Кузнец содрогнулся, пришёл в сознание от своих мыслей и увидел, что кто-то нагоняет его. Незнакомец был высок, шел легко и скоро и одет был в темно-зеленый плащ с капюшоном, что закрывал лицо. Кузнец удивился. Носящим Звезду его кликали лишь обитатели Сказочной страны, но он не имел возможности отыскать в памяти, что когда-нибудь видел тут этого человека, и еще он ощущал, что все же обязан знать его.
— Куда же ты идешь? — задал вопрос он наконец.
— Я возвращаюсь в твой поселок, — ответил незнакомец, — и я надеюсь, что ты также идешь в том направлении.
— Да, я вправду иду к себе, — сообщил Кузнец. — Отправимся совместно. Но я отыскал в памяти кое-что. Перед тем как я отправился обратно, Повелительница Сказочной страны просила меня передать одно известие, но мы не так долго осталось ждать уже покинем ее пределы, и я не пологаю, что когда-нибудь возвращусь. А ты еще возвратишься ко мне?
— Да, я возвращусь. Ты можешь передать это известие мне.
— Но я обязан передать его Королю. Ты знаешь, где отыскать его?
— Знаю. Скажи, что ты обязан передать.
— Повелительница просила сообщить лишь: Время пришло. Ему выбирать.
— Я все осознал. Можешь больше не тревожиться об этом.
Они шли рядом в молчании, только листья шуршали под ногами, но в то время, когда они прошли уже пара миль, не смотря на то, что все еще были в пределах Сказочной страны, незнакомец остановился, повернулся к Кузнецу и откинул собственный капюшон. Сейчас Кузнец определил его — это был Элф Подмастерье, как в мыслях Кузнец все еще кликал его, неизменно вспоминая тот сутки, в то время, когда Элф как ассистент Повара стоял в Зале, держа наготове сверкающий нож, дабы разрезать Торт, и в его глазах отражались огоньки свечей. Он уже должен был стать стариком, по причине того, что Мастером Поваром он был много лет; но тут, стоя под соснами Ближнего Леса, он смотрелся как Подмастерье из того далекого времени, лишь возмужавший: не было ни седины в его волосах, ни морщин на лице, и глаза его сияли, как будто бы отражая свет.
— Мне нужно поболтать с тобой, Кузнец, сын Кузнеца, пока мы не возвратились в твою страну, — сообщил Элф.
Это весьма поразило Кузнеца, поскольку ему самому довольно часто хотелось поболтать с Элфом, но он ни при каких обстоятельствах не имел возможности решиться на это. Элф неизменно приветливо с ним здоровался и относился к нему с симпатией, но, казалось, лишь с ним он как будто бы избегал беседы. И по сей день он с ухмылкой наблюдал на Кузнеца; но внезапно поднял руку и коснулся Звезды кончиком пальца. Его глаза погасли, и Кузнец осознал, что данный свет шел от Звезды, и глаза Элфа светились этим светом, а сейчас погасли вместе с нею. Он отшатнулся, с большим удивлением и со злобой.
— Ты не думаешь, Мастер Кузнец, что пора тебе дать эту вещь?
— Что тебе до этого, Мастер Повар? И из-за чего я обязан отдавать ее? Разве она не моя? Она сама пришла ко мне, и разве нельзя оставлять у себя то, что приходит так, хотя бы легко на память?
— Да — то, что легко подарено, либо то, что дают на память. Но кое-что не дарится, и не должно оставаться у одного человека окончательно, по причине того, что это не сокровище и не наследство. Это дается взаймы. Может, ты ни при каких обстоятельствах не считал, что кому-то еще нужна эта вещь. Но это так. И время не ожидает.
Тогда Кузнец заволновался, поскольку он был щедрым человеком и сейчас с признательностью отыскал в памяти все, что Звезда дала ему.
— Что же мне делать? — задал вопрос он. — Дать ее кому-нибудь из Властителей тут, в Сказочной стране? Дать ее Королю?
