Обращение отправится не о косвенных уликах, а именно об их полном и донельзя таинственном отсутствии.
Как мы знаем, что чужеземное вторжение в ту либо иную страну, в случае если лишь завоеватели были не примитивными преступниками, торопившимися поскорее скрыться с добычей, а стремились установить собственный господство и остаться в качестве правящей элиты, отличалось некоторыми изюминками. Неизменно в стране, попавшей под владычество чужестранцев, вводились некие новшества, отличавшиеся от прошлых порядков, установлений, обычаев.
Норманны Вильгельма ( Гийома ) Завоевателя [62] в самый маленький срок выстроили в Англии множество укрепленных замков, никак не похожих на прошлые упрочнения саксонских танов. Большинство земельных владений поменяли собственных хозяев, перейдя от саксов к норманнам [63] изгнаны из собственных владений норманнами и ушедшим в «лесные братья».
Соответственно, изменились отношения меж сеньорами и податными сословиями, став больше похожими на «континентальные». Пришел новый язык, изменились кроме того границы церковных епархий.
Примеров в истории множество. С приходом завоевателей бывшую элиту сменяла новая, находящеяся в собствености сплошь и рядом к второму этносу ( Англия, Хорезм ), пресекались ветхие семейства падишахов и королей, изменялась структура администрации ( их названия и новые должности ), границы и количество провинций, иногда велась яростная борьба кроме того с безобидными ветхими обычаями, иногда изменялись и вера, и само наименование страны.
Одним словом, неизменно и везде новшества, вносимые завоевателями, были очень широки и как следует отличались от прошлых установлений.
Неизменно и везде… не считая подвергшейся «татаро?монгольскому нашествию» Руси.
Как ни бьешься, нереально найти ничего, хотя бы отдаленно похожего на занесенное завоевателями новшество. Ни в одной области судьбы. Кроме того пресловутая «дань», которую было нужно выплачивать «татарам», не есть для Руси совсем новым явлением. Испокон столетий или русские платили дань соседям, или соседи русским, или одни русские почвы — вторым.
Религия? Никаких покушений на нее не предпринималось, напротив, «татары» наделили церковь еще громадными льготами, чем имевшиеся прежде, а священники, за редчайшими исключениями, не пострадали.
разорение и Штурм городов? И тут возможно с уверенностью заявить, что «татары» ни в чем не превзошли прошлых агрессоров — как мы не забываем, не гнушавшихся «обдирать» иконы в храмах, не смотря на то, что сами были христианами, гнать на монахинь и продажу монахов помоложе и покрепче…
Вот примечательный случай из времен войны Новгорода с соседями. Зимний период 1170 г. по окончании военной победы новгородцы «наловили столько суздальцев, что реализовывали их за бесценок, по 2 ногаты» ( в гривне было 20 ногат ). Весьма интересно, кстати, кому новгородцы сбывали живой товар? Летописцы об этом молчат. В полной мере возможно, что и «бесерменам»…
Но, тот, кто вздумал бы жалеть бедных суздальцев, столь бессердечно реализовываемых в рабство, поторопится. Дело в том, что это именно суздальцы заявились под новгородские стенки в отыскивании добычи — и, сохраняя надежду на победу, заблаговременно бросали жребий у себя в лагере, разыгрывая конкретные новгородские улицы, детей и женщин ( так, кстати, они годом ранее поступили и в Киеве ). Дробили шкуру неубитого медведя, а вышло совсем напротив…
Кстати, будучи тогда в Киеве, ратники Андрея Боголюбского грабили всех подряд — «целый Киев, и игуменов, и попов, и чернецов, и латинян, и купцов чужестранных».
Чем отличаются от описании «татарского нашествия» следующие строчки из летописи: «От княжьих усобиц век людской сократился. Тогда в Русской почва редко пахарь ступал, но довольно часто вроны граяли, павших дробя, и галнцы перекликались, торопясь на еству»? Сообщение Киевской летописи о нападении на один из русских городов князя Игоря Северского ( того самого, кому посвящено «Слово о полку Игореве»! ): «…не щадя христиан, забрал клинком город Глебов у Переяславля, и много зла приняли тогда безвинные христиане: разлучен был папа с детьми собственными, брат с братом, между собой, подруга с подругою, и дочери от матерей забраны были, и пришло все в смятение от печали и полона, живые мертвым питают зависть к, старцы печалуются, юноши изранены люто, немилосердно».
