Император Юлиан был внуком Констанция Хлора и приходился племянником Константину Великому. Детство его проходило в Константинополе в доме матери. Наблюдение за его духовным развитием было поручено еп. Евсевию, что должен был его воспитывать в духе умеренного арианства. Евсевий относился к собственном уделу неосторожно. Настоящим авторитетом для мальчика явился Мардоний, евнух безжалостного происхождения, бывший преподаватель его матери. Он был страстным поклонником греческой культуры, в этом духе воспитывал Юлиана, воздерживаясь от всякого упоминания о христианстве. Позднее Юлиан был удален из столицы странным Констанцием и помещен в одном замке в Каппадокии. От него требовалось постоянное посещение церкви, чтение св. Писания и исполнение церковных уставов. Подготовленный ранее своим преподавателем к восприятию старо-хорошего мира, ненавидя лично Констанция, он отрицательно относился и к исповедуемому последним христианству. Вызванный позже в Константинополь, он при дворе императора, столкнулся с распрями и интригами в тогдашнем христианском обществе. Все это усиливало его нерасположение к христианству. Юлиан скоро сошелся с поборниками язычества, каковые, гонимые Констанцием, грезили о наступлении благоприятного для них времени. Сильное влияние на него имел известный языческий ритор Ливаний. Получив от Констанция разрешение докончить собственный образование, он в Афинах и Малой Азии познакомился с известными неоплатониками, в особенности с Максимом, что посвятил его во все экстаза и таинства теургии. В 355 г. Констанций, не подозревая в Юлиане язычника, послал его в Галлию в звании кесаря. В361 г. случился разрыв между ними. Начиная борьбу, Юлиан заявил себя открытым язычником.
Вступление Юлиана на императорский престол было весёлым событием для языческой партии. Юный император окруженный философами, учеными, авгурами и жрецами, ревностно взялся за восстановление язычества. Еще на пути из Галлии он открыл множество храмов, закрытых при Констанции, и с громадным торжеством приносил в них жертвы всевышним. По вступлении в Константинополь, празднично заявив собственный отречение от христианства, он приказал по всей империи вернуть уничтоженные и открывать закрытые храмы и отправлять в них служение. Гонимые и преследуемые жрецы вышли из собственных убежищ и направились к алтарям собственных всевышних. Сам Юлиан более всех собственных языческих подданных и, кроме того более жрецов, беспокоился о восстановлении древних, практически забытых культов. Нося титул pontifex maximus, он желал быть жрецом в действительности; исходя из этого довольно часто сам лично, с благоговением и небывалой торжественностью, приносил жертвы всевышним. — Так язычество опять стало национальной религией и язычники снова взяли преобладающее значение в империи. По отношению к христианскому обществу Юлиан держал себя на первых порах достаточно снисходительно. Наученный историей, он осознавал, что кровавые преследования не смогут стереть с лица земли христианство. Скорее, думал он, возможно ослабить его и довести до уничтожения умной политикой. В этих видах, руководствуясь, по-видимому, философской терпимостью ко всем учениям, он предоставил свободу действий всем сектам и христианским партиям; на самом же деле он рассчитывал, что христианское общество, при внутренней борьбе партий, само собой придет к падению. С умной целью Юлиан особенным законом запретил христианским ученым заниматься изучением поэтов и философов и объяснением их в школах, воображая в основание то событие, что люди, объясняющие творения великих мужей — Гомера, Гесиода, Геродота и др. и обличающие их в нечестии, оскорбляют всевышних, которых почитали эти великие люди. На самом же деле этим запрещением Юлиан желал обезопасисть собственный дело восстановления язычества. Он отлично видел, что христианские ученые, привычные с поэтами и философами, растолковывая их писания перед собственными слушателями с христианской точки зрения, подрывают язычество в его первых источниках. Потом, дабы обидеть христианское чувство а также посмеяться над пророчеством Христа Спасителя об иерусалимском храме, Юлиан, под видом той же веротерпимости, дал иудеям средства вернуть собственный храм в Иерусалиме. Но, по свидетельству и языческих и христианских писателей, оказавшийся три раза из почвы пламя истреблял все начатые постройки, так что сами иудеи в кошмаре отказались от предпринятого дела. Не смотря на то, что подобные распоряжения были направлены против христиан лишь косвенным образом и не угрожали существованию Церкви, но уже одно то, что привилегии национальной религии переходят от христианства к язычеству, поставило христиан в неясное положение, при котором были вероятны для них громадные притеснения.
