Ощущаю, что нужно бы ответить и еще на одно письмо одного обозревателя. В прошлом, апрельском № «Ежедневника», говоря о политических вопросах, я, кстати, включил одну, допустим, фантазию:
«…Российская Федерация окажется посильнее всех в Европе. Случится это от того, что в Европе уничтожатся все великие державы по очень несложной причине: они все будут обессилены и подточены неудовлетворенными демократическими рвениями огромной части собственных низших подданных, нищих и своих пролетариев. В Российской Федерации же этого не имеет возможности произойти совсем: отечественный демос доволен, и чем потом, тем более будет удовлетворен, потому что все к тому идет, неспециализированным настроением либо, лучше, согласием. А потому и останется один лишь колосс на континенте Европы — Российская Федерация».
Мой обозреватель в ответ на это вывод приводит один любопытнейший и назидательный факт и выставляет его как обстоятельство сомнения в том, что «отечественный демос доволен и удовлетворен». Почтенный обозреватель через чур прекрасно осознает (в случае если ему попадутся эти строки), из-за чего я не могу сейчас поднять данный сказанный им факт и ответить на него, не смотря на то, что и не теряю надежды в возможность поболтать как раз об этом факте в самом непродолжительном будущем. Но сейчас я желаю только сообщить одно слово в объяснение о демосе, тем более что взял уже сведение и о некоторых вторых мнениях, также не согласных с моим убеждением о довольстве отечественного «демоса». Я желаю только обратить внимание моих оппонентов на одну строке выписанного выше места из апрельского номера: «…потому что все к тому идет, неспециализированным настроением либо, лучше, согласием». В действительности, в случае если б этого неспециализированного настроения либо, лучше, согласия не было кроме того в самых моих оппонентах, то они пропустили бы мои слова без возражения. И потому настроение это без сомнений существует, без сомнений демократическое и без сомнений благородное; кроме того, оно общее. Действительно, большое количество в теперешних фальши и демократических заявлениях, большое количество и журнального плутовства; большое количество увлечения, к примеру, в преувеличении нападок на соперников демократизма, которых, к слову сообщить, у нас сейчас мало. Однако честность, бескорыстие, откровенность и прямота демократизма в большинстве русского общества не подвержены уже никакому сомнению. В этом отношении мы, возможно, представили либо начинаем воображать собою явление, еще не объявлявшееся в Европе, где демократизм до сих пор и везде заявил себя еще лишь снизу, еще лишь сражается, а побежденный (словно бы бы) верх до сих пор дает ужасный отпор. Отечественный верх побежден не был, отечественный верх сам стал демократичен либо, вернее, народен, и — кто же может отрицать это? А вдруг так, то согласитесь сами, что отечественный демос ожидает радостная будущность. И в случае если в настоящем еще очень многое неприглядно, то, по крайней мере, позволительно питать громадную надежду, что временные невзгоды демоса обязательно улучшатся под неустанным и постоянным влиянием впредь таких огромных начал (в противном случае и назвать запрещено), как общее всеобщее согласие и демократическое настроение на то всех русских людей, начиная с самого верху. Вот в этом-то смысле я и выразился, что отечественный демос доволен и «чем потом, тем более будет удовлетворен». Что же, в это тяжело не верить.
А напоследок мне хочется добавить еще одно слово о русской даме. Я сообщил уже, что в ней заключена одна отечественная огромная надежда, один из залогов отечественного обновления. Восстановление русской дамы в последние двадцать лет выяснилось несомненным. Подъем в запросах ее был большой, откровенный и безбоязненный. Он с первого раза внушил уважение, по крайней мере вынудил задуматься, несмотря на пара паразитных неправильностей, обнаружившихся в этом перемещении. Сейчас, но, уже возможно свести счеты и сделать безбоязненный вывод. Русская дама целомудренно пренебрегла препятствиями, насмешками. Она твердо заявила собственный желание принимать участие в общем деле и приступила к нему не только бесплатно, но и самоотверженно. Русский человек, в эти последние десятилетия, страшно поддался разврату стяжания, цинизма, материализма; дама же осталась значительно более его верна чистому поклонению идее, служению идее. В жажде высшего образования она показала серьезность, терпение и представила пример величайшего мужества. «Ежедневник писателя» дал мне средство ближе видеть русскую даму; я взял пара превосходных писем: меня, неумелого, задают вопросы они: «что делать?» Я ценю недостаток уменья и эти вопросы в ответах стараюсь искупить искренностью. Я сожалею, что многого не могу и права не имею тут сказать. Вижу, но, и кое-какие недочёты современной дамы и основной из них — чрезвычайную зависимость ее от некоторых фактически мужских идей, свойство принимать их на слово и верить в них без контроля. Говорю далеко не обо всех дамах, но недочёт данный свидетельствует и о красивых чертах сердца: ценят они более всего свежее чувство, живое слово, но основное, и выше всего, честность, а поверив искренности, время от времени кроме того фальшивой, увлекаются и мнениями, и вот это время от времени через чур. Высшее образование в первых рядах имело возможность бы этому весьма оказать помощь. Допустив искренно и в полной мере высшее образование дамы, со всеми правами, каковые дает оно, Российская Федерация еще раз ступила бы громадный и необычный ход перед всей Европой в великом деле обновления человечества. Дай всевышний также русской даме менее «уставать», менее разочаровываться, как «устала», наприм, Писарева. Но скорее пускай, как супруга Щапова, она утолит тогда собственную грусть любовью и самопожертвованием.[150]Но и та и вторая одинаково мучительные и незабвенные явления, — одна по собственной маловознагражденной высокой женственной энергии, вторая — как бедная усталая, уединившаяся, поддавшаяся, побежденная…
В чем опасность народовластия в семье? Народовластие в семье. Нужна ли в семье народовластие? Сатья дас