В случае если убрать из данной записи имя русского князя, совсем не тяжело присовокупить и эту летопись к сообщениям о «татарских зверствах…»
Коварство «татар», нарушивших на Калке данное князьям честное слово, оказывается, имеет достаточно аналогов в русской истории.
В 1095 г. два половецких хана, Итлар и Китан, приехали в Переяславль, дабы заключить мир с Владимиром Мономахом, которого историки именовали потом «самоё рыцарственным из русских князей того времени, самый уважавшим клятвы и соглашения».
Весьма интересно, как же вели себя тогда «менее» рыцарственные? События разыгрались следующим образом: хан Итлар со собственными людьми вошел в город и остановился на подворье воеводы Ратибора. Китан стал около городских валов, по тогдашнему обычаю приняв к себе в качестве заложника сына Мономаха, Святослава.
Ночью Ратибор, его сыновья, киевский боярин Словята и дружинники стали уговаривать Владимира перебить половцев. «Рыцарственный» князь сначала колебался, напоминая, что дал половцам клятву, но оппоненты выдвинули металлический аргумент: как мы знаем, что половцы частенько нарушают клятвы, соответственно, и эти двое ханов могут быть клятвопреступниками, так что направляться убить их раньше, чем успели показать коварство…
Нужно полагать, такая логика князя убедила скоро. По причине того, что предстоящее разворачивалось в свирепом темпе: еще до восхода солнца солдаты Словяты подкрались к стану Китана, выкрали молодого княжича, а позже перебили хана со всеми его людьми. Нужно полагать, это было проделано достаточно негромко — в городе никто и не встревожился. Итлар и его люди утром будто бы ничего не случилось отправились в дом Владимира позавтракать и обогреться. Чуть они вошли в горницу, вылетело пара потолочных досок, и скрывавшиеся на чердаке русские солдаты засыпали половцев градом стрел, стёрши с лица земли всех до единого.
На этом, понимаете ли, не кончилось. Войска России помчались в степь, к кочевьям убитых ханов, и застали половцев неожиданно, не встретив ни мельчайшего сопротивления, — в кочевьях полагали, что их ханы сидят на честном пиру у Владимира, стоит мир, и беспокоиться нечего. Победители захватили богатую добычу — скот, добро, пленников.
Необходимо ли удивляться, что в будущем году половцы в отместку дотла выжгли город Юрьев?на?Роси?
«Татар» принято упрекать в том, что они злодейским образом убили нескольких русских князей.
Опять — ничего нового. Лет двести до того русские князья убивали друг друга, а также — родных братьев. И не всегда — в 1098 г. внуки Ярослава Умного Давид и Святополк обманом захватили собственного племянника Василько Ростиславича, которому в ту же ночь княжеские конюхи выкололи глаза. В то время, когда Владимир Мономах принялся упрекать Святополка с Давидом (то, что они сделали, кроме того на фоне тогдашних буйных нравов было чем?то необыкновенным), братья, не моргнув глазом, заявили: Василько?де «замышлял» против них, вот они и опередили…
В 1153 г. князь Изяслав вступил в сражение с галичанами. К вечеру он приказал собственной дружине поднять галицкие стяги. Одураченные данной хитростью рассеявшиеся по полю галичане стали собираться к ним — и попадали в плен. Прикинув, что число военнопленных кроме того превосходит его собственную дружину, князь Изяслав приказал перебить пленных, всех до единого ( спаслись лишь немногочисленные бояре ). По словам позднейшего историка, «варварство и такое вероломство против русских людей со стороны одного из самый любимых населением украины киевских позвало у киевского летописца лишь следующее краткое замечание: „Великий плач был по земле Галицкой“».
