Конспект: обе. энтропия и энергия. непрозрачная часть тела.

Вот: в случае если ваш мир подобен миру отечественных далеких предков, так представьте себе, что в один раз в океане вы наткнулись на шестую, седьмую часть света – какую?нибудь Атлантиду, и в том месте – невиданные города?лабиринты, люди, парящие в воздухе без помощи крыльев, либо аэро, камни, подымаемые вверх силою взора, – словом, такое, что вам не имело возможности бы прийти в голову, кроме того в то время, когда вы страдаете сноболезнью. Вот так же и я день назад. По причине того, что – осознайте же – никто и ни при каких обстоятельствах из нас со времени Двухсотлетней Войны не был за Стеною – я уже сказал вам об этом.

Я знаю: мой долг перед вами, неизвестные приятели, поведать подробнее об этом необычном и неожиданном мире, открывшемся мне день назад. Но пока я не в состоянии возвратиться к этому. Все новое и новое, какой?то ливневой дождь событий, и меня не достаточно, дабы собрать все: я подставляю полы, пригоршни – и все?таки целые ведра проливаются мимо, а на эти страницы попадают лишь капли…

Вначале я услышал у себя за дверью громкие голоса – и определил ее голос, I, упругий, железный – и второй, практически негнувшийся – как древесная линейка – голос Ю. После этого дверь разверзлась с треском и выстрелила их обеих ко мне в помещение. Как раз так: выстрелила. I положила руку на спинку моего кресла и через плечо, вправо – одними зубами радовалась той. Я не желал бы находиться под данной ухмылкой.

– Послушайте, – сообщила мне I, – эта дама, думается, поставила себе целью защищать вас от меня как малого ребенка. Это – с вашего разрешения?

И тогда – вторая, вздрагивая жабрами:

– Да он и имеется ребенок. Да! Лишь потому он и не видит, что вы с ним все это – лишь после этого, дабы… что все это комедия. Да! И мой долг…

На миг в зеркале – сломанная, прыгающая прямая моих бровей. Я быстро встал и, с большим трудом удерживая в себе того – с трясущимися волосатыми кулаками, с большим трудом протискивая через зубы каждое слово, крикнул ей в упор – в самые жабры:

– С?сию же с?секунду – вон! Сию же секунду!

Жабры вздулись кирпично?красно, позже опали, посерели. Она раскрыла рот что?то сообщить и, ничего не сообщив, захлопнулась, вышла.

Я ринулся к I:

– Я не забуду обиду – я ни при каких обстоятельствах себе этого не забуду обиду! Она смела – тебя? Но ты же не можешь думать, что я пологаю, что… что она… Это все вследствие того что она желает записаться на меня, а я…

– Записаться она, к счастью, не успеет. И хоть тысячу таких, как она: мне все равно. Я знаю – ты поверишь не тысяче, но одной мне. По причине того, что так как по окончании вчерашнего – я перед тобой вся, до конца, как ты желал. Я – в твоих руках, ты можешь – в любую секунду…

– Что – в любую секунду, – и в тот же час же осознал – [что], кровь брызнула в уши, в щеки, я крикнул: – Не нужно об этом, ни при каких обстоятельствах не скажи мне об этом! Так как ты же осознаёшь, что это тот я, прошлый, а сейчас…

Кто тебя знает… Человек – как роман: до самой последней страницы не знаешь, чем кончится. В противном случае не необходимо и просматривать…

I гладит меня по голове. Лица ее мне не видно, но по голосу слышу: наблюдает на данный момент куда?то весьма на большом растоянии, зацепилась глазами за облако, плывущее неслышно, медлительно, неизвестно куда…

Внезапно отстранила меня рукой – твердо и ласково:

– Слушай: я пришла сообщить тебе, что, возможно, мы уже последние дни… Ты знаешь: с сегодняшнего вечера отменены все аудиториумы.

– Отменены?

– Да. И я шла мимо – видела: в строениях аудиториумов что?то готовят, какие конкретно?то столы, медики в белом.

– Но что же это значит?

– Я не знаю. До тех пор пока еще только бог ведает. И это хуже всего. Я лишь ощущаю: включили ток, искра бежит – и не в наше время, так на следующий день… Но, возможно, они не успеют.

Я уж в далеком прошлом прекратил осознавать: кто – они и кто – мы. Я не осознаю, чего я желаю: дабы успели – либо опоздали. Мне ясно лиш одно: I на данный момент идет по самому краю – и вот?вот…

– Но это сумасшествие, – говорю я. – Вы – и Единое Государство. Это все равно, как заткнуть рукою дуло – и думать, что возможно удержать выстрел. Это – идеальное сумасшествие!

Ухмылка:

– «Нужно всем сойти с ума – как возможно скорее сойти с ума». Это сказал кто?то день назад. Ты не забываешь? В том месте…

Да, это у меня записано. И следовательно, это было в действительности. Я без звучно наблюдаю на ее лицо: на нем на данный момент особенно явственно – чёрный крест.

– I, дорогая, – до тех пор пока еще не поздно… Желаешь – я брошу все, забуду все – и уйдем с тобою в том направлении, за Стенке – к этим… я не знаю, кто они.

Она покачала головой. Через чёрные окна глаз – в том месте, в у ней, я видел, пылает печь, искры, языки огня вверх, навалены горы сухих, смоляных дров. И мне светло: поздно уже, мои слова уже ничего не смогут…

Поднялась – на данный момент уйдет. Возможно, уже последние дни, возможно, 60 секунд… Я схватил ее за руку.

– Нет! Еще хоть мало – ну, для… для…

Она медлительно поднимала вверх, к свету, мою руку – мою волосатую руку, которую я так ненавидел. Я желал выдернуть, но она держала прочно.

