Приступая к этой новой главе, я решил было ничего не говорить: и самому заботливому автору однажды надоедает возиться с читателем-недоумком, не способным без своевременного комментария и шагу ступить. Пора, думал я, призвать читателя к самостоятельности – учитывая то, что все условия для его ориентации в структуре настоящего художественного произведения давно созданы!
Но я изменил вышеупомянутое решение, здраво поразмыслив и в результате этого поняв, что отпускать читателя пастись на заповедных лугах моей фантазии одного опасно. Он там на этих лугах все у меня пожрет, а потом хватишься чего-нибудь – и нету! Скажем, росла травка на обочине той или иной повествовательной линии – пропала. Где травка? Да читатель пожрал: пасся, видите ли, поблизости. Цветочки смял, деревца обглодал… нет уж!
Я, конечно, не уподоблю художественное целое огороду, а читателя – козлу, упаси Боже… клянусь, что у меня и в мыслях такого нет. Но само же напрашивается! Особенно когда представишь себе читателя-критика, который то или иное художественное произведение уже прочитал – и давай носиться взад-вперед по прочитанному. Носиться да выспрашивать: тут у тебя, писатель, дескать, что… та-а-ак, а там что… та-а-ак, а вон за тем косогором – та-а-ак… Все истопчет, все истолкует – места живого не оставит, да еще, не ровен час, петуха красного пустит! Спросишь его: что ж ты, стервец, делаешь-то? – и слышишь в ответ: постигаю, стало быть, художественное целое, проникаю в секреты творческой лаборатории! И сколько ты ему ни говори: тут не лаборатория была, тут заповедные луга авторской фантазии были – он все равно по выжженной траве ползает да пробирки ищет…
Потому-то умный писатель как поступает: он нашествия читателя-критика не ждет, он заранее все сам объясняет. Вот у меня, значит, завязочка – видите, красненькая такая, вот кульминация, а вон за тем косогором – развязочка… Здесь одно, тут – другое, а там и там – ничего нету, там у меня луга заповедные. Почему же не погулять… можно и погулять, да только зачем во лугах-то гулять заповедных, когда вот же ведь у нас тропочка, а вот скамеечка… батюшки, да тут и стол накрыт, прямо на природе! Угощайтесь, стало быть, чем Бог послал. Глядишь, читатель-критик напьется-накушается, а потом – под кусток, на бочок и – молчок!
Гроза миновалась, и буря промчалась. Красота!
А пока он спит, можно как раз и начинать подниматься на более высокий уровень художественного обобщения: довольно уже по мелочам обобщать. Настало время так обобщить, чтоб перед глазами все поплыло: свет ночной, ночные тени, тени без конца, Прозерпина в упоенье, без порфиры и венца… извините.
У Деткин-Вклеткина кружилась голова: он ничего не понимал. Умная Эльза стояла перед ним и несла чушь, смысл которой – смысл чуши, я имею в виду, – был в следующем: монументальная композиция «Никогда и ни при каких обстоятельствах не забудем мать родную» (возле нее в настоящий момент сидели и медитировали трое дзен-буддистов) представляет собою один из фрагментов Абсолютно Правильной Окружности из спичек.
– Вы, Умная Эльза, значение слова «абсолютный» вообще-то понимаете?
– А то! – воскликнула Умная Эльза. – «Абсолютный» значит «безотносительный к чему бы то ни было, ни от чего и ни от кого не зависящий, непреходящий, вечный».
– Широковато атрибутирует, – поморщился Деткин-Вклеткин и, взглянув на Случайного Охотника и Хухры-Мухры, спросил: – Как, по-вашему?
– Нормально атрибутирует, но трактовка полностью иррелевантна, – заумничали те.
– У Аристотеля, – начал было даже Хухры-Мухры, но махнул рукой и направился в сторону монументальной композиции: – Плевать! Разрушить тут все на хрен – и выложить спички в линию!