На фоне всего этого голубиной душой и сущим ангелом выглядит старший сын Мономаха Мстислав. Враждуя с полоцкими князьями, он каким?то образом ухитрился захватить большая часть из них вместе с детьми и жёнами. И, посадив на ладьи, послал в Царьград к собственному родственнику императору Иоанну Комнину. В том месте князья, по некоторым известиям, поступили на императорскую работу и отличились в походах против сарацин. А ведь имел возможность и потопить в Днепре всех поголовно…
( Столь же кротким нравом отличался князь Владислав II, сын польского короля Болеслава Храброго. Прогневавшись на одного из собственных бояр, он приказал отрезать бедняге язык и выколоть глаза — но не мешал покалеченному сбежать на Русь. А имел возможность бы и повесить… )
В данной связи необходимо подчеркнуть, что в «Повести о битве на Калке» имеется место, которому решительно нельзя доверять. Я имею в виду строчка: «Собравшись, богатыри сделали вывод, что если они будут помогать князьям в различных княжествах, то невольно перебьют друг друга, потому, что между князьями в Киевской Руси частые сражения и постоянные раздоры. И приняли они ответ помогать одному великому князю в матери всех городов Киеве».
Увы, эта сцена, якобы относящаяся к 1223 г., вовсе не подтверждается сведениями из настоящей судьбы. Дружинники, другими словами опытные солдаты, жившие только захваченной в битвах данями и «добычей», никак не могли, подрывая базы собственного благополучия, собраться дружно и провозгласить «вечный мир». Более жизненна вторая сцена: в то время, когда один из русских князей отправился в поход на русский же город и уже готов был покончить дело миром, его личные дружинники, настроившиеся на добычу, быстро этому воспротивились, заявив: «Мы их не целовать пришли». И форменным образом заставили князя начать приступ…
Очень подчеркиваю: все вышеизложенное ни в мельчайшей степени не отличается от общеевропейской «практики». Такие уж времена находились. Во Франции, скажем, мысль национального страны, где обитают «французы», появилась лишь во второй половине XVII века. Лишь к 1445 г. удалось ввести практику, в то время, когда все официальные документы королевства писались только на французском языке. До того во многих провинциях их составляли на местных наречиях. Фактически французский употреблялся лишь в Париже и примыкавшей к нему области Иль?де?Франс. На юге был в ходу «романский язык», либо «разговорная латынь». В Лимузене говорили на «лемози», а в Провансе — на «пруенсаль». На севере был в ходу диалект «ойль», на юге — «ок». Эти диалекты до сих пор в ходу. Возможно отыскать в памяти роман Мерля «Мальвиль» — его храбрецы с юга Франции то и дело вынуждены переходить с местного языка на французский, по причине того, что их приятель?парижанин местного попросту не осознаёт…
В полной мере конечно, что люди, сказавшие на различных языках, чувствовали себя «чужестранцами» по отношению к тем, чей язык был непонятен. В Киевской Руси не было столь углубленных языковых различий, но, как видим, новгородцы без всякого внутреннего сопротивления торговали военнопленными суздальцами, а рязанцы — киевлянами ( за продолжительные столетия до «невольничьих рынков Крыма»! )
Дорогой штришок, свидетельствующий о нравах той эры: москвичи частенько именовали рязанцев «полоумными людищами», а те, со своей стороны, обожали говаривать, что «против столичных трусов надобно брать не оружие, а веревки, дабы вязать их».
Стоит ли удивляться, что сам Владимир Мономах, говоря о взятии Минска, в котором учавствовал, сознается: во забранном городе не осталось в живых «ни челядина, ни скотины»?
Кстати, в глазах современников тех событий вся эта череда осад, захватов городов и бессердечного грабежа смотрелась пара в противном случае, чем в отечественных. Не обращая внимания на писаные законы наподобие «Салического кодекса» и «Русской правды», от Бискайского залива до уральских гор действовало так именуемое «право обычая» ( в Италии — «сейзина», в Германии — «гевер» ). Грубо говоря, свершившийся факт именно и становился законным доводом. В случае если у западноевропейского герцога либо русского князя хватало сил захватить какой?то город — сие машинально и давало ему права владения. С этим обычаем в свое время были бессильны совладать кроме того папы римские…
Доходило, как водится, до курьезов, в то время, когда некое событие, совершившись два?три раза, преобразовывалось в обычай. В начале IX в., в то время, когда в королевских погребах в один раз не хватило вина, пара бочек попросили у монастыря Сен?Дени. А позже… стали требовать такое же количество ежегодно в качестве необходимой повинности. Дабы ее отменить, пригодился особенный королевский указ…
В Ардре какой?то сеньор завел у себя медведя. Местные обитатели, которым нравилось наблюдать, как мишка дерется с псами, неосмотрительно внесли предложение его кормить. Косолапый скоро умер, но сеньор потребовал, дабы ему в дальнейшем приносили пищу в таких же количествах. Неудивительно, что распространилась кроме того особенная формула «о ненанесении ущерба»: в то время, когда король просил денег у вассалов, а епископ недолгого приюта у сотрудника, тот, кого просили об услуге, обязательно подсовывал на подпись договорчик со стандартным оборотом: «Оказываемая мною любезность не должна быть потом обращена в постоянную повинность с моей стороны»…
Мы, думается, отвлеклись… Возвратимся к «татарам».
