По-видимому, чтобы в совершенстве овладеть леваллуазской разработкой — одним из наиболее значимых ноу-хау среднего палеолита, — требовались годы усердного труда. Практически любой современный эксперт по палеолиту в общем воображает, как делались леваллуазские лезвия, но только единицы в состоянии изготовить их сами, и эти единицы продолжительно тренировались. Дело это непростое, требующее самого настоящего мастерства, что само по себе уже заставляет задуматься, так ли уж очень сильно уступали нам люди среднего палеолита в умственном развитии. Согласно точки зрения антрополога Томаса Винна и психолога Фредерика Кулиджа из университета Колорадо, люди, талантливые овладеть данной разработкой (придумали ее гейдельбержцы, но в совершенстве овладели сапиенсы и неандертальцы), должны были владеть совсем определенными интеллектуальными свойствами. У них, возможно, была уже в полной мере современная по собственной мощности долгосрочная рабочая память (ДРП) (Wynn, Coolidge, 2004 ). Так именуют ту часть памяти, на которую надеются специалисты в собственной профессиональной деятельности, изумляя окружающих своим немыслимым мастерством. В ДРП сохраняются сложные блоки информации о способах ответа конкретных задач. В состав этих блоков входят как процедурные, так и декларативные элементы, другими словами как моторные (умения) и двигательные навыки, так и познание причинно-следственных связей в рамках данного круга задач, что разрешает удачно решать их в самых разнообразных условиях. Для извлечения перевода и нужного блока его в краткосрочную рабочую память (КРП; о ней мы поболтаем подробнее в главе В отыскивании душевной грани) употребляются так именуемые поисковые структуры и поисковые ключи (retrieval structures). К примеру, в то время, когда умелый шахматист ведет вслепую сеанс одновременной игры на 20 досках, он не запоминает по отдельности положение каждой фигуры на каждой доске. Он применяет выработанные с годами тренировок ключи, либо структуры, приблизительно такие: доска №2 — сицилианская защита. В действительности, само собой разумеется, экспертные поисковые структуры намного более сложны, и для их выработки вправду требуются годы тренировок.
КРП локализуется в лобных долях и несёт ответственность за удержание внимания на тех блоках и идеях информации, с которыми сознание трудится сейчас. Кое-какие авторы предполагают (и мне эта мысль думается правдоподобной), что последний эволюционный штрих, сделавший разум уже совсем таким, какой он у нас на данный момент, пребывал в маленьком повышении количества КРП. Это не только разрешило выполнять более сложные действия, требующие одновременного внимания к нескольким объектам либо идеям, но и открыло дополнительную свободу для мысленных опытов, творчества и новаторства.
Но стать настоящим мастером в каком-то ремесле — будь то изготовление леваллуазских орудий либо ковка по железу — возможно и без расширенной КРП. Основное, что для этого необходимо, — могучая и надежная ДРП, где сохраняются нужные мастеру навыки. Как и положено долгосрочной памяти, ДРП не локализована в каком-то одном отделе мозга, а рассеяна по многим участкам коры (из-за чего это так, мы обсудим в главе Душевная механика, кн. 2). Высочайшее мастерство среднепалеолитических каменных дел мастеров в сочетании с медленным редкостью инноваций и техническим прогрессом прекрасно согласуется с идеей о том, что с ДРП у них уже все было в порядке, а вот с КРП — еще не весьма.
Но, в таких рассуждениях неизменно нужно не забывать, что умными нас делает не мозг сам по себе, а мозг в сочетании с культурой, другими словами с теми знаниями, каковые в него записываются на протяжении общения с прочими соплеменниками и родителями. Возможно иметь совсем такой же, как у нас, сапиентный мозг, но, попав в негативные для сохранения культуры условия, деградировать чуть ли не до нижнепалеолитического уровня — аборигены Тасмании тому пример (см. ниже). Я практически уверен, что возможно было бы и эректуса с мозгом в 900 кубиков приобщить к современной культуре, так что он слабо отличается бы по умственному формированию от нас, сапиенсов постиндустриальной эры. Само собой разумеется, в случае если взять на воспитание ребенка, а не взрослого с уже сложившимися чувством и стереотипами собственной важности. О гейдельбержцах с неандертальцами и сказать нечего. Количество КРП и у современных людей очень сильно варьирует. Ну были бы эти неандертальцы в среднем чуть менее блистательными новаторами, чем мы. Среди нас также блистательных новаторов не близко.
Но так как и культура не с неба падает. В полной мере быть может, что в течение среднего палеолита обстановка висела на волоске. В какой из людских популяций начнется культурный перелом, знакомый нам как верхнепалеолитическая революция, имело возможность зависеть от множества случайностей, а также культурно-социальных и демографических. Может, и не было никаких различий в количестве КРП между неандертальцами и сапиенсами. Может, уже у сапиенсов предков и общих неандертальцев мозг был по собственному интеллектуальному потенциалу полностью таким же, как у нас сегодняшних. Не хватало лишь культуры.
