«Запаздывает, запаздывает зима. Вот и птицы улетели, и деревья пригорюнились, и зайцы шубки поменяли, а за окном… Ох, Господи! Забудь обиду меня, безнравственного…»
С невесёлыми мыслями засыпал день назад технорук зареченского лесопункта Андрей Петрович Веселов, и были у него на то собственные обстоятельства.
А утром проснулся, посмотрел в окно: деревья серебром позванивают, с морозцем заигрывают. А меж ними тропинки, а за ними делянки. И всё около бельём свежим заправлено, ветерком любовно разглажено.
«Топ-топ-топ, хлоп-хлоп, дзинь-дзинь-дзинь!» – донеслось из детской. Проснулась внучка, шестилетняя Ленка, и сходу к деду:
– Деда! Покачай на ножке.
– Да ты же громадная, Ленка!
– Ну и что! Мне так нравится!
Делать нечего. Садится дедушка Андрей – громадный детина сорока восьми лет от роду на табурет и давай подбрасывать Ленку. Та и довольна.
Вверх-вниз, вверх-вниз! Ух!
– Деда! А из-за чего у тебя бороды нет? А палочка где? Ты же у меня дед и обязан ходить с палочкой.
Дедушка смеётся:
– Ишь ты, с палочкой!..
– Ой! – взвизгивает Ленка и бежит к окну. – Ой, деда! Зима настоящая! Наблюдай, деда, наблюдай!
Доволен Андрей Петрович – и внучке зима по сердцу! А та знай себе тараторит:
– А у зимы глаза имеется?
– Имеется, – отвечает дедушка. – Да, конечно! Чтобы за порядком наблюдать, дороги лесовозные намечать, морозу их заказывать. Чтобы заспешили по тем дорогам нагруженные лесом автобогатыри, чтобы было из чего тебе к школе стол письменный да шкаф смастерить.
– А какие конкретно они, глаза у зимы? У мамы моей – голубые, у папы – карие,
а у бабушки Любы – серые.
– Гм, – озадачивается дедушка, – это ты обязана сама выяснить, в то время, когда с зимний период повстречаешься.
– А где она живёт?
– Известно где, в лесу.
– Желаю в лес! Желаю в лес! – запрыгала Ленка.
– А не забоишься?
– Что я, маленькая?! – у Ленки от обиды задрожали губы.
– Ну, хорошо, хорошо, – сдаётся дедушка. – Отправимся.
И опоздал сутки разгореться, как они в путь собрались. Идут радостные, довольные. Снежок под ногами поскрипывает. Поскрипывает да подбадривает: «Прекрасно идти. Прекрасно идти».
Но вот и лес в новом убранстве, как будто бы к празднику принаряженный.
Как медведицы заполярные, подбоченились сосны мохнатые. Тут же ёлочки, как будто бы девушки белым бисером платья вышили. А через веточки, через иголочки небо видится синим озером.
Изумилась Ленка и вскрикнула:
– Ой! Глаза у зимы как у мамочки: голубые, громадные и хорошие!
Час пришёл, вслед второй незамеченными.
– Прекрасно, деда! – танцует Ленка.
– Да, конечно! – поддакивает дедушка.
Нежданно потянуло холодом. Деревья расступились, и оказались путники на закинутой, позабытой делянке.
И в тот же час пропало солнце. Это ветер загнал его в гущу туч, от стыда подальше.
– Что это? – испугалась Ленка.
в первых рядах, как хватало глаз, лежали свалки леса. Мёртвого леса. Пропал запах смолы. Ни птиц, ни следов звериных.
И померещилось Ленке, словно бы попала она в Кощеево царство. И бродит по этому царству Зима, бродит, головой качает, руками разводит, а сделать ничего не имеет возможности.
Не перевоплотить сгнившие деревья в строевой лес. Не вынудить его встать к небу, подпереть Твердь могучими стволами. Не возвратить величия и былой красоты.
А ещё почудилось Ленке, словно бы повернулась к ней Зима лицом, но не улыбнулась. Окатила ледяным взором, а глаза у неё не голубые, как недавно, а чёрные, полностью пронизывающие. И от этого ещё горше стало девочке. Прижалась она к деду и начала плакать.
Что имел возможность сообщить ей Андрей Веселов? Чем успокоить? Его это лес! Его свалки! За них и орден взял.
Но, за вывозку лесопункт не отвечал. Не отвечал он и за постройку дорог. Заработную плат давали за умение трудиться пилой, а оно вон как аукнулось…
Забрал дедушка Андрей Ленку за руку, и поплелись они восвояси.
Голубые озера…. Глаза Катуни. Зимний период. Алтай.