И с этими словами в его сердце зародилась надежда, что с таким поручением он сможет еще раз побывать в Сказочной стране.
— Ты можешь дать ее мне, — сообщил Элф, — не смотря на то, что это, возможно, через чур не легко для тебя. Не желаешь ли ты пойти со мной в кладовую и положить ее обратно в тот ящичек, куда положил ее когда-то твой дедушка?
— Я не знал этого, — удивился Кузнец.
— Никто, не считая меня, этого не знает. Лишь я был наряду с этим.
— Тогда, возможно, ты знаешь, как он отыскал ее и из-за чего положил в том направлении?
— Он принес ее из Сказочной страны; это ты и без того знаешь, — ответил Элф. — Он положил ее в том направлении, сохраняя надежду, что она придет к тебе, поскольку ты — его единственный внук. Он так и сообщил мне, по причине того, что считал, что я смогу оказать помощь ему в этом. Он папа твоей матери. Я не знаю, говорила ли она тебе о нем, если она по большому счету что-нибудь о нем знала. Райдер его кликали, он был великий путешественник, перед тем, как он поселился в Громадном Вуттоне и стал Мастером Поваром, он очень многое повидал и многому обучился. Но он ушел, в то время, когда тебе было всего два года — и на его место не нашлось никого лучше Ноукса, бедняги! Все же, как и ожидалось, пришло время, в то время, когда я стал Мастером. В текущем году я буду делать собственный второй Громадный Торт, так что я единственный Повар на памяти людей, кто когда-либо испек второй Громадный Торт. Я положу Звезду в него.
— Отлично. Я дам ее тебе, — сообщил Кузнец. Он взглянуть на Элфа, как бы стараясь прочесть его мысли. — А ты знаешь, кто ее отыщет?
— Что тебе до этого, Мастер Кузнец?
— Я желаю определить, знаешь ли ты, кто это будет, Мастер Повар. Тогда мне будет легче расстаться с тем, что мне так дорого. Мой внук, сын моей дочери, еще через чур мелок.
— Может, будет легче, быть может, и нет. Посмотрим, — сообщил Элф.
В молчании прошли они оставшийся путь до Громадного Вуттона. Они доходили к Дому; в мире людей солнце уже садилось, окна Дома пылали красным закатным светом. Он мерцал на позолоченной резьбе огромных дверей, и причудливые многоцветные морды с разверстыми пастями наблюдали вниз с водостоков под крышей. Недавно Дом заново застеклили и перекрасили, в Совете было большое количество споров об этом. Некоторым это не пришлось по нраву, и они назвали это новыми выдумками, но те, кто был поумнее, знали, что в действительности это возвращение ветхих традиций. Но так как это не стоило никому ни пенни (Мастер Повар сам за все заплатил), то все в итоге сделали вывод, что пускай он делает как желает. Кузнец ни разу не видел Дом в таком свете, и он стоял, очарованный, глядя во все глаза, забыв обо всем.
Он почувствовал, что кто-то прикоснулся его за руку. Элф повел его около Дома, к маленькой двери, ведущей в Кухню. Он отпер ее, и они с Кузнецом спустились в кладовую по чёрной узкой лестнице. В том месте Элф зажег долгую свечу, отпер буфет и дотянулся с полки маленькой тёмный ящичек. Это был тот самый ящичек, лишь сейчас он был отполирован и покрыт серебряными узорами.
Мастер Повар открыл крышку и продемонстрировал Кузнецу, что все отделения заполнены свежими пахучими специями, только одно, мелкое, было безлюдным. У Кузнеца заслезились глаза. Он прижал руки к лицу, и в то время, когда забрал их, звезда лежала на ладонях, и он внезапно почувствовал пронзительную боль, и слезы потекли по его щекам. И не смотря на то, что Звезда опять ярко светилась, он видел лишь неясное сияние, как будто бы издали.
— Я ничего не вижу, — сообщил он. — Ты, а не я обязан положить ее в том направлении.
