Имеется сейчас странные заботы и странные недоумения. Положительно имеется русские люди, опасающиеся кроме того русских побед и русских успехов. Не потому опасаются они, что хотят зла русским, наоборот — они скорбят об всякой русской неудаче сердечно, они хорошие русские, но они опасаются и успехов, и побед русских, — «потому-де, что явится по окончании победоносной войны самоуверенность, самовосхваление, шовинизм, застой». Но вся неточность этих хороших людей в том, что они постоянно видели русский прогресс единственно в самооплевании. Да самонадеянность-то нам, возможно, и всего нужнее сейчас! Самоуважение нам необходимо, наконец, а не самооплевание. Не волнуйтесь: застоя не будет. Война осветит столько нового и вынудит столько поменять ветхого, что вы бы ни при каких обстоятельствах не добились того самооплеванием и поддразниваньем, каковые обратились сейчас только в несложную забаву. Но обнаружится и очень многое такое, что прежде считалось кроме того умниками-обличителями отечественными только мелочью, забавными мелочами а также последним делом, но что, но же, образовывает основную отечественную сущность дела во всем. Да и не нам, не нам предаваться шовинизму и самоупоению! Где и в то время, когда это случалось в русском обществе! Утверждающие это просто не знают русской истории. Об отечественном самоупоении много говорили по окончании Севастополя: самоуверенность-де нас тогда погубила. Но ни при каких обстоятельствах культурное общество не было у нас менее самоуверенно а также более в разложении, как в эру пред Севастополем.
Кстати увижу: из писавших о отечественном самоупоении и дразнивших нас им по окончании Севастополя было пара новых молодых писателей, обративших тогда на себя громадное внимание общества и возбудивших в нем горячее сочувствие к их обличениям. И, но, к этим действительно хотевшим хороша обличителям присоединилось тогда в тот же час же столько нахального и нечистого народу, явилось столько свистопляски, столько людей, совсем не осознававших, в чем сущность дела, а в это же время мнивших себя спасителями России, кроме того — явилось в их числе столько кроме того откровенных неприятелей России, что они, под конец, сами повредили тому делу, к которому примкнули и которое повелось было гениальными людьми. Но сперва и они имели успех, единственно вследствие того что чистые сердцем русские люди, вправду жаждавшие тогда везде нового и обновления слова, не разобрали в них подлецов, людей посредственных и без убеждений, а также продажных. Наоборот, пологали, что они-то и за Россию, за ее интересы, за обновление, за общество и народ. Кончилось тем, что огромное большая часть русских людей наконец разочаровалось и отвернулось от них, — а после этого уж пришли железнодорожники и биржевики… Сейчас данной неточности, думается, не повторится, по причине того, что без сомнений явятся новые люди, уже с новою мыслью и с новою силою.
Эти новые люди не побоятся самоуважения, но и не побоятся не плыть за ветхим. Не побоятся и умников: они будут скромны, но будут уже очень многое знать, по опыту и уже на деле, из того, что и не снилось мудрецам отечественным. По опыту и на деле они обучатся уважать русского человека и русский народ. Это-то познание они уж предположительно принесут с собой, и в нем-то и будет состоять их основная точка опоры. Они не начнут сваливать всех всех неумений и наших бед отечественных единственно только на особенности русской натуры и русского человека, что обратилось уже в казенный прием у отечественных умников, по причине того, что это и покойно и ума не требует. Они первые засвидетельствуют собою, что русский русский и дух человек в этих ста тысячах взваленных на них обвинений не виноваты нисколько, что в том месте, где лишь имеется возможность прямого доступа русскому человеку, в том месте русский человек сделает собственный дело не хуже другого. О, эти новые люди осознают наконец, не обращая внимания на всю собственную скромность, как довольно часто отечественные умники, кроме того и чистейшие сердцем и желающие подлинной пользы, — садились между двух стульев, хотя найти корень зла. К этим-то новым людям, каковые без сомнений явятся по окончании войны, примкнет