Так, с восстановлением язычества, воинские флаги, с изображением креста, были заменены новыми с изображениями всевышних, различные воинские церемонии взяли языческий темперамент. Все это стесняло солдат-христиан. Приказание Юлиана (в Антиохии) окроплять жертвенной кровью реализовываемые на рынках припасы повело уже к стеснению всех христиан. Позже удаление христиан от занимаемых ими национальных должностей и предпочтение, отдаваемое правительством язычникам в любых ситуациях судьбы, к примеру, в тяжбах и судебных спорах, ставило довольно часто многих христиан в затруднительное положение. Но самым сильным стеснением христиан было то, что они, по приказанию Юлиана, должны были возвращать язычникам то имущество, которое при Констанции и Константине перешло от языческих храмов к христианской Церкви. Многие языческие храмы были перевоплощены в церкви; многие были уничтожены и на месте их выстроены церкви; почвы, принадлежавшие языческим храмам, были заняты христианскими строениями и т.д. Дабы выполнить приказание императора, христиане должны были уничтожать церкви собственные а также за собственный счет восстанавливать уничтоженные, по приказаниям христианских правителей, языческие храмы. Наряду с этим бывали и такие случаи, что язычники потребовали и отнимали у христиан не только то, что прежде принадлежало языческим храмам, но да и то, что всегда было собственностью христианских церквей.
Но как Юлиан ни стеснял христиан прямо и косвенно, он нисколько не ослабил христианство и на большом растоянии еще не достиг собственной цели восстановления язычества, тем более, что, практически в первые дни правления, разошелся с большинством языческой партии. Вежливый на понятиях неоплатонической школы, он желал вернуть не то язычество, какое знало большинство язычников, а язычество, преобразованное по началам неоплатонизма. Отрицая совместно со собственными преподавателями неоплатониками старое многобожие и признавая божеством лишь единое Главное Существо, Юлиан видел в всевышних старой религии идеи, качества и свойства этого Главного Существа, а в идолах — изображение этих последних. Сообразно со собственными понятиями о всевышних древности, он наблюдал и на мифы, стараясь собственными аллегорическими толкованиями прикрыть все их нелепости и возбудить в язычниках такое же благоговейное уважение к ним, каким он сам отличался. Вместе с теоретической стороной в язычестве Юлиан желал преобразовать и практическую. Так же, как и прежде оставляя в языческом культе жертвоприношения а также заботясь об их повышении, он желал внести в него религиозно-нравственные элементы; потребовал, дабы жрецы занимались изучением поэтов и философов, как провозвестников божественных истин, вели жизнь строго воздержанную и добродетельную, поучали народ, растолковывая ему суть древних мифических сказаний, при храмах устраивали благотворительные заведения и т.п. Словом, дух христианской религии, Юлиан желал перенести на язычество.
В таком виде язычество было неизвестно практически всем язычников, кроме того самим жрецам. Исходя из этого народная масса, как и прежде, относилась к служению своим всевышним холодно и неосторожно; бывали случаи, когда одни лишь старая женщина находились при жертвоприношениях императора-жреца, либо, — как это было в Антиохии, — в праздник Аполлона, язычники покинули одного императора приносить жертвы всевышнему поэзии, под открытым небом при проливном дожде, а сами искали убежища под крышей храма. Вольно мыслящие из язычников кроме того открыто в сочинениях и разговорах смеялись над множеством жертв, приносимых Юлианом и над его философскими толкованиями мифов. Приближенные Юлиана, наполнявшие его двор, также не сочувствовали его замыслам; в большинстве это были шарлатаны и авантюристы , рассчитывавшие купить какие-либо пользы от императора язычника. Таким людям не нравилась строго философская, полная энергии, жизнь Юлиана, и на требование его проводить подобную же жизнь они отвечали жалобами на невнимательность к ним императора. Разочарования одно за вторым постигали Юлиана; языческое общество не сочувствовало его замыслам; христианское мужественно переносило все притеснения и нисколько не ослабевало. Но Юлиан не желал отказаться от собственного дела; неудачи и препятствия лишь злили его. Он желал употребить все средства, кроме того насильственные, дабы лишь достигнуть собственной цели. И вправду, христиане уже ожидали от него ожесточённых преследований по окончании его похода в Персию. Но в одной битве с персами, в 363 г., Юлиан был убит, и вместе с его смертью, кончилось его дело восстановления язычества.
Христиане же, с церковной властью во главе, держались прочно; Церковь верили в собственный будущее и как словно бы больше сплотилась перед грозой. Известный борец за православие, Афанасий Александрийский, которого лишь одного Юлиан послал в изгнание за оппозиционеров, резкость которого переступала все законы страны, утешал паству жёсткими словами: “Не страшитесь, приятели. Это мелкое облачко, оно не так долго осталось ждать пройдет, посторонимся мало”.
Церковь при Юлиане Отступнике – аудиокнига «История Христианской Церкви» (52)