Он протянул руку, и Элф забрал Звезду, положил ее на место и закрыл крышку. Опять стало мрачно.
Кузнец без звучно повернулся и ощупью отправился к двери. На пороге Кухни он почувствовал, что зрение опять возвратилось к нему. Уже спустились сумерки, и в темнеющем небе Вечерняя Звезда сияла рядом с Луной. В то время, когда он стоял, глядя на них, он почувствовал руку на своем плече и обернулся.
— Ты дал мне Звезду по собственной воле, — мягко сообщил Элф, — и если ты все еще желаешь знать, кому из детей она дастся, я сообщу тебе.
— Да, я весьма желаю знать это.
— Ее возьмёт тот, кого назовешь ты.
Кузнец так растерялся, что продолжительно не имел возможности ничего ответить.
— Ну, — сообщил он, колеблясь, — не знаю, что ты поразмыслишь о моем выборе. Пожалуй, у тебя нет особенных обстоятельств обожать Ноуксов, но его мелкий правнук, сын его внука, Ноуксов Тим из Тауншенда, приглашен на праздник. Тауншендовские Ноуксы совсем другие.
— Я также думал о нем, — ответил Элф. — У него умная мама.
— Да, она сестра моей Нелл, но я обожаю мелкого Тима не только вследствие того что он мой племянник. Не смотря на то, что, возможно, это и не лучший выбор.
Элф улыбнулся.
— Ты также не был лучшим, — сообщил он, — но я согласен, тем более, что я уже выбрал Тима.
— Тогда из-за чего ты просил меня выбрать?
— Таково желание Королевы. Если бы ты выбрал кого-нибудь другого, я бы обязан был принять твой выбор.
Кузнец продолжительно наблюдал на Элфа, позже он нежданно низко поклонился:
— Сейчас я осознал, Повелитель. Это громадная честь для нас.
— И я уже вознагражден за нее, — сообщил Элф. — Ступай с миром.
В то время, когда Кузнец дошел до собственного дома на западном краю поселка, он заметил сына у двери кузницы. Тот только что закончил дневную работу, закрыл дверь и сейчас стоял, всматриваясь в белеющую дорогу, по которой его папа в большинстве случаев возвращался из путешествий. Услышав шаги за спиной, он с большим удивлением обернулся, по причине того, что не ожидал отца с данной стороны, побежал навстречу и почтительно забрал его за руки.
— Папа, я ожидал тебя со прошлого дня! — сообщил он. Позже, взволновано посмотрев ему в лицо, он добавил: — Ты таковой усталый! Ты, возможно, проделал громадной путь?
— Да, я был весьма на большом растоянии, мой сын. Я прошел целый путь от Восхода до Заката.
Они совместно вошли в дом, освещенный лишь пламенем, мерцающим в очаге. Его сын зажег свечи, и некое время они без звучно сидели перед огнем. горечь утраты и Великая усталость были на сердце Кузнеца. Наконец он посмотрел назад, как бы придя в себя.
— Из-за чего мы одни?
Его сын с упреком взглянуть на него.
— Мать ушла в Небольшой Вуттон к Нэн. Сейчас ее крохе исполнилось два года. Они желали, дабы и ты также пришел.
— О, да. Я планировал быть в том месте, и я должен был успеть, но я задержался. Мне необходимо было обдумать одну вещь и это вынудило меня отложить на время все другое. Но я не забыл о мелком Томе. — Он дотянулся из-за пазухи маленькой кожаный кошель. — Я принес ему кое-что. Ветхий Ноукс назвал бы это легко побрякушкой — но она из Сказочной страны Эльфов, Нэд.
И он вынул мелкую серебряную вещицу. Она была похожа на лилию с узким ровным стеблем и с тремя ласковыми цветками, склонившимися вниз как легкие колокольчики. Это и были колокольчики — в то время, когда он тихо встряхнул игрушку, любой цветок зазвенел на собственной узкой чистой ноте. Наряду с этим ласковом звуке вспыхнули свечи и помещение осветилась на мгновение сказочным белым светом.