Итак, дополнительным доводом в пользу того, что «вторжение» полностью придумано, есть еще да и то, что мнимое «вторжение» не внесло в русскую жизнь ничего нового. Все, что творилось при «татарах», существовало и раньше в той либо другой форме. Нет ни мельчайших следов присутствия иного этноса, иных обычаев, иных правил, законов, установлений. Погромы, грабежи, убийства и клятвопреступления — всему этому с невиданной легкостью находятся аналоги в прошлой русской истории. Впредь до торговли пленниками.
А примеры очень ужасных «татарских зверств» при ближайшем рассмотрении выясняются вымышленными. Как это было с В. Чивилихиным, сделавшим потрясающее открытие: выясняется, при осаде Козельска татары рубили павших на куски, вытапливали из них жир и этим жиром именно сожгли город…
Откуда же забрал Чивилихин эти сенсационные факты?
Оказывается, позаимствовал из труда отечественного ветхого приятеля, известного сказочника Плано Карпини. Это Карпини среди других фантазий воткнул и такую: «…они в большинстве случаев берут время от времени жир людей, которых убивают, и выливают его в растопленном виде на дома, и везде, где пламя попадает на данный жир, он горит, как сообщить, неугасимо».
О «неугасимости» людской жира — конечно же, наврано. Излишне додавать, что ни один создатель, не считая Карпини, о столь феноменальном обычае «монголов» не информирует.
Кстати говоря, обнаружились интересные совпадения книги Матфея Парижского о «зверских нравах диких древних» и… татар агитационных трудов русских книжников о половцах. И в том месте, и тут «дикие кочевники» взахлеб выпивают кровь, за обе щеки наворачивают человечину, едят псов, падаль, волков, лисиц… И в том месте, и тут не приводится никаких конкретных примеров — хотя бы раз назвали имя бедняги, которого «дикие кочевники» слопали по собственному обычаю. Нет подробностей. Не уточняется, кого съели кочевники, где, в то время, когда и при каких событиях. Повторяю, сходство столь поразительное, что я отныне подозреваю, что Матфей попросту прочёл ветхие русские рукописи, зачеркнул везде «половцев» и вписал на их место «татар»…
Кроме того Чивилихин, ненавидевший «татаровей» столь люто, как будто бы они сожгли его собственную дачу и охально изобидели его собственную мужу, в один раз расслабился интеллектом так, что вывел примечательные строчки: «народная память хранила деяния и имена богатырей, олицетворявших сопротивление захватчикам и грабителям, каковые слились в СОБИРАТЕЛЬНЫЙ ОБРАЗ „татар“…»
«Татар» заключил в кавычки не я, а Чивилихин, невзначай написавший подлинную правду. Собирательный образ — в этих словах и кроется тайная…
А глубокоуважаемый мною Д. Иловайский написал следующее: «кнут и Жестокие пытки, затворничество дам, неотёсанное отношение высших к низшим, рабское низших к высшим и тому подобные черты, усилившиеся у нас с того времени, сущность несомненные черты татарского влияния».