Быть может, мы в какой-то момент начали обгонять неандертальцев в развитии легко вследствие того что нам повезло: мы жили в Африке, нас было больше, а плотность и численность населения содействуют культурному прогрессу. Быть может, у нас вправду развилась чуть более действенная КРП, и это повысило возможность того, что мы их обгоним, а не они нас. Либо сперва мы взяли маленькое преимущество из-за африканской прописки и плотности населения, отечественное поведение мало усложнилось, а уже позже благодаря эффекту Болдуина это повлекло за собой маленькое расширение КРП.
Как определить верный ответ — тяжело кроме того вообразить. Но в науке уже неоднократно так бывало, что кто-то празднично заявит о принципиальной неразрешимости той либо другой научной неприятности, а пройдет пара лет — и все превосходно разрешается. Как раз такая история случилась с химическим составом Солнца (кто бы имел возможность поразмыслить, что люди обучатся определять состав звезд по их спектру!). Так что не будем отчаиваться.
Мы еще возвратимся к вопросу о сравнении неандертальцев и интеллектуального потенциала сапиенсов в главе Второе человечество.
История открытия старейших сапиенсов была достаточно драматичной. Неповторимые находки были сделаны недалеко от посёлка Кибиш на берегу реки Омо в Южной Эфиопии. Это местонахождение было найдено в 1967 году экспедицией Кенийских национальных музеев под управлением Ричарда Лики, которому тогда было всего 23 года. Тогда же были сделаны и главные находки — два человеческих черепа, названные Омо I и Омо II.
Отправленный на разведку в труднодоступный в то время район своим отцом, известным палеоантропологом Луисом Лики, двадцатитрехлетний Ричард взял исчерпывающее представление об африканской экзотике — достаточно заявить, что при переправе через реку Омо экспедиция чуть не досталась на обед крокодилам.
Выкопанные сотрудниками экспедиции у селения Кибиш остнанки человека привели юного исследователя в полный восхищение. Каково же было его разочарование, в то время, когда прибывшие на место раскопок родители — Луис и Мэри Лики (та самая, что обрисовала следы австралопитеков в Лаэтоли) — вместо поздравлений и похвал устроили ему нагоняй, объявив, что он совсем зря тратит деньги с их гранта на откапывание анатомически современных людей. Согласно их точке зрения, ему следовало сосредоточиться на отыскивании более древних гоминид — австралопитеков, хабилисов и им аналогичных.
С годами значение находки было переосмыслено. В сентябре 2008 года вышел особый выпуск издания Journal of Human Evolution, посвященный итогам их долгого изучения. Пожалуй, самое основное достижение пребывает в уточнении датировок.
Возраст черепов Омо I и Омо II продолжительно оставался спорным. Это было связано в первую очередь с несовершенством тогдашних способов радиометрического датирования. Итог первых радиоуглеродных датировок был — старше 40 тыс. лет. Это означало просто-напросто, что кости через чур древние для радиоуглеродного анализа. По соотношению изотопов 230Th/234U в раковинах нильских устриц был выяснен возраст 130 тыс. лет (раковины были отысканы чуть выше человеческих костей), но эта датировка признавалась ненадежной кроме того ее авторами. Привлечение дополнительных данных, а также биостратиграфических (по сопутствующим остаткам растений и животных) также не помогало прояснить обстановку. Так длилось впредь до самого финиша прошлого века. Наконец во второй половине 90-ых годов двадцатого века громадная команда американских антропологов решила взяться за дело действительно. В течение четырех сезонов (1999, 2001, 2002, 2003) исследователи проводили в районе Кибиш крупномасштабные полевые работы. На исследование собранных материалов ушло еще пара лет.
Стратиграфия формации Кибиш сейчас создана с точностью и величайшей подробностью. Вся изученная толща делится на четыре части (пачки), причем остнанки человека происходят из первой, самой нижней. Отложения эти появились в следствии разливов реки Омо, полноводность которой изменялась циклически с периодом около 25 тыс. лет (любая пачка соответствует одному циклу). Цикличность связана с колебаниями климата, каковые, со своей стороны, были обусловлены регулярными трансформациями наклона земной оси. Такие же циклические колебания величины разливов были свойственны и для Нила. Ученым удалось скоррелировать осадочные толщи в устье Нила (о них мы говорили в прошлой главе) с соответствующими слоями формации Кибиш, и это стало одной из баз для новой уточненной датировки черепов Омо I и Омо II.
Вторым серьёзным достижением стало датирование двух прослоев вулканического пепла, один из которых расположен под костеносным слоем, а второй — существенно выше. Возраст нижнего прослоя, определенный по соотношению изотопов аргона, был равным 196 ± 2 тыс. лет, верхнего — 104 ± i тыс. лет. Вся совокупность данных говорит о том, что самый вероятный возраст обоих черепов — 195 тыс. лет, причем величина вероятной неточности не превышает 5 тыс. лет. Это указывает, что остнанки человека из формации Кибиш являются самыми древними костными остатками анатомически современного человека, известными на сегодня.
Ранее главное внимание уделялось черепам, не смотря на то, что, не считая них, было выкопано кроме этого пара фрагментов посткраниального скелета Омо I. В 1999—2003 годах было обнаружено большое количество новых костей, а также фаланги часть и пальцев бедра того же индивидуума. Скрупулезное изучение всех этих костей подтвердило, что Омо I, Омо II и их сородичи были анатомически современными людьми, другими словами представителями вида Homo sapiens , но с отдельными архаичными чертами, каковые сближают их с неандертальцами (Не все специалисты разделяют точку зрения о сапиентности черепов Омо I и Омо II. Согласно точки зрения С. В. Дробышевского, у них все-таки через чур много архаичных показателей, дабы относить их к виду Homo sapiens. Однако в будущем изложении мы будем придерживаться более общепринятой трактовки этих находок как анатомически современных людей). Принципиально важно, что такие же архаичные показатели имеются и у некоторых вторых древних сапиенсов, а также у доисторических жителей пещер Схул и Кафзех в Израиле (к ним мы еще возвратимся). Эти неандертальские показатели трактуются некоторыми исследователями как вероятное свидетельство межвидовой гибридизации между неандертальцами и сапиенсами. В свете новых разрешённых приходится признать, что кое-какие из этих архаичных показателей могли быть унаследованы вышедшими из Африки древними сапиенсами от своих африканских предков, другими словами от еще более древних сапиенсов. В этом случае предположение о смешанных браках с неандертальцами помой-му делается излишним. Иначе, это предположение подтверждается новейшими данными палеогенетики, о чем будет сообщено ниже. Сапиенсы все-таки скрещивались с неандертальцами, причем, по-видимому, именно в то время (порядка 120—80 тыс. лет назад) и в том районе (Ближний Восток), где жили древние жители пещер Схул и Кафзех.
Вместе с людскими костями в формации Кибиш отысканы бессчётные скелетные остатки млекопитающих, рыб и птиц. Среди них нет вымерших видов: все эти животные и поныне обитают в Восточной Африке. Природная среда в этом районе 200 тыс. лет назад была приблизительно такой же, как на данный момент, лишь климат был пара более мокрым, а местность — более болотистой.
К слову, увидим, что Африка — единственный континент, где деятельность первобытных охотников, по-видимому, не стала причиной большому сокращению разнообразия больших животных. Намного большее негативное влияние оказали предки на фауну Евразии, где они, возможно, ускорили вымирание мамонтовой фауны, а в Австралии и обеих Америках приход человека и вовсе стал причиной катастрофическим последствиям (см. главу Великое расселение сапиенсов).
Из-за чего древние сапиенсы никого не истребили лишь на своем родном континенте? Возможно, вследствие того что африканская фауна эволюционировала вместе с гоминидами в течение нескольких миллионов африканские экосистемы и лёт имели достаточно времени, дабы приспособиться к повадкам двуногих хищников?
Ответственным результатом полевых работ 1999—2003 годов стала широкая коллекция каменных орудий из нижних слоев формации Кибиш (ранее в том месте были отысканы только единичные орудия). Это более либо менее обычная индустрия африканского среднего палеолита (Африканский средний палеолит (в отличие от европейского) по непостижимым для неспециалистов обстоятельствам (связанным с типами и хронологией орудий) принято именовать не средним палеолитом, а средним каменным веком (middle stone age). Это угрожает ужасной путаницей, по причине того, что существует так как еще и мезолит, что также переводится как среднекаменный век, но это совсем вторая эра, которая наступила по окончании палеолита (и до которой мы в данной книге кроме того не доберемся). Из сострадания к читателям и самому себе я буду именовать африканский средний каменный век средним палеолитом) с громадной долей бифасов (обоюдоострых орудий), без каких-либо верхнепалеолитических изысков наподобие костяных иголок либо тонко обработанных лезвий и уж подавно — без украшений и произведений искусства. Так, нет оснований утверждать, что старейшие сапиенсы с берегов реки Омо по технологическому уровню хоть в чем-то превосходили собственных современников — ранних европейских неандертальцев, изготавливавших приблизительно такие же среднепалеолитические каменные орудия.
Но, исследователи до тех пор пока воздерживаются от каких-либо прямых утверждений об интеллектуальном и культурном уровне старейших сапиенсов. Они отмечают, что сам вопрос о том, были ли эти люди отсталыми либо прогрессивными, неявно предполагает сравнение с верхним палеолитом Европы, что традиционно считается чем-то наподобие культурного эталона для ранних представителей отечественного вида (см. главу Великое расселение сапиенсов). Но из-за чего выбран как раз таковой эталон? Только в силу исторических обстоятельств: археология палеолита начала развиваться в Европе значительно раньше, чем в других частях света. Несомненно, люди, обитавшие в Эфиопии 200 тыс. лет назад, не были верхнепалеолитическими европейцами, ну и что с того? Исследователи саркастически подмечают, что мы и Сократа сочли бы отсталым если сравнивать с самым плохим американским школьником, если бы в качестве мерила прогрессивности употреблялось присутствие в соответствующем археологическом слое плееров и пластиковых бутылок. К сожалению, имеющихся данных до тех пор пока не хватает, дабы делать выводы о том, как жили и о чем думали старейшие африканские сапиенсы (Journal of Human Evolution, 2008 ).
Каменных дел мастер
