Благодаря средствам и книгам массовой информации то, как мы мыслим, делается злободневной темой дня и приводит к горячим дискуссиям. Весьма интересно, но, что в тех же дискуссиях тема эмоций и взаимосвязи чувств практически в любое время выступает как вторичная. А время от времени их и по большому счету путают. В то время, когда заходит обращение о эмоциях и чувствах, часто приходится видеть, что эти слова употребляют как взаимозаменяемые понятия, слепленные совместно в виде некоей бесформенной туманности, очень зыбкой и тяжело определимой.
Мы с матерью в течении многих лет много раз вели беседы на эту тему. «Я всегда думала, что эмоции и чувства — это одно да и то же», — сказала она столько раз, что я уже сбился со счета. Неудивительно, что люди их объединяют. За немногими исключениями, духовность и наука — два источника знания, которым мы исторически привыкли доверять в отношении описания картины мира, "Наверное," совсем изъяли силу эмоций и чувств из уравнения судьбы.
В современных изданиях Библии, к примеру, только по чистой случайности среди текстов, каковые были «утрачены» на протяжении ее главной ревизии, предпринятой в четвертом веке, видятся и такие (к примеру, гностическое Евангелие or Фомы), где даются наставления по части силы мысли и чувств. Не смотря на то, что ссылки на эти документы и отсутствуют в большинстве общепринятых религиозных традиций, основанных на иудео-христианских воззрениях, это, но, не относится к вторым духовным традициям, основанным на не меньше великих учениях.
Как ученый, в середине 1980-х годов трудившийся в оборонной индустрии, я всегда считал, что самый сохранившиеся образчики таких учений я отыщу в местах, самый удаленных от современной цивилизации. Разыскивая их, я побывал в некоторых самых далеких и изолированных святилищах, сохранившихся сейчас на Земле, начиная с монастырей в египетских Синайских горах и заканчивая высокогорьями и перуанскими Андами Тибета и Центрального Китая. И вот в один раз ясным холодным утром 1998 года я внезапно услышал слова, свидетельствующие о силе эмоций в нашей жизни так убедительно, что это не могло быть случайностью.
*
Ежедневно на Тибетском плато и лето, и зима. Лето — под прямыми лучами высокогорного солнца, зима — в то время, когда солнце скрывается за зубчатыми вершинами Гималаев. В то время, когда я сидел на холодном полу, казалось, что между моей кожеЯ и древними камнями ничего нет. Но я знал, что не могу уйти. И на то была особенная обстоятельство: как раз для этого дня я пригласил маленькую группу люден присоединиться ко мне, дабы выполнить путешествие через полмира.
В течение четырнадцати дней мы приспособились! к этим местам, расположенным на высоте 16 ООО футов над уровнем моря. Цепляясь за сиденья и приятель за приятеля, мы как имели возможность держались и подбадривали себя, пока отечественный сгаренм кий автобус полз по наполовину затопленному водой мост* и распутью через пустыню, дабы появляться в необходимы! момент как раз в этом самом месте — в монастыре, постро! енном восемьсот лет назад у подножья горы. Я пристальн J взглянул прямо в глаза прекрасного, неизвестного возя раста мужчины — настоятеля этого монастыря, сидевшегя передо мной в позе лотоса, и через переводчика задал емч тот же самый вопрос, что задавал всем монахиням и монахам, видевшимся на отечественном пути на протяжении пав ломничества.
— В то время, когда мы видим, как вы молитесь, — начал я, — как вы настраиваетесь в тон и поете по четырнадцать либо шестнадцать часов в день, в то время, когда мы видим колокольчики! чаши, гонги, слышим звон бубенцов, умны и мантры, что происходит у вас в?
В то время, когда переводчик перевел ответ настоятеля, по моему телу прошла дрожь, позванная сильным эмоцией сопри-1 частности, и я понял, что именно для этого момента мь! и прибыли ко мне.
— Вы не видите отечественных молитв, — ответил он, — потому, что молитвы незримы. — Оправив тяжелый шерстяной ба*| лахон и прикрыв им ступни, настоятель продолжил: — Вы видите только то, что мы делаем, дабы создать в собственном теле чувство. Молитва — это чувство.
Ясность ответа настоятеля меня практически потрясла! Его слова как будто бы эхо вторили тем идеям, каковые были заложены в древних гностических и христианских традициях двухтысячелетней давности. В ранних переводах книги Иоанна (глава 16, сгих 24, к примеру) нас учат придавать силу своим молитвам, окружая себя уже выполненными жаждами (другими словами эмоцией того, что они выполнены). «Задавай вопросы без потаенного побуждения и окружи себя своим ответом». Потому что, для получения ответа на собственные молитвы, мы должны быть выше всяких сомнений, которыми довольно часто сопровождаются отечественные хорошие жажды.
Передавая краткое учение об умении овладевать собственными сомнениями, гностическое Евангелие от Матфея сохранило правильные наставления самого Иисуса, как приводить к, творящие чудеса. В середине XX века эти слова были найдены в египетской библиотеке Наг-Хаммади. Причем похожие наставления приводятся в двух совсем различных местах, и и в том и другом случае нам предлагается объединить собственные мысли и эмоции в одну замечательную силу. В стихе 48, к примеру, говорится: «В случае если двое [мысль и чувство заключат между собой мир в одном доме, то достаточно будет сообщить горе: Подвинься! — и та подвинется». Стих 106 весьма похож на вышеприведенный и вторит ему: «В то время, когда сделаете два одним [мысль и чувство , то сообщите горе: Подвинься! — и та подвинется».
В случае если за прошедшие 2000 лет эта истина не потеряла собственной силы.так что кроме того настоятель тибетского монастыря смог передать ее сущность, по всей видимости, это учение все еще возможно полезно для нас и сейчас. Пользуясь фактически аналогичным языком, и тибетский настоятель, и древние рукописные свитки обрисовывают некую форму молитвы, а заодно и великий секрет, в основном потерянный на Западе. чувства и Убеждение, каковые мы в него вкладываем и которыми его окружаем, и имеется тот самый язык чудес.
ФИКСИКИ. ГРОМАДНЫЙ СЕКРЕТ — Книги по фильму (Фиксики в кино с 28 октября)