– Ни с места! – крикнула Умная Эльза и выхватила из складок кимоно гранату.
От ее крика погруженные в себя дзен-буддисты вздрогнули и вышли из себя, зарычав нижеследующим образом:
Большой дзен-буддист: «Кто вошел в мою медитацию и приостановил ее?»
Средний дзен-буддист: «Кто вторгся в мою медитацию и прервал ее?»
Маленький дзен-буддист: «Кто ввалился в мою медитацию и разрушил ее?»
– Это она, она! – в страхе крикнул Хухры-Мухры, показывая на Умную Эльзу.
Дзенбуддисты поднялись с насиженных мест и, рыча, двинулись к Умной Эльзе угрожающе тяжелыми шагами.
– Вот странные дзенбуддисты! – вырвалось у Редингота. – Они же умиротворенные должны быть…
– Обычные дзенбуддисты умиротворенные и есть, – объяснила Умная Эльза как знаток аборигенов. – Но эти – дзен-буддистские экстремисты.
– А-а-а… Никогда не думал, что такие бывают! – признался Редингот.
– Всякие бывают, – со знанием дела ответила Умная Эльза. – Есть доктрина – будут и фанатики.
Впрочем, пора было спасать Умную Эльзу – и Деткин-Вклеткин бросился наперерез дзен-буддистским экстремистам.
– Зачем Вы это делаете? – обалдели Случайный Охотник и Хухры-Мухры. – Пусть они растерзают ее – нам же забот меньше!
– Как вы можете! Вы же возвышенными стали! – покачал головой Деткин-Вклеткин и заслонил Умную Эльзу тщедушным своим телом, образовав вместе с ней скульптурную группу «Деткин-Вклеткин заслоняет Умную Эльзу тщедушным своим телом». Случайный Охотник и Хухры-Мухры, сраженные величием этого зрелища, устыдились собственной низости.
Между тем дзен-буддистские экстремисты приблизились к скульптурной группе вплотную.
– У меня граната в руке, – предупредила Умная Эльза.
– Нирвана или смерть! – фанатически выкрикнули дзен-буддистские экстремисты.
– Глупая постановка вопроса, – заметил Деткин-Вклеткин. – Какой смысл вы в это вкладываете?
– Каждый, кто мешает нам достичь нирваны, – покойник, вот какой смысл! – ухмыльнулись дзен-буддистские экстремисты.
– Каждый… человек? – поставил ловушку Деткин-Вклеткин.
– Почему человек? – тут же и угодили в ловушку дзен-буддистские экстремисты. – Все равно кто! Муха мешает – муху прихлопнем, собака мешает – собаку заживо сожрем, человек мешает – человека пришьем…
– А если вам в следующей реинкарнации мухами быть? – задал контрольный вопрос Деткин-Вклеткин.
– У нас у троих уже последняя реинкарнация, – сняли вопрос дзен-буддистские экстремисты. – Все мы завершили круг земных страданий и выполнили свою жизненную задачу. Так что никто из нас больше не родится для земного существования.
– Ну, слава Богу… – с облегчением сказал Деткин-Вклеткин.
– Как-то непохоже, что вы выполнили свою жизненную задачу… такие злобные! – сказал Хухры-Мухры.
– Заткнись, недоносок! – бросили ему прямо в лицо дзен-буддистские экстремисты. Брошенное прилипло к лицу.
– Откуда вы знаете, что я недоносок? – отлепляя брошенное и с отвращением выбрасывая его, озаботился Хухры-Мухры, привыкший к тому, что о соответствующем факте, кроме него, никто не осведомлен.
– Мы всё знаем, – общо объяснились дзен-буддистские экстремисты. – Ничто в жизни больше не является для нас загадкой. – Тут они в упор посмотрели на Деткин-Вклеткина. – Освободите дорогу. Мы сейчас по-быстрому придушим Умную Эльзу и дальше медитировать пойдем.