Глаза Нэда с большим удивлением расширились:
— Возможно мне посмотреть на это, Папа? — Он с опаской забрал игрушку кончиками пальцев и посмотрел в цветок. — Сказочная работа! Отец, колокольчики пахнут! Данный запах напоминает мне, он напоминает мне, о, что-то, о чем я давным-давно забыл.
— Да, данный запах появляется по окончании того, как колокольчики отзвенят. Но не опасайся, Нэд, это игрушка, и она сделана так, дабы ребенок имел возможность играться с ней, не опасаясь ее сломать, и она не имеет возможности поранить его.
Кузнец положил презент назад в кошель и запрятал его за пазуху.
— на следующий день я сам отнесу ее в Небольшой Вуттон. Возможно, Нэн с Томасом и Мама забудут обиду меня. А что до малыша Тома, так он до тех пор пока еще не вычисляет дней… либо недель, месяцев и лет…
— Прекрасно, Папа, сходи в том направлении. Я был бы рад пойти с тобой, но, видно, не скоро мне удастся выбраться. Сейчас я бы не отправился, даже если бы не ожидал тебя. У нас большое количество заказов, и должны принести еще.
— Нет, нет, Сын Кузнеца! И у тебя также должны быть праздничные дни! В случае если меня кличут дедом, это не означает, что мои руки уже ослабели. Пускай приносят работу! Сейчас ежедневно с ней будут управляться две пары рук. Я больше не буду путешествовать, Нэд, по крайней мере, так на большом растоянии… Если ты осознаёшь меня.
— Так вот оно что, Папа! Я все считал, что же стало с твоей Звездой. Тебе так не легко. — Он почтительно забрал руки отца. — Я тебе сочувствую. Но так как, иначе, это и прекрасно для отечественного дома. Ты знаешь, Мастер, ты еще многому сможешь меня научить, в случае если будет время. И я говорю не только о кузнечном деле.
Они совместно поужинали, и еще долго сидели позже за столом, Кузнец говорил сыну о последнем путешествии в Сказочную страну и о многом втором, что приходило ему в голову, — но он ничего не сообщил о том, что он выбрал, кому дастся Звезда.
Наконец сын взглянуть на него и сообщил:
— Папа, не забываешь тот сутки, в то время, когда ты возвратился с Цветком? Я еще заявил, что твоя тень похожа на тень гиганта. Тень не одурачила меня. Так как тогда сама Королева танцевала с тобой! И все же ты дал Звезду. Надеюсь, она попадет к хорошему. Данный ребенок будет благодарен…
— Ребенок не имеет возможности знать, — ответил Кузнец. — Об этом не знают, приобретая. Прекрасно, да будет так. Я передал ее и возвращаюсь назад, к щипцам и молоту.
Как это ни необычно, но ветхий Ноукс, когда-то насмехавшийся над Подмастерьем, так и не смог выбросить из головы того, что звезда провалилась сквозь землю из Торта, хоть это и произошло много лет назад. Он разжирел, обленился и закинул все дела, в то время, когда ему стукнуло шестьдесят (возраст невеликий для Вуттона). Сейчас ему было уже под девяносто, он поразительно растолстел, по причине того, что ничего не делал, но так же, как и прежде обожал покушать и особенно налегал на сладкое. Все собственный время он проводил если не за столом, то в громадном кресле у окна, а в хорошую погоду на крыльце. Он обожал поболтать с соседями, потому, что вычислял себя сведущим во всех Вуттонских делах, но сейчас его беседы все чаще возвращались к Громадному Торту, что он все-таки сделал (сейчас он был твердо в этом уверен). И во всех снах ему снился Громадной Торт. Его бывший Подмастерье время от времени перекидывался с ним словечком. Состарившийся Повар все еще именовал его Подмастерьем и ожидал, что тот в ответ будет именовать его Мастером. И Подмастерье неизменно так обращался к нему; это сказало в его пользу, не смотря на то, что у Ноукса были собеседники и поприятнее.
в один раз Ноукс спал по окончании обеда в собственном кресле на крыльце. Содрогнувшись, он проснулся и заметил, что бывший Подмастерье стоит перед ним и внимательно на него наблюдает.
— А, здравствуй, — сообщил Ноукс, зевая, — рад тебя видеть. Знаешь ли, мне снова снился данный Торт. Я вот все думаю о нем. Это был лучший торт из всех, что делал я, а это о чем-то говорит. Не смотря на то, что, может, ты его уже и забыл.
— Нет, Мастер. Я отлично его не забываю. Но о чем вы волнуетесь? Это был хороший Торт, он всем понравился и его восхваляли.
— Само собой разумеется, поскольку это я его делал. Но не это меня тревожит. В том месте была одна штучка, звезда. Никак не могу осознать, что же с ней стало. Конечно же, она не растаяла. Я это сообщил лишь, дабы не испугать детей. Все пологаю, что кто-нибудь все-таки проглотил ее. Но разве так возможно? Ты можешь проглотить мелкую монетку и не подметить, но не такую звезду. Она была маленькая, но с острыми финишами.
— Да, Мастер. Но разве вы понимаете точно, из чего она была сделана? Не волнуйтесь . Кто-то проглотил ее, уверяю вас.
— Но кто же тогда? Хорошо, у меня хорошая память, и данный сутки как словно бы отпечатался в голове. Я могу назвать всех детей по именам. Разреши подумать. Должно быть, это Молли, дочь Мельника. Она была такая жадная и глотала не прожевывая. Сейчас толстая, как мешок с мукой.
— Да, имеется люди, каковые так делают, Мастер. Но Молли ела с опаской и отыскала в собственном куске два сюрприза.
— Вот как? Хорошо, тогда это был Гарри, сын Бочара. Бочонок, а не мальчик, и рот до ушей, как у лягушки.
— Обязан вам сообщить, Мастер, что он был хорошим мальчиком, легко обширно и дружелюбно радовался. К тому же он был так осмотрителен, что вначале раскрошил собственный кусок, но ничего не отыскал.
— Тогда это была та маленькая бледная девочка, Лили, дочь отечественного Торговца Сукном. не забываю, в то время, когда она была маленькая, так ползала по полу и глотала булавки, — и ничего.
— Нет, Мастер. Она съела лишь глазурь и корку, а начинку дала мальчику, что сидел рядом с ней.
— Тогда сдаюсь. Кто же это мог быть? Думается, ты с них глаз не сводил, в случае если лишь ты все это не придумал.
— Это был сын Кузнеца, Мастер. И я пологаю, что Звезда принесла ему счастье.
— Ну, ну! — засмеялся ветхий Ноукс. — Я так и знал, что ты меня разыгрываешь. Не смеши меня! Кузнец был тогда негромким и медлительным. на данный момент от него большое количество шума, я слышал кроме того, что он еще и поет. Но он осмотрительный… Ни при каких обстоятельствах не рисковал. Как говорится, жует два раза, перед тем как проглотить, и неизменно так поступал, если ты осознаёшь, о чем я говорю.
— Осознаю, Мастер. Раз вы не верите, что это был Кузнец, то я ничем не могу вам оказать помощь. Да сейчас это и не имеет значения. Возможно, вы успокоитесь, в случае если определите, что Звезда возвратилась обратно в ящичек. Вот она!
Подмастерье был одет в темно-зеленый плащ, что Ноукс лишь на данный момент увидел. Из складок плаща он извлек маленькой тёмный ящичек и открыл его прямо под носом у ветхого Повара.
— Вот Звезда, Мастер, тут в уголке.
Ветхий Ноукс раскашлялся, расчихался, но наконец-то все же посмотрел в ящичек.
— Так вот она! — вскрикнул он. — По крайней мере, похожа.