– Твоя рука… Так как ты не знаешь – и немногие это знают, что дамам из этого, из города, случалось обожать тех. И в тебе, возможно, имеется пара капель солнечной, лесной крови. Возможно, потому я тебя и – –

Пауза – и как необычно: от паузы, от пустоты, от ничего – так мчится сердце. И я кричу:

– Ага! Ты еще не уйдешь! Ты не уйдешь – до тех пор пока мне не поведаешь о них – по причине того, что ты обожаешь… их, а я кроме того не знаю, кто они, откуда они. Кто они? Добрая половина, какую мы утратили. H2 и O – а дабы оказалось H2O – ручьи, моря, водопады, волны, бури – необходимо, дабы половины соединились…

Я четко не забываю каждое ее перемещение. Я не забываю, как она забрала со стола мой стеклянный треугольник и все время, пока я сказал, прижимала его острым ребром к щеке – на щеке выступал белый рубец, позже наливался розовым, исчезал. И страно: я не могу отыскать в памяти ее слов – особенно сначала, – и лишь какие конкретно?то отдельные образы, цвета.

Знаю: вначале это было о Двухсотлетней Войне. И вот – красное на зелени трав, на чёрных глинах, на синеве снегов – красные, непросыхающие лужи. Позже желтые, сожженные солнцем травы, обнажённые, желтые, всклокоченные люди – и всклокоченные псы – рядом, около распухшей падали, собачьей, либо, возможно, человечьей… Это, само собой разумеется – за стенками: по причине того, что город – уже взял верх, в городе уже отечественная теперешняя – нефтяная пища.

И практически с неба донизу – тёмные, тяжелые складки, и складки колышутся: над лесами, над сёлами медленные столбы, дым. Глухой вой: гонят в город тёмные нескончаемые вереницы, дабы силою спасти их и научить счастью.

– Ты все это практически знал?

– Да, практически.

– Но ты не знал и лишь немногие знали, что часть их все же сохранилась и осталась жить в том месте, за Стенками. Обнажённые – они ушли в леса. Они обучались в том месте у деревьев, зверей, птиц, цветов, солнца. Они обросли шерстью, но под шерстью сберегли тёплую, красную кровь. С вами хуже: вы обросли цифрами, по вас цифры ползают, как вши. Нужно с вас содрать все и выгнать обнажёнными в леса. Пускай обучатся дрожать от страха, от эйфории, от свирепого бешенства, от холода, пускай молятся огню. И мы, Мефи, – мы желаем…

– Нет, подожди – а «Мефи»? Что такое «Мефи»?

– Мефи? Это – старое имя, это – тот, что… Ты не забываешь: в том месте, на камне – изображен парень… Либо нет: я лучше на твоем языке, так ты скорее осознаешь. Вот: две силы в мире – энергия и энтропия. Одна – к блаженному покою, к радостному равновесию; вторая – к разрушению равновесия, к мучительно?нескончаемому перемещению. Энтропии – отечественные либо, вернее, – ваши предки, христиане, поклонялись как Всевышнему. А мы, антихристиане, мы…

И вот момент – чуть слышный, шепотом, стук в дверь – и в помещение быстро встал тот самый сплюснутый, с нахлобученным на глаза лбом, какой неоднократно приносил мне записки от I.

Он подбежал к нам, остановился, сопел – как воздушный насос – и не имел возможности сообщить ни слова: должно быть, бежал изо всех сил.

– Да ну же! Что произошло? – схватила его за руку I.

– Идут – ко мне… – пропыхтел, наконец, насос. – Стража… и с ними данный – ну, как это… наподобие горбатенького…

– S?

– Ну да! Рядом – в доме. на данный момент будут тут. Скорее, скорее!

– Безлюдное! Успеется… – смеялась, в глазах – искры, радостные языки.

Это – либо нелепое, безрассудное мужество – либо тут было что?то еще непонятное мне.

– I, для Покровителя! Осознай же – так как это…

– Для Покровителя, – острый треугольник – ухмылка.

– Ну… ну, для меня… Прошу тебя.

– Ах, а мне еще нужно было с тобой об одном деле… Ну, все равно: на следующий день…

Она радостно (да: радостно) кивнула мне; кивнул и тот – высунувшись на секунду из?под собственного лбяного навеса. И я – один.

Скорее – за стол. Развернул собственные записи, забрал перо – дабы [они] нашли меня за данной работой на пользу Единого Страны. И внезапно – любой волос на голове живой, отдельный и шевелится: «А что, в случае если заберут и прочтут хотя бы одну страницу – из этих, из последних?»

Я сидел за столом, не двигаясь, – и я видел, как дрожали стенки, дрожало перо у меня в руке, колыхались, сливаясь, буквы…

Запрятать? Но куда: все – стекло. Сжечь? Но из коридора и из соседних помещений – заметят. И позже я уже не могу, не в силах истребить данный мучитель ный – и возможно самый дорогой мне – кусок самого себя.

с далека – в коридоре – уже голоса, шаги. Я успел лишь схватить пачку страниц, сунуть их под себя – и вот сейчас прикованный к колеблющемуся каждым атомом креслу, и пол под ногами – палуба, вверх и вниз…

Сжавшись в комочек, забившись под навес лба – я как?то исподлобья, крадучись, видел: они шли из помещения в помещение, начиная с правого финиша коридора, и все ближе. Одни сидели застывшие, как я; другие – вскакивали им навстречу и обширно распахивали дверь – счастливцы! Если бы я также…

– «Покровитель – имеется нужная для человечества усовершенствованнейшая дезинфекция, и благодаря этого в организме Единого Страны никакая перистальтика…» – я прыгающим пером выдавливал эту идеальную бессмыслицу и нагибался над столом все ниже, а в голове – безумный кузница, и спиною я слышал – брякