Наровне с несложной верою в христианской Церкви весьма рано появляется богословское, как научное, философски-спекулятивное изложение участников веры — было ли то в целях апологетических, полемических либо хорошего раскрытия содержания веры для людей философски образованных. Начало христианского богословия (апологетики) положили, как сообщено выше, христианские апологеты, и с того времени научное рвение не угасало в Церкви, а по временам было особенно энергично и богато результатами. Появление гностицизма помогало формированию церковно-богословской науки — и отрицательно-очень плохо, пассивно, и положительно-энергично. Гностицизм был важным соперником Церкви, а у аналогичного соперника возможно а также должно было поучиться, дабы не быть разбитым им. Обосновывая научно — доводами историческими, экзегетическими, философскими — собственные положения против Церкви, гностицизм побуждал и защитников Церкви использовать научные же приемы, как самые действительные в этом случае. При принципиальном расхождении с гностиками, защитники Церкви высоко ценили научные преимущества их, найденные ими в их произведениях. Во времена, к примеру, Оригена существовал комментарий на св. Иоанна гностика Гераклеона. И вот Ориген, составляя собственный толкование на это же Евангелие, неизменно старательно отмечает, где, в чем и из-за чего он не имеет возможности дать согласие в толковании с упомянутым гностиком. Не страно исходя из этого, в случае если развитие в Церкви научных заинтересованностей начинает особенно быть заметным с императором Коммодом (180 г.), в то время, когда гностицизм обнаружился во всей собственной силе и привёл к защитникам Церкви на решительную борьбу с ним. Вышедшие уже из Церкви еретики, алоги и монархиане, нашли высшую степень научной деятельности. Из истории Климента Александрийского и Оригена известен епископ Александр, потом Иерусалимский, составивший элийскую библиотеку. направляться еще упомянуть об епископе Фирмилиане Кесарийском. Много было на Востоке мужей, без сомнений, с научными рвениями. Евсевий, появившийся в последней трети III в., упоминает о многих произведениях, использованных им, имена авторов которых уже были для него малоизвестными (Ц.И. V, 27). Но самым сильным и броским доказательством научной спекулятивной деятельности в Церкви в конце II-го и начале III в. помогает Александрийская богословская школа.
Мы не знаем о происхождении данной школы. В первый раз она выступает во свете истории около 190 г. Какое было хронологическое и жизненное отношение богословской научной Александрийской школы к катехизаторской, основанной, по преданию (Евс. Ц. И. II, 11), св. Марком, сообщить нет возможности. Базу научной богословской школы положил, по-видимому, Пантен. Климент, позже названный Александрийским, — появившийся в Греции от богатых своих родителей, по обычаю того времени, довершал собственный образование путешествием по странам и культурным городам. Прибывши в Александрию, — предполагают из Рима, — он, по его выражению, встретил тут “Сицилийскую пчелу,” само собой разумеется, Пантена, и так был поражен и увлечен ученостью этого мужа, что прекратил собственные странствования, оставшись в Александрии. Климент стал учеником и слушателем Пантена, а позже, по окончании его удаления на Восток, сделался преподавателем школы. Эта школа чрез Пантена, а позже чрез Оригена оказывала влияние на Палестину и Каппадокию, вызывая и усиливая и в том месте научные рвения.
Первый христианский преподаватель школы, что нам прекрасно известен, благодаря оставшимся произведениям, был как раз Климент Александрийский, из биографии которого, как продемонстрировано выше, ничего не дошло до нас точного. Мы располагаем только его произведениями. Особого внимания заслуживает его трилогия — Протрептик, Педагог и Строматы. Главная задача трилогии — привести язычника в христианство методом раскрытия пред ним величия христианства и ничтожества язычества. Это — мост от язычества к христианству. Первый тезис — увещание язычника обратиться к христианству — пребывает в характеристике христианства и сравнительном изложении и язычества; второе произведение воображает совокупность учения для снова обратившегося; третье — это введение в христианскую философию либо “церковный гносис.” Климент стоит на земле, на которую пробовал вступить Иустин; но он на большом растоянии шагает вперед в сравнении с апологетами. Его превосходство над Иустином пребывает в том, что он поменял апологетическую задачу, которая ему предносилась, переработав её в систематико-теистическую, но в особенности в том, что он переработал в научную догматику христианское церковное предание, которое ему представлялось в совсем втором количестве и значительно более устойчивым и жёстким, чем Иустину. В это же время как Иустин солидную часть его нейтрализовал в схему “доказательства пророчества.” Идее Логоса, что имеется Христос, Климент дал значительно более конкретное и богатое содержание, чем Иустин, возвысив её в принцип христианства и религиозного изъяснения мира. Христианство имеется учение о творении, об спасении и избавлении людской рода чрез Логоса, дело которого увенчивается в идеальных гностиках.
Но, значение, которое взяла Александрийская школа для истории христианского просвещения и догматики, связывается не с Климентом, а его учеником Оригеном. В отношении церковной ортодоксии они стоят в одном положении; но Ориген развил несравненно более богатую деятельность, чем Климент, с беспримерною в истории Церкви трудоспособностью испробовав все области теологии. Само собой разумеется, тут имеет значение да и то, что Климент еще не владел церковным преданием в жёстких формах, как Ориген, а создавал его вместе с Иринеем и Тертуллианом. Но иначе, как показывают его “Строматы,” он не владел высокими свойствами отличного систематизатора. Он дал лишь кое-какие части богословской догматики и спекулятивной этики. Ориген же, стоя на плечах Климента, способен был дать систематическую обработку всему церковному христианскому преданию.
Беседа перед Крещением, катехизаторская беседа с крестными родителями