— Это та самая Звезда, Мастер. Позавчера я сам положил ее ко мне. А данной зимний период я опять запеку ее в Громадный Торт.
— Так, так! — Ноукс хитро взглянуть на Подмастерье и захохотал, трясясь, как желе. — Вижу, вижу! Детей было двадцать четыре и сюрпризов двадцать четыре, и звезда лишняя. Выковырнул, тесто в печь, а сам припрятал ее до другого раза. Ты всегда был хитрюгой, шустрым, возможно сообщить. Все экономил: макового зернышка напрасно не израсходуешь. Ха-ха-ха! Вот, значит, как дело было. Я имел возможность и сам додуматься. Хорошо, вот все и выяснилось. Сейчас возможно дремать нормально. — Он поерзал в кресле. — Наблюдай, дабы твой ученик не сыграл с тобой такую шутку. Как говорится, на всякого хитреца найдется кто-нибудь умнее. — Он прикрыл глаза.
— До свиданья, Мастер! — сообщил Подмастерье, закрыв ящик с таким хлопком, что ветхий Повар с большим удивлением выпучился на него.
— Ноукс, — сообщил он, — ваши знания столь глубоки, что я лишь два раза осмелился заговорить с вами первым. Я заявил, что Звезда пришла из Сказочной страны и что она досталась Кузнецу. Вы посмеялись нужно мной. Сейчас, в то время, когда мы расстаемся, я сообщу вам еще кое-что, лишь не смейтесь. Вы тщеславный ветхий мошенник, толстый, ленивый и умный. Я делал всю никакой благодарности — и вашу работу. Вы всему у меня обучились — не считая уважения и вежливости к Сказочной стране, а я ни разу кроме того не слышал от вас Хороший сутки.
— Ну, что касается вежливости, так я не вижу никакой вежливости в том, дабы обзывать мастеров и людей старших собственного дела. Покинь себе собственную Сказочную страну и всю эту чепуху. Хороший сутки, если ты этого ожидаешь от меня. А сейчас катись! — Он насмешливо помахал рукой. — В случае если кто-нибудь из твоих сказочных дружков скрывается на Кухне, пришли его ко мне, а я на него взгляну. Пускай он помашет собственной чудесной палочкой и сделает меня опять дистрофичным. Может, тогда я тебе поверю. — И Ноукс засмеялся.
— Не уделите ли вы мало собственного времени Королю Сказочной страны? был ответ.
И к кошмару Ноукса, с этими словами Элф вырос у него на глазах. Он открыл плащ, и Ноукс заметил под ним торжественное белое одеяние Мастера Повара, лишь оно переливалось, мерцало и вспыхивало. Его голову венчала драгоценная диадема — сияющая звезда. Лицо его было молодо, но в глазах жёсткая мудрость.
— Старик, — сообщил он. — По крайней мере, ты не старше меня. А что касается мастерства, так ты частенько подглядывал из-за моей поясницы. Решишься ли ты и сейчас в открытую отрицать это?
Он шагнул вперед, и Ноукс дрожа сжался в собственном кресле, стараясь отодвинуться как возможно дальше. Он попытался закричать, дабы позвать на помощь, но смог лишь еле слышно сипеть.
— Нет, Повелитель, — проскрипел он. — Не причиняйте мне зла! Я всего лишь пожилой бедный человек.
Лицо короля смягчилось.
— Что ж, хорошо! Ты говоришь правду. Не опасайся и успокойся. Может, желаешь, дабы на прощание Король Эльфов выполнил твое желание? Я обещаю тебе. Прощай! Сейчас дремли!
Он опять завернулся в плащ и отправился по направлению к Дому, но еще перед тем, как он скрылся из виду, вытаращенные глаза ветхого Повара закрылись, и он захрапел.
В то время, когда ветхий Повар опять проснулся, солнце уже садилось. Он протер глаза и легко содрогнулся, по причине того, что осенний воздушное пространство был холоден.
— Ух, ну и сон! — сообщил он. — Должно быть, все из-за той свинины, которую я съел на обед.