большое количество живых сил из русской и народа молодежи. Они и до войны уже объявлялись, но мы всё еще их не могли тогда подметить, и в то время, когда мы все тут ожидали заметить только растления и зрелища цинизма, они в том месте явили зрелище для того чтобы сознательного самоотвержения, для того чтобы искреннего эмоции, таковой полной веры в то, за что пошли отдавать собственные головы, что мы тут только дивились: откуда взялось все это? Кое-какие зарубежные обозреватели зарубежных газет упрекали некоторых русских офицеров за то, что они самолюбивы, карьеристы, рвутся к отличиям, забывая основную цель: любовь к отчизне и к тому делу, которому взялись помогать. Но в случае если и имеется у нас такие офицеры, то все же этим обозревателям не дурно было бы определить и о той молодежи либо об тех, незаметных кроме того по чину собственному офицерах, скромных слугах правого и отечества дела, каковые умирали вместе с собственными воинами доблестно, с полным самоотвержением, вовсе уже не для приза, не для красы и не для карьеры, а потому лишь, что были великие сердца, великие христиане и незаметные великие русские люди, которых так много, чуть не до последнего, в отечественном войске. Увидьте также, что, говоря о будущем новом человеке, я вовсе не показываю только на одних отечественных солдат, в ожидании того, в то время, когда они воротятся. Явятся и бесчисленные другие — все те, каковые прежде так жаждали верить в русского человека, но не могли проявиться и идти против общего, царившего наружу, пессимизма и отрицания. Но сейчас, созерцая, с какой верой в собственные силы проявился русский человек в том месте, они невольно ободрятся и поверят, что имеется настоящие русские силы и тут: откуда тамошние-то взялись, как не из этого же? А ободрившись, сплотятся и робко, но твердо примутся уже за настоящее дело, не опасаясь ничьих громких и звонких слов. И всё таких ветхих, ветхих слов! А умные старички отечественные всё еще до сих пор уверены, что они-то и имеется молодые и самые новые люди и что говорят самые новые слова!
Но основное и самое спасительное обновление русского общества выпадет, несомненно, на долю русской дамы. По окончании нынешней войны, в которую так высоко, так светло, так свято показала себя отечественная русская дама, запрещено уже сомневаться в том высоком уделе, что без сомнений ожидает ее между нами. Наконец-то падут вековые предрассудки, и «безжалостная» Российская Федерация продемонстрирует, какое место отведет она у себя «сестрице» и «матушке» русского воина, самоотверженнице и мученице за русского человека. Ей ли, данной ли даме, столь очевидно показавшей доблесть собственную, отказывать в полном равенстве прав с мужчиной по образованию, по занятиям, по должностям, в то время как на нее-то мы и возлагаем все надежды отечественные сейчас, по окончании подвига ее, в духовном обновлении и в нравственном возвышении отечественного общества! Это уже будет стыдно и неразумно, тем более, что не совсем от нас это и зависеть будет сейчас, по причине того, что русская дама сама стала на подобающее ей место, сама перешагнула те ступени, где доселе ей надеялся предел. Она доказала, какой высоты она может достигнуть и что может совершить. Но, говоря так, я говорю про русскую даму, а не про тех чувствительных дам, каковые кормили турок конфетами. В доброте к туркам, само собой разумеется, нет худа, но все же так как это не то, что совершили в том месте те дамы: а потому эти всего лишь русские ветхие барыни, а те — новые русские дамы. Но и не про тех одних дам говорю я, каковые в том месте подвизаются в деле Божием и в служении человечеству; те своим возникновением лишь доказали нам, что в русской почва большое количество великих сердцем дам, готовых на публичный труд и на самоотвержение, — по причине того, что, опять-таки, откуда же те-то взялись, как не отсюдова же? Но о русской даме и о несомненном ближайшем жребии ее в отечественном обществе я желал бы поболтать побольше и очень, а потому и возвращусь еще к данной теме в следующем, октябрьском «Ежедневнике» моем.
ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ. ЕЖЕДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ (05)