В этот момент Случайный Охотник, долго наблюдавший за событиями со стороны, подошел к большому дзен-буддисту и сказал:
– К сожалению, я не могу залепить Вам по харе физически, потому что, участвуя в деле построения Абсолютно Правильной
Окружности из спичек, полностью утратил агрессивность. Но во мне все еще сохранилась способность залепить Вам по харе вербально. Что я и делаю.
– Я ничего не чувствую, – выждав некоторое время, доложил большой дзен-буддист. – Повтори-ка еще раз, чтo ты делаешь!
– По харе Вам залепляю… вербально, – повторил Случайный Охотник.
Большой дзен-буддист опять выждал некоторое время и растерянно сказал:
– Так мне по харе никто еще не залеплял. Я не знаю, как на это реагировать.
– Ну… Вы тоже залепuте мне по харе, – предложил Случайный Охотник.
– Вербально?
– А как же еще? Я же Вам вербально залепил!
– Что мне для этого надо сделать? – совсем растерялся большой дзен-буддист.
– Произнести слова: «Я залепляю Вам по харе!» Желательно на «вы»… и с прописной.
– Дай я ему по харе залеплю! – обрадованно закричал маленький дзен-буддист, пытаясь оттеснить большого.
Он встал на цыпочки и торжественно, как на линейке школьников у портрета президента, провозгласил:
– Я залепляю Вам по харе!
– Ты… это… отойди, ребенок, – попросил его Случайный Охотник. – Видишь ведь: взрослые спокойно разговаривают и залепляют друг другу по харям. А ребенку я даже вербально по харе не залепляю. Да у тебя и хари-то никакой нет.
Маленький дзен-буддист с ревом бросился к среднему:
– Мама, он сказал, что у меня хари нету!
– Не слушай его, мое сокровище, есть у тебя харя – еще какая! – принялась утешать сынка мама, отводя его в сторону.
– Я… залепляю… Вам… по харе! – преодолев внутреннее сопротивление, произнес большой дзен-буддист.
– А я сильной ногой бью Вам в солнечное сплетение.
После очень продолжительной паузы большой дзен-буддист спросил:
– Между нами сейчас что происходит?
– Между нами сейчас происходит драка, – охотно пояснил ему Случайный Охотник.
– И кто побеждает? – как в бреду спросил большой дзен-буддист.
– Пока я, – скромно ответил Случайный Охотник.
Большой дзен-буддист пристально вгляделся в него:
– А Вы вообще-то кто такой?
– Я… я здесь случайно. Я Случайный Охотник.
– Понятно, – сказал большой дзен-буддист. – Тогда я неожиданно бью Вам в пах.
– Сильно?
– С нечеловеческой силой! – уточнил большой дзен-буддист.
– А я, пока Вы уточняете, уклоняюсь и бью Вас по башке медным тазом! – взревел Случайный Охотник.
– Медный таз-то у Вас откуда? – едва успел спросить большой дзен-буддист, свалившись на землю кулем с мукой.
Мука просыпалась – и ее унес ветер.
– Папка с абсолютом слился! – захлопал в ладоши маленький дзен-буддист, и мать, вся в слезах радости, увела его куда-то со страниц настоящего художественного произведения мелкими, как горох, шагами.
– Вот! – поймал детское восклицание Деткин-Вклеткин и, переглянувшись со Случайным Охотником и Хухры-Мухры, остановил выразительный взгляд на Умной Эльзе. – Вот в этом значении Вы и употребляете слово «абсолют» – прямо как дитя малое!
Умная Эльза покраснела, что твой перезрелый редис… то есть побордовела.
– Когда же мы говорим Абсолютно Правильная Окружность из спичек, мы просто имеем в виду, что эта окружность совершенна, то есть безупречна, то есть идеальна, то есть… правильна во всех отношениях, понятно?
Умная Эльза покачала головой: понятно ей не было.