С того дня он начал бояться, что ему еще приснятся такие ужасные сны, не осмеливался практически ничего имеется, опасаясь, что еда может его расстроить, его трапезы стали весьма недолгими и несложными. Скоро он похудел, его кожа и одежда свисали с него складками. Дети прозвали его Старик — Кожа да Кости. Он с удивлением понял, что опять может передвигаться и ходить по всему Вуттону посредством всего лишь палки; и прожил он затем намного больше, чем если бы толстел . Вправду, как говорят, ему сравнительно не так давно стукнуло сто лет, это единственное, что запомнили о нем люди. И до последнего дня он повторял каждому желающему эту историю.
— Имеете возможность именовать его тревожным, но, в случае если задуматься, то это легко глупый сон. Король Сказочной страны! Что ж, у него нет никакой чудесной палочки. В то время, когда перестаешь имеется, начинаешь худеть, это конечно. В полной мере объяснимо. Никакого волшебства тут нет.
Настало время Праздника Двадцати Четырех. Кузнеца пригласили петь песни, а его жену — помогать управиться с детьми. Кузнец наблюдал, как они пели и танцевали, и думал о том, что они прекраснее и живее, чем были в юные годы он и его приятели. На мгновение он задумался над тем, что может Элф делать в свободное время. Казалось, любой ребенок хорош отыскать Звезду. Но по большей части он наблюдал на Тима: достаточно пухленький мальчик, танцует неуклюже, но поет приятным голоском.
За столом он сидел без звучно и смотрел, как точат нож и разрезают Торт. Внезапно он певуче сообщил:
— Дорогой Мастер Повар, лишь отрежьте мне мелкий кусочек, пожалуйста. Я уже так много съел, что больше не могу.
— Прекрасно, Тим, — сообщил Элф. — Я отрежу кусочек специально для тебя. Думаю, ты легко с ним справишься.
Кузнец наблюдал, как Тим ел собственный кусочек, медлительно, но с видимым наслаждением; не смотря на то, что, не отыскав в нем ни сюрприза, ни монетки, он огорчился. Но скоро свет полился из его глаз, он захохотал и повеселел, негромко запел песенку. Позже он поднялся и начал танцевать с таковой необычной грацией, которую ни разу не показывал. Все дети захохотали и захлопали в ладоши.
Значит, все в порядке, — поразмыслил Кузнец, — ты сейчас мой наследник. Весьма интересно, в какие конкретно незнакомые места поведет тебя Звезда? Бедный ветхий Ноукс, он, возможно, так и не додумается, какое чудесное событие случилось в его в семье.
Он так и не додумался. Но на этом Празднике случилось одно событие, которым Ноукс был страшно доволен. Незадолго до конца Праздника Мастер Повар простился со всеми детьми и взрослыми.
— Настала пора и мне прощаться с вами, — сообщил он. — Через день-два я уйду. Мастер Харпер уже готов занять мое место. Он весьма хороший Повар и, как вы понимаете, появился в одном поселке с вами. А я возвращусь к себе. Не пологаю, что вы станете скучать обо мне.
Дети радостно с ним простились и культурно поблагодарили за прекрасный и вкусный Торт. Лишь мелкий Тим забрал его за руку и сообщил:
— Как жаль…
Не смотря на то, что в деревне, само собой разумеется, были семьи, где весьма скучали по Мастеру Повару. Его немногочисленные приятели, в особенности Харпер и Кузнец, горевали об его уходе и в память об Элфе следили, дабы не тускнели краска и позолота Дома. Но большая часть очень не огорчалось. Он и без того через чур продолжительно жил в поселке, и никто не жалел о переменах. Но ветхий Ноукс ударил палкой по полу и сообщил напрямик:
— Наконец-то он ушел! Я рад. Ни при каких обстоятельствах он мне не нравился. Уж весьма был умный. Как говорится, чересчур шустрый.
Обзор книга. Кузнец из Громадного Вуттона. Джон Толкин.
