Множество негативных тенденций характерен для современного общества. Делается все более очевидным, что кроме того удачи современной науки как-то связаны с кризисными явлениями. Свидетельства тому – войны, экологические трагедии, рост числа правонарушений, совершаемых иногда очень опытными людьми. Ученые, мало кто это отрицает, причастны к бедам человечества. Научные открытия употребляются не только во благо, но и во вред человечества. Отнюдь не просто так в следствии этого улучшается критика науки как университета, порождающего неразрешимые трудности [1,с.81]. Создается чувство, что какие-то нюансы науки недопонимаются. В данной связи громаднейшие надежды возлагаются на этики соотношения и прояснение науки [2].
В то время, когда не хорошо, в то время, когда человек должен вспоминать над истоками собственных устремлений, перебрав все, что ему доступно, он неизменно приходит к этике. Ей нет замены, попытки обойтись без нее практически заканчиваются провалом. Этика – учение о дорогах преодоления человеком собственных недочётов. Дистанцирование от этики, конечно, не проходит бесследно. Похоже, в науке довольно часто именно и имеет место для того чтобы рода дистанцирование. Вследствие этого обширно распространенным предположением проанализируем остродискуссионный вопрос о соотношении этики и науки.
Содержание прошлых глав разрешает сделать в предварительном порядке последовательность утверждений, составляющих базу предстоящего анализа. Снова обратим внимание на различие наук, применяющих гипотетико-дедуктивный и прагматический способы. В другом случай и том человек имеет дело с углубленным познанием определенных явлений, наращиванием знания. Потому, что углубленное знание – это прерогатива наук, то обращение отправится как раз о них. Очевидно, гипотетико-дедуктивные и прагматические науки отличаются друг от друга (равно как и от логико-математических наук). Правильно, что физика – гипотетико-дедуктивная, а политология – прагматическая наука. Но было бы принципиальной неточностью вычислять политологию ненаукой только на том основании, что она не применяет как раз для физики – представителя гипотетико-дедуктивных наук – характерный способ. Такие совершенства научного знания, как обоснованность, системность, доказательность, интерсубъективность, свойственны не только для гипотетико-дедуктивных, но и прагматических наук.
Этика (от греч. ethos – обычай, нрав, темперамент) есть философской дисциплиной, изучающей мораль и нравственность (от лат. moralis – нравственный). В большинстве случаев термин мораль употребляется при отчетливом выделении субъективного нюанса нравственных взаимоотношений. Для Аристотеля, изобретателя термина этика, она в отличие, к примеру, от физики и математики имеется практическая наука, исследующая пути успехи человеком желанных целей, блага [3,с.54]. Со времен Аристотеля и в полном соответствии с его интуицией основной показатель этики видят в обосновании правил (законов) осуществления благих поступков. Но вправду ли этика есть наукой, к тому же и практической, правы ли Кант и Аристотель, больше вторых сделавшие в защиту данной точки зрения? Новейшие воззрения подтверждают догадку Аристотеля–Канта: этика – прагматическая наука, ее способ – прагматический способ, с присущей ему логикой, логикой практического вывода. Познание этики как прагматической науки разрешает дать чёрта разным направлениям новейшей этики.
Частенько противопоставляют друг другу так именуемые дескриптивную (описательную) и нормативную (предписывающую) этики. Дескриптивная этика, по определению, обрисовывает то, что имеется, существующие нравственно-моральные реалии. Это указывает, что этика строится дескриптивистами в соответствии с совершенствами не прагматических, а гипотетико-дедуктивных наук. Очевидно, нравственно-моральные отношения существуют в каком-то виде. Но не в противном случае как в ходе успехи определенных целей, что предполагает реализацию, а не просто наличествование некоторых сокровищ. Дескриптивисты, по сути, подменяют прагматический способ гипотетико-дедуктивным. В этом, на отечественный взор, состоит их главная неточность – специфика этики, как принадлежащей к корпусу прагматических наук, практически игнорируется. Нормативная этика в большинстве случаев понимается как выделение совершенств хороша и золотых правил поведения. Тут главным есть вопрос не о том, что имеется, а что должно быть. Нормативная этика избегает участи дескриптивной этики, т.е. быть приписанной к ведомству гипотетико-дедуктивных наук, но ее приверженцы редко подчеркивают наиболее значимое событие – применение в ней прагматического способа. Но как раз действенное применение последнего открывает пути к оценке ценностей и целей. На данной базе возможно выяснить, что есть более и что менее желаемым (речь заходит о ветхой-престарой проблеме добра и зла).
Дескриптивизм в этике, его ориентация на гипотетико-дедуктивный способ, что, напомним, характерен для естествознания, довольно часто ведет к натурализму, в то время, когда суть этического видят, к примеру, в удовлетворении привычных потребностей в еде, одежде, получении наслаждений, достижении так именуемого счастья. Натуралисты желали бы свести этику к фактам, фиксируемым подобно физическим событиям. Натурализм примыкает к дескриптивизму. Напомним, что как программа он бывает реализован и на базе прагматического способа. Не совсем беспочвенными были упреки в натурализме, направленные в адрес кроме того таких великих этиков, как британские утилитаристы Дж. Милль, И. Бентам и американский прагматист У. Джемс.