Возможно поразмыслить, что Западная Европа, где фальшивомонетчиков варили в масле, заговорщиков разрывали на куски лошадьми, а малолетних детей вешали за небольшие кражи, в то время, когда?то волновалась «татарское иго». Возможно поразмыслить, это «татары» разрешили войти в обращение в Европе приветствие «сервус» ( продержавшееся в иных государствах до XX столетия ), которое в буквальном переводе свидетельствует кроме того не «ваш слуга», а «ваш холоп». Возможно поразмыслить, в Европе «низшие» фамильярно рукоплескали «высших» по плечу, встретив на улице, — а «высшие» угощали «низших» табачком и расспрашивали, как идут дела с уборкой брюквы…
( Но я согласен с Иловайским в второй его фразе. В том месте, где он пишет, что татарское иго покинуло следы собственного влияния «и в некоторых национальных учреждениях». Вот тут все правильно. Экс?глава МинФина Лифшиц — сущий баскак из русских сказаний. Вспомните удалое: «Нужно делиться!» Ну чисто Иван Калита под стенками Новгорода. Немногим уступает и Евгений Ясин, на протяжении собственного визита в Красноярск в июле этого года заявивший с жестоким простодушием ханского баскака: «Налоги нужно ДРАТЬ с богатых. Заберите, к примеру, и обрисуйте все коттеджи в Красноярске, и взимайте с обладателей налоги». Возможно, это у них генетическая память вещует? Баскак?прапрадедушка о себе заявил? )
Известна поэтическая легенда о ужасной смерти юного княжича Владимира Юрьевича — перед штурмом Владимира?города «злые татаровья», забравшие княжича в плен, убили его на глазах осажденных. Эта легенда самым необычным образом во многом перекликается с настоящими событиями смерти одного из знатнейших чешских магнатов, Завиша Фалькенштейна. История его любви к королеве, столкновения с королем, история, где причудливо (как водилось в средневековье) смешались измена, ратная храбрость, романтика и подлость, через чур долга, дабы ее тут пересказывать. Перейдем сходу к финалу.
В самом финише XIII в., в то время, когда Завиш попал в плен к людям короля, его продолжительно возили по стране, объезжая друг за другом замки друзей и родственников Фалькенштейна. И любой раз повторялась одинаковая картина: рядом от стенку палачи устанавливали плаху и призывали защитников замка сдаться, угрожая, что в другом случае Завишу отрубят голову. Замки сдавались.
Замков было большое количество, и длилось это продолжительно. В итоге Завиш, по всей видимости, осознал, что ему в любом случае не сносить головы, и около крепости Глубокая начал кричать ее защитникам, что сдаваться ни за что не нужно.
Глубокая так и не сдалась. Завишу, конечно, снесли голову. По всей видимости, эта история, попав на Русь, под пером какого именно?то книжника позднейших времен и превратилась в сказание о княжиче Владимире…
Закончу данный раздел напоминанием об одном интересном направлении средневековой мысли. Выясняется, средневековая Западная Европа… отчего?то была уверенный в существовании на востоке огромного царства некоего христианского властителя «пресвитера Иоанна», чьими потомками и считались в Европе ханы «монгольской империи»!
Это убеждение держалось очень стойко — в течении более чем двухсот лет, сохраняясь еще в XV столетии!
Многие европейские хронисты «отчего?то» отождествляли пресвитера Иоанна с Чингисханом. Чингисхана, кстати, «отчего?то» именовали и «царем Давидом» ( в Киевской Руси хватало князей с именем Давид ).
«Некто Филипп, приор провинции Святой почвы доминиканского ордена, — пишет современный историк, — не смотря правде в глаза, отписал в Рим, что христианство господствует везде на монгольском востоке».
Отчего же — «не смотря правде в глаза»? Так и обстояло.
«Монгольским востоком» была Русь, в полной мере христианская страна.
«Убеждение это ( о существовании царства пресвитера Иоанна —А.Б.) сохранялось продолжительно и стало неотъемлемым элементом географической теории позднего средневековья».
Понимаете, с кем, в соответствии с европейским авторам, поддерживал «пресвитер Иоанн» очень утепленные и доверительные отношения?
С Фридрихом II Гогенштауфеном! Тем самым, что стал единственным из европейских монархов, кто не испытывал ни мельчайшей тревоги при известии о вторжении «татар» в Европу. Единственным, кто переписывался с «татарами» — иI, как показывает отечественная реконструкция, вел совместно с ними боевые действия против папы.
