Часто чувство разочарования а также досады окрашивает первые впечатления о Японии. Приезжему в первую очередь думается, что он опоздал, что он потерял время, в то время, когда еще возможно было заметить настоящее лицо данной страны – красочное, стилизованное, как театральная декорация.
Кроме того сознавая, что он едет в третью промышленную державу мира, турист рассчитывает, что ее новые черты окажутся только забавно красивыми, экзотически парадоксальными добавлениями к чертам классическим; что самые большие в мире танкеры, самые мелкие телевизоры и самые стремительные в мире поезда будут только контрастной ретушью на портрете сказочной страны с ее церемонными поклонами, кукольными дамами, игрушечными древними и бумажными домиками храмами среди прихотливо изогнутых сосен.
Вместо этого приезжий видит в первую очередь самую неприглядную сторону современной цивилизации. Думается, что хаос заводских труб, прокопченных стен и ЖД дорог похоронил под собой настоящую, классическую Японию.
Убедившись, что образ, сложившийся по рекламным календарям и открыткам, достаточно далек от действительности, чужестранец за этим задается вопросом: как же в действительности осовременилась Япония и как живуче ее прошлое? Другими словами в какой как раз пропорции сочетаются в виде страны сегодняшний сутки со вчерашним?
Вопрос данный не нов. Сопоставление поразительной чувствительности к новому с самобытностью вековых традиций является лейтмотивом всего, что пишется о Японии вот уже в течении целого столетия.
Невольно напрашивается идея, что кажущаяся податливость японской натуры подобна приемам борьбы дзю-до: уступить натиску, дабы устоять, другими словами идти на перемены, с тем дабы оставаться самим собой.
Чувствительность японцев больше касается форм судьбы, чем ее содержания. Они с радостью и легко заимствуют материальную культуру, но в области культуры духовной им свойственна уже не подражательность, а консерватизм, не чувствительность, а замкнутость.
Эта «японская Япония», практически не подверженная переменам, присутствует везде и во всем. Это как бы оборотная сторона медали. Ее олицетворяют сельская глушь в противовес городу; домашний быт в противовес нравам улицы; и наконец, она присутствует во внутренней судьбе любого японца, сколь бы современным ни был его вид.
Подобно тому как мода на мини-юбки может с неожиданной силой воскресить престиж кимоно, эти подспудные силы воздействуют на склонности и вкусы каждого поколения, кроме того каждой отдельной личности. Человек, смолоду выступающий как ниспровергатель устоев старины, падкий на всяческие новинки зарубежной моды, по окончании сорока лет, в большинстве случаев, начинает японизироваться, снова проявлять тягу к привычкам и обычаям собственных предков.
Вот из-за чего вывести формулу современной Японии через количественное соотношение сегодняшнего и прошлого дня в ее виде фактически нереально.
До тех пор пока живешь в Токио, думается, что японская зима – самое сухое и солнечное время года. Тяжело представить себе, что за соседними горами, в западной части береговой полосы выпадают такие глубокие снега, что многие селения выясняются всецело отрезанными от внешнего мира и им приходится сбрасывать продовольствие с вертолетов.
Такова Япония во всем. По окончании нескольких лет изучения ее жизни внезапно обнаруживаешь, что наблюдал на горы только с одной стороны, тогда как на их противоположном склоне климат совсем другой.
Японский темперамент весьма эластичен, податлив, но вместе с тем стоек, как бамбук. Вопреки первому впечатлению, что в виде Японии сегодняшний сутки всецело заслонил вчерашний, незримое присутствие прошлого отражается поныне. Как будто бы камень, лежащий на дне потока, оно не выпирает на поверхность, но дает о себе знать водоворотами и завихрениями.
Дабы постигнуть сегодняшний сутки народа и страны, нужен путеводитель по японской душе. В противном случае не осознать, из-за чего ультрасовременная молодежь с ее нарочитым бунтарством проявляет полную покорность родительской воле в выборе спутника судьбы. В противном случае не осознать, из-за чего в стране, где пролетариат славится боевым духом и может противопоставить нажиму капитала единый забастовочный фронт, из-за чего в данной самой стране поменять работу – явление немногим более нередкое, чем поменять жену. Тут до сих пор принято наниматься на всегда.
В противном случае не осознать, из-за чего, не обращая внимания на давешние традиции публичной судьбе, люди подчас ставят личную преданность выше убеждений, что порождает неискоренимую семейственность в политическом и деловом мире. В противном случае не осознать, из-за чего японцы всячески избегают
прямого соперничества, стремясь прикрыть его видимостью компромисса; из-за чего непростые и спорные вопросы они предпочитают решать лишь через посредников.
В противном случае, наконец, не осознать, как смогут совмещаться в японском характере совсем противоположные черты: церемоннейшая учтивость в домашней обстановке с грубостью на улице; жесткость правил поведения с распущенностью нравов; непритязательность со склонностью к показному; отзывчивость с черствостью; скромность с самонадеянностью.
Японский темперамент возможно сравнить с деревцем, над которым продолжительно трудился садовод, изгибая, подвязывая, подпирая его. В случае если кроме того избавить позже такое деревце от подпорок и пут, дать волю молодым побегам, то под их вольно разросшейся кроной все равно сохранятся очертания, каковые были когда-то приданы главным и стволу ветвям.
Моральные устои, пускай кроме того лежащие где-то глубоко от поверхности, – это алгебра людских взаимоотношений. Зная ее формулы, легче решать задачи, каковые ставит современная судьба.
Японская мораль коренится в эстетике. Нравственные правила этого народа тесно связаны с его представлениями о красоте. А культ красивого у японцев, со своей стороны, во многом сходен с религией р начинается из обожествления природы.
Путеводитель по японской душе обязан, значит, начинаться с ее истоков.
Путеводитель тебе больше не нужен! Тебе только необходимо…