В известном смысле натуралистической этике противостоит интуитивисткая. Этическим суждениям сейчас придается интуитивный, иррациональный, беспочвенный темперамент. Строго говоря, в том месте, где речь заходит о научном творчестве, роль интуиции огромна. Вызывает, но, возражение отнесение интуиции только к ведомству иррационального, противопоставляемого рациональному. Этика рациональна в полном соответствии с содержанием прагматического способа. Нет оснований выводить ее за пределы рационализма. Все это не противоречит тому, что выработка этических сокровищ и определение целей включают элемент догадки, предположения, озарения. В этом смысле интуитивистские этические концепции не заслуживают укоров.
Впредь до середины XX века достаточно популярным был изобретенный А. Айером эмотивизм. Этическое сводится тут к чувствам, за последними не согласится фактуальный темперамент, их нереально истолковать рационально, этику, подобно раннему Витгенштейну, относят не к науке, а к мистике. Во второй половине XX века, в один момент с упрочнением в этике логико-рационалистических тенденций эмотивизм теряет прежнюю популярность.
Заслуживает кроме этого особенного упоминания так называемая метаэтика, которая занимается изучением этических суждений, понятий, правил аргументации. Метаэтика – дитя аналитической философии, своеобразного внимания последней к феномену языка. В конце прошлого века метаязык все чаще интерпретируют прагматически, прагматизм приходит в метаэтике на смену дескриптивизму.
Среди этиков имеется такие, каковые делают упор на субъективном или объективном, осознанном или неосознанном, бессознательном. Этическое воздействие осуществляет субъект, в этом смысле этика есть субъективной. Обмен этическим опытом ведет к выработке целей и ценностей, каковые принимаются многими людьми. Этика получает интерсубъективное измерение (его-то довольно часто и награждают, причем не в полной мере обоснованно, эпитетом объективный). Часть этических сокровищ приобретается неосознанным методом, к примеру при помощи традиций. Этика как наука призвана разъяснить происхождение и природу этических мотиваций и ценностей.
Для всей многовековой истории развития этических идей особенно характерно своеобразие трех этик: добродетелей (аретологической этики), долга (деонтологической этики) и поступка (консеквенциональной, либо телеологической этики).
Этика добродетелей была достаточно основательно проработана Аристотелем. Добродетель – это хорошая черта характера. Греки именовали активность вещей и существ в соответствии с их назначением арете, применительно к человеку арете выступают как добродетели.
Этика долга особенно широко известна в теологическом и кантовском вариантах. Ее именуют кроме этого деонтологической этикой (от греч. deon – долг). В рамках теологической этики человек обязан направляться заветам Всевышнего. Кант ставит на место Всевышнего окончательный императив, безотносительный априорный трансцендентальный и универсальный для всех людей закон: поступай так, как должны поступать все люди, преумножающие благо общества. Кант исходит из совершенств научного знания XVIII века, каковые в современном прочтении сводятся к определенности гипотетико-дедуктивного способа. Недочёт деонтологической этики – ориентация на совершенства естественно-научного знания. Но, как много раз подчеркивалось, этика строится в соответствии с канонам не гипотетико-дедуктивного, а прагматического способа.
Этика поступка обращает особенное внимание на его последствия, на достижение целей. Ее довольно часто именуют телеологической (от греч. teleos – цель), либо консеквенциональной (от лат. consequens – последовательный). Нетрудно видеть, что консеквенциональная этика применяет, по сути, прагматический способ. Но конечно, что данный способ может использоваться более либо менее обстоятельно.
Уже в конце XIX–начале XX века консеквенциональная этика была содержательно развита в двух предположениях: утилитаристской (от лат. utilitas – польза) и прагматической (от греч. pragma – дело). Британские утилитаристы руководствовались формулой Бентама: достижение громаднейшего счастья для наибольшего числа людей, американские прагматисты больше настаивали на достижении субъектами личного успеха. прагматистов и Утилитаристов довольно часто осуждают за известную отстраненность от возвышенных совершенств, придания критерия и абсолютизацию полезности ему натуралистически-меркантильного характера. Хорошим ответом на эту критику есть обогащение консеквенциальной этики ценностной проблематикой. Уместными считаются только те целевые ориентиры, каковые согласуются с определенными сокровищами, к примеру с сокровищами справедливости, свободы, ответственности. По сути, проблематика сокровищ пришла на смену представлениям о так именуемом моральном долге. Целевые установки человека определяются его сокровищами. Сокровище выступает как закон, как общее во всем многообразии целеполаганий и осуществлении действий по достижению целей.
В современном виде консеквенциональная этика, в большинстве случаев, выступает в форме этики сокровищ. Нормативность данной этики задается как раз ее сокровищами. Довольно часто последним придают темперамент предписаний, прескрипций, неспециализированных правил поведения. При таких условиях говорят о прескриптивной этике.
Подведем итоги отечественного краткого обзора этических совокупностей. Эти совокупности создавались в разные эры, на них довольно часто лежит печать устаревших, очень спорных представлений об совершенствах научности, каковые находятся в стороне от прагматического способа. Но опора именно на последний разрешает осознать отличия этических совокупностей, их не сильный и сильные стороны. С учетом изложенного самая перспективной этической совокупностью представляется ценностно-ориентированная консеквенциональная этика. Именно она самый органично коррелируется с прагматическим способом как способом науки. Консеквенционализм в этике предохраняет от умозрительности – обращение так как идет об этике практических их последствий и действий. Придание же консеквенциональной этике броского ценностного, аксиологического содержания избавляет от опасности сползания в овраги меркантилизма и натурализма. В последние два десятилетия ведущими этиками мира самая значимой согласится этика ответственности (ответственность понимается как верховная сокровище).
Как этика замедляет развитие науки
