Отношение публичного сознания по большому счету и литературной критики, например, к устному и письменному народному творчеству пережило пара стадий. С давних пор человечество обращалось к своим истокам, старалось посмотреть как возможно дальше в пространство седой древности. Но отношение к наивному мастерству, и, в особенности, к палеолитературе в различные эры вызывало неоднозначную, время от времени принципиально различную реакцию.
Древнегреческий свод мифов и легенд о героях и богах постоянно вызывал в Европе священное чувство. Подобное отношение к старейшим монументам литературы наблюдалось в индийской, китайской, японской, персидской, арабской, славянской и других цивилизациях. Очень почтительно относились европейцы к собственным мифологическим монументам Средних столетий, в особенности, к смелому эпосу скандинавских народов, исландским сагам, текстам Эдды, Беовульфа и Песням о Нибелунгах, Сиде и Роланде.
Что касается народного мастерства более поздних эр, то тут необходимо подметить: отношение к этому пласту культуры продолжительное время было намного более прохладным – эти произведения считались плодом невзыскательного вкуса, крестьянскими, грубовато-мужланскими и не стоящими важного внимания. Необычно поразмыслить, но до середины XVIII столетия европейцы фактически не занимались собиранием, систематизацией и обработкой собственного фольклора. Громадный массив сказок, преданий, песен, пословиц, тайных, что поныне помогает необычной плодотворной гидропоникой для взращивания новых произведений, следующих в русле национальных традиций, фактически пребывал в забвении, неспешно истирался из этнической памяти, вымывался распространением городских и цивилизации субкультур.
Ясно, что вечно это длиться не имело возможности – отечественное сообщество народов с необходимостью должно было обратиться к истокам древним и собственным корням. В качестве провозвестника этого благого деяния выступил германский интеллектуал И. Г. Гердер. Выполняя преподавательские и пасторские обязанности в Риге, он приступает к планомерному сбору произведений устного народного творчества: песен, преданий, сказок и проч. Наряду с этим в центре его внимания был не только германский фольклор, но и творчество русского, польского, белорусского, латышского и др. народов. Со временем данный широкий материал Гердер соединяет в сборнике «Народные песни» (1778–1779). Собиранием фольклорного материала деятельно занимались братья Я. и В. Гримм, А.ф. Арним и К. Брентано, Э.Б. Тайлор, Дж. Дж. Фрэзер и др. В Российской Федерации систематизации и изучению артефактов народной культуры посвятили собственную жизнь П.В. Киреевский, А.Ф. Гильфердинк, А.Н. Афанасьев, братья Веселовские, Ф.И. Буслаев, В.Я. Пропп, Б.А. Рыбаков и др.
Фактически любой фольклорист привносил в изучение предмета что-то собственное; появлялось много школ, каковые с различных точек зрения разглядывали народное творчество. Основная неприятность пребывала в том, что произведения наивного мастерства различных народов обнаруживали необычное сходство сюжетов, мотивов, храбрецов, образов. Среди множества подходов стоит выделить теорию отражения и теорию заимствования. Приверженцы первой концепции исходили из того, что все фольклорные начала имеют единый корень (предположительно в индийской мифологии), а после этого, в других государствах от него отпочковывались собственные ветви народного творчества. Данный подход представляется обоснованным, но он не растолковывает того, из-за чего поразительно аналогичными появились элементы фольклорных произведений народов, живущих на большом растоянии друг от друга и, более того, пребывавших в продолжительной изоляции.
Дать добро эту тайную разрешает теория отражения. Дело в том, что представители людской сообщества являются свидетелями одних и тех же явлений бытия: ночи и смена дня, размещение солнца, звёзд и луны на небосклоне, цикл времён года и проч. Конечно, что обшая мировой мистерия обнаружила отражение в душах впечатлительных и творческих людей, каковые применяли данный материал в собственных сказаниях и легендах. Князь Гвидон из пушкинской «Сказки о царе Салтане» выбивает ногами дно бочки, куда он был заточён вместе с матерью, что символизирует наступление яркого времени дней, в этот самый момент же видится с царевной Лебедь, у которой месяц под косой сверкает, а во лбу звезда горит. Сказочная история К.И. Чуковского «Краденое солнце» напрямую говорит об отражении в сознании автора и его прихода утра наступления и юных читателей ночи.
Говоря об отражении мировых астрономических и географических процессов в творчестве, не нужно думать, что создатель, опирающийся на народные знаки, сознательно завлекает тот либо другой образ: значительно чаще это происходит бессознательно: некие глубинные уровни отечественной психики реагируют на столетиями формировавшиеся символы, импульсы, каковые подсказывают ответ авторской задачи; совершенно верно так же поступает и подсознание реципиента, сканирующее тайные смыслы. На этом механизме выстроено, например, и учение К.Г. Юнга об архетипах.
#Школа. Випускний 9 серія