Случайный Охотник и Хухры-Мухры вздохнули: дескать, тупая какая…
– Так, душенька моя, – сказал Деткин-Вклеткин и попытался зайти с другой (подветренной) стороны. – Вы любили когда-нибудь?
– Я и сейчас люблю, – с достоинством сказала Умная Эльза, кутаясь от ветра в складки кимоно и опять пряча туда же гранату.
– Прекрасно! – обрадовался Деткин-Вклеткин. – Не кажется ли Вам тот, кого Вы любите, совершенством?
– Не кажется, – обиженно ответила Умная Эльза. – Он есть совершенство.
– Ну, этого никак быть не может! – возразил Деткин-Вклеткин. – Уж чего-нибудь в нем обязательно не хватает. Он красивый?
– Сказочно!
– Умный?
– Невероятно!
– Преуспевающий?
– Дальше некуда!
– Внимательный?
– Как патруль!
– Кем работает?
– Богом.
Деткин-Вклеткин поскучнел. Поковыряв небольшим большим пальцем босой ступни каменистую землю Японии и выковыряв оттуда черепок эпохи Ямато, на котором был запечатлен фрагмент Уложения Семнадцати Статей принца Сётоку Тайси, сказал:
– Мда. Тяжелый случай. Прямо не знаю, как и быть. Идею совершенства не объяснишь тому, кто обладает совершенством…
Умная Эльза не знала, чем ему помочь.
– А сами-то Вы как понимаете совершенство? – спросила она, чтобы прервать мучительную паузу.
– Да самым что ни на есть примитивным образом! – воскликнул Деткин-Вклеткин. – Совершенно то, что не нуждается в изменениях!
– И в самом деле примитивно… – разочаровалась Умная Эльза. – Давайте прямо сейчас у Вас какой-нибудь орган вырежем? Вот… ледорубом! – И она направилась к Случайному Охотнику. Тот прижал ледоруб к животу и не отдавал.
– Вы не в себе, что ли? – властным жестом правой руки остановил ее Деткин-Вклеткин. – Зачем у меня орган-то вырезать – чем он Вам помешал?
– Мне – ничем, – обособилась Умная Эльза. – А сами Вы, значит, вполне довольны тем, как в Вас все соединено? И ничего менять не хотите?
– Да нет… спасибо, – перекрестился Деткин-Вклеткин.
– Значит, Вы не нуждаетесь в изменениях. Из этого следует, что Вы совершенство. Тогда я вот что Вам скажу: считать себя совершенством глупо и нескромно.
Деткин-Вклеткин так и сел там, где стоял. Рядом с ним в задумчивости присели и Случайный Охотник с Хухры-Мухры.
– Чего это она… такая? – задал весьма общий вопрос Хухры-Мухры.
Ни у Деткин-Вклеткина, ни у Случайного Охотника столь общего ответа не нашлось.
– А вот теперь, дорогие мои, – сказала Умная Эльза, – я расскажу Вам о совершенстве.
– Не надо! – не выдержав психической нагрузки, с ужасом выкрикнул впечатлительный Хухры-Мухры.
– Надо, – непреклонно ответила Умная Эльза. – Надо, ибо вы, трое, заблудились.
– Причем тут это? – спросил (уже глухо, как тетерев, рыдая) Хухры-Мухры.
– Возьмите себя в руки, Хухры-Мухры, – вздрогнув, вышел из столбняка Деткин-Вклеткин. – Возьмите себя в руки и послушайте. Сейчас ее устами говорит Бог.
– Откуда – Бог, какой Бог! – заметался Хухры-Мухры, испуганно глядя по сторонам.
– Тот Бог, который вошел в нее. Я вижу. Она права, мы заблудились. Мы заблудились не по дороге сюда, а гораздо раньше. Я понял это давно, еще в Северном Ледовитом океане… подловатом этом океане. Тогда у нас было сколько угодно спичек – и мы храбро шли вперед, но я уже знал, что мы заблудились.
Vangers Review