А некоторый аббат Одо из монастыря Сен?Реми в Реймсе ( 1118—1151 ) писал собственному привычному графу Томасу, что пребывал в Риме, в то время, когда в том месте пребывал патриарх из царства пресвитера Иоанна.
Через чур много совпадений, вернее, взаимно подтверждающих друг друга доказательств. В сочетании с тезисом о том, что никаких монголов из Центральной Азии ни при каких обстоятельствах в Киевской Руси не оказалось, а «Орда» была не более чем русским войском, информация о «царстве пресвитера Иоанна» именно и делается завершающим штрихом картины.
В противном случае не растолковать, из-за чего Европа более чем двести лет не сомневалась в действительности «Иоаннова царства». Возможно допустить, что в Западной Европе XIII?XV вв. не хорошо знали о происходящем в ОТДАЛЕННЫХ краях наподобие Индии, Индокитая, Индонезии. Так и было.
Но нереально поверить, что западноевропейцы в те же времена приобретали в корне неверную данные о том, что творилось на пространстве от польско?русской границы до Уральских гор. Помните: начиная века с 10-го, в Киеве, Смоленске и Новгороде обосновались достаточно большие общины купцов чуть ли не из всех западноевропейских государств. Другими словами жили в том месте неизменно в течении столетий. А любой торговец в те времена ( да и в более поздние ) — это неизменно еще и разведчик, обязанный поставлять не сказки и сплетни, а правильную данные — политическую, военную, торговую. Возможно ли допустить, дабы Западная Европа, располагая столь ветхой и отлаженной осведомительной сетью, двести лет принимала за «царство пресвитера Иоанна» орды диких кочевников?
Ни за что. Вспомните о священнике Монтекорвино, еще в 1290 г. побывавшем в Индии, — он информировал не выдумки, а правильные сведения. Так что не нужно переоценивать «темноту» европейцев.
Кстати, самым таинственным образом сгинул бесследно отчет королю Людовику IX его посла, французского монаха Андре Лонжюмо, именно и ездившего в Каракорум. Известно только, что Лонжюмо побывал… на южном и восточном берегу Каспийского моря. НАСТОЯЩИЙ Каракорум, как не забывайте, размешался или в Крыму, или на Волге. Быть может, в последующие столетия отчет Лонжюмо стал неудобен именно тем, кто запустил версию о Каракоруме, стоящем среди монгольских степей. Время от времени исходники горят…
По большому счету, «хорошая» теория, живописующая приход «диких монголов» из глубин Центральной Азии, захват ими прорыва и Руси их к Адриатике нехороша еще и тем, что всегда заставляет нас вычислять идиотами жителей чуть ли не всех государств, так или иначе соприкасавшихся в XIII в. с «татарами». В действительности, приверженцы «общепризнанной» версии приглашают нас верить, что:
1. Русские были идиотами, по причине того, что кроме того по окончании битвы на Калке не в состоянии внятно растолковать, с кем сражались князья.
2. Западноевропейцы были идиотами, по причине того, что двести лет принимали диких кочевников за христианских подданных пресвитера Иоанна.
3. «Монголы» были идиотами, по причине того, что только девятнадцать лет спустя по окончании покорения Руси сообразили устроить перепись населения и разослать сборщиков дани.
А заодно с ними идиотами были: епископ Кромер, утверждавший, что на Польшу напала русская рать; мастер, изобразивший на надгробии герцога Генриха русского вместо «дикого татарина»; все западные историки и русский, причислявшие татар к европейским народам; летописцы, нарекавшие «ордынских ханов» христианскими именами; Батый, отчего?то скрупулезно продолжавший политику Всеволода Громадное Гнездо вместо того, дабы заниматься собственными делами; ученейший Лызлов, ни словом не упомянувший о «великой монгольской империи от Волги до Пекина»; и многие, многие другие.
Я в столь повсеместное и тотальное распространение идиотизма в строго определенный временной период поверить просто не в состоянии. Отечественная реконструкция событий хороша хотя бы тем, что не усматривает в прошлом столь несметного скопления идиотов, какое расплодили приверженцы «хорошей» версии. У нас все именно очень логично, лишено несуразностей и нелепостей…
Приключенческий детектив, криминальный Фильм, КОСВЕННЫЕ УЛИКИ, серии 1-8, русский сериал
