Громадный интерес воображает сам процесс обращения в христианство киевских жителей. Как видно из «Повести временных лет», ему предшествовала особенная психотерапевтическая подготовка населения. Возвратившись к себе, Владимир Святославич в первую очередь начал уничтожать идолов языческих всевышних: «…повеле кумиры испроврещи, овы исещи, а другия огневи предати». Громаднейшему надругательству подвергалась статуя Перуна — самого могущественного всевышнего, по представлениям славян-язычников. Ее скинули с пьедестала, привязали к конскому хвосту, проволокли вниз по Боричеву ввозу до Ручья, спустили по Ручью в Днепр и послали плыть по течению. Причем до погружения ее в воду 12 мужей били по статуе жезлами, а по окончании того как она попала в Днепр, намерено приставленные люди должны были отталкивать ее от берегов , пока она не выплывет за пределы Руси.
Эти действия были вычислены на дискредитацию Перуна и других «поганьских» всевышних в глазах языческого населения Поднепровья. Это была броская демонстрация обитателями Руси бессилия языческих всевышних, показ того, что они не в состоянии отомстить его людям и Владимиру за нанесенные им оскорбления.
Летом 990 г. по окончании захвата русским войском Херсонеса и прибытия в данный город принцессы Анны с группой священников в том месте приняли крещение многие русские дружинники.
Летом того же года, по прибытии русского войска из корсунского похода в Киев, Владимир Святославич крестил собственных сыновей и некоторых вельмож.
После этого, по окончании ниспровержения языческих идолов в Киеве, случилось обращение в христианство многих знатных людей столицы. [3; Стр.107, 110-111]
1 августа 990 г. произошло крещение жителей Киева (см. Приложение №1, рис.5).
«Вошли в воду и находились в том месте одни до шеи, другие по грудь, юные же у берега по грудь, кое-какие держали младенцев, а уже взрослые бродили, попы же совершали молитвы, стоя на месте» — так заметил Летописец это «крещение Руси», тысячелетие которого сравнительно не так давно празднично отмечала РПЦ. Сутки данный, по тексту «Повести временных лет», самому раннему дошедшему до нас летописному своду, возможно вернуть достаточно полно. Жители Киева начали планировать на Днепр еще на заре. Незадолго до христианские миссионеры объехали город: заявили — на утро назначено крещение. Явиться должны были все — княжеские слуги звучно и внятно передавали слова князя Владимира: «Если не придет, кто на следующий день на реку — будь то богатый, либо бедный, либо бедный, либо раб,- да будет мне неприятель!» Владимир помой-му не обязывал идти на Днепр, но мало кто в открытую рискнул бы принять княжеский вызов … Так что Летописец записал совершенно верно: «И сошлось в том месте людей без числа». Итак, массовое действо, национальный акт, первый церковно-национальный акт в Старой Руси. Священники, дьяконы, дружина князя подготавливались с вечера. Одни должны были поститься, дабы поутру отслужить литургию, пока еще без особенного стечения христиан, позже празднично, крестным ходом с образами и хоругвями идти на Днепр. Другие несли ответственность за сбор народа. Княжеское войско, вероятнее отроки (младшая дружина), попытались согнать жителей Киева и раньше назначенного. Пускай лучше постоят, подождут — час не ровен, внезапно князю покажется, что приказ его исполнялся без усердия? Значит, распределили районы, пошли спозаранку будить киевлян-язычников, колотить дубьем в двери и заборы: «Поднимайтесь: князь на реку велит!..»
Согнали на Подол, под гору. На горке, ее позже назовут Владимирской, не пройдет и девяти столетий, поднимется на высоком постаменте медный Владимир с громадным крестом. Но это позже, позже, а на данный момент — толпы на низком берегу под кручей, цепочка охранения — мера нужная; не то дабы разбегутся, но так порядка больше. Прибывают все новые и новые язычники, согнали какое количество имели возможность. По реке тянет ладаном: идет работа, смуглые чужеземные попы в сияющих на солнце — ох и дорогих — ризах с пением погружают в воду крест … Никто в толпе толком не осознаёт ни что с ним будут делать, ни что делать ему самому. Знают лишь, что загонят в воду. Наконец наверху показалась несколько наездников: «Владимир, Владимир!..» Он, возможно, в парадном плаще, повоински опоясан, при бедре — клинок. Не то дабы нужен был клинок на крещении, костюм князя подчеркивает торжественность события. С коня не слез — сверху известный. Возможно, кроме того не столько ему известный, сколько известный его самого — это принципиально важно. За князем, близко, маленький отряд. Также на всякий случай. На данный сутки отбирали, возможно, очень: лишь христиан. И, нужно, из варягов: не собственные, при чего — несложнее будет. Дружина особенного любопытства не проявляет — эти всякого навидались и лишь умелым глазом время от времени окидывают толпу: может, нужно кого конем потеснить, плетью огладить. Но пока порядок. Рядом с князем — могучий Добрыня, умница, полководец, приятель и к тому же родня — брат матери, дядя. На Добрыню во всем возможно положиться как на каменную стенке. Но, каменной стенки еще нет. Стенке около города сложат позднее, а до тех пор пока, пока направляться признать — ландшафт вовсе не отвечает ни торжественности момента, ни духовенства и парадности дружины на реке. Подол — еще не город. Бревенчатая крепость, рубленые терема, среди них кроме того один каменный, княжий; жилые дома, караульни, мастерские, конюшни, амбары-склады, казармы, рынки — все это наверху, на горе. С Подола показывается кроме того верх ветхой Ильинской церкви — в Киеве с покон веков много христиан. Тут же, на низком берегу Днепра, пара хибарок вразброс, щепье валяется, лыко. Предположительно, что-то тесали, короба плели под каждый торг купеческий. Дегтем тянет, где-то ладью смолят, и ладаном — раздули кадила попы греческие. Словом, пора затевать.
Возможно, ходом церемонии распоряжался Добрыня. Дело важное, да и необходимо ему войти в курс: по весне следующего года Добрыня княжьим посадником отправится крестить Новгород, собственную вторую отчизну … Князь кивнул, и Добрыня поскакал вниз, к попам, распорядиться.
Вот тут возвратимся к «Повести временных лет». Все, о чем в ней поведано, происходило в Киеве в первый раз. Никто не воображал себе, что и как следует сделать. Да и тяжело осознать, как массу самого различного народа возможно было окрестить. Попы-то знают, но они где-то в том месте поют, на большом растоянии и неясно … без сомнений – сумятица. Кто залез по грудь, кто — по шею, младенцев держат на руках — не держать же их в воде, кто-то в том месте и на месте не следует, ходит. Нарушает таинство либо нет? Неясно. Крестят но греческому обряду в три погружения … Как это все сделалось? Приседали они в том месте, что ли? С головой ли окунались? – осознать нереально. светло: происходило что-то путаное, какая-то не весьма сообразная история вышла.
Наконец дали вылезать. Все в мокрой одежде. Разошлись по зданиям. Но сейчас князь знал, что в каждой киевской хижине – его «брат во Христе». И в каждой, самой бедной хижине также знали, что в палатах крепкого города также имеется «брат во Христе» — князь.
Вот лишь не знаем совершенно верно мы, в каком это было году. Тысячелетие 1988 года – дата условная. Историки действительно и аргументировано спорят о ней уже более ста лет, но с полной уверенностью и сейчас никто не имеет возможности сообщить, случилось это в 988 либо во второй половине 80-ых годов десятого века, возможно, в 990-м, быть может, и позднее. [6; с.10-12]
«Князь Владимир. Креститель Руси». Документальный фильм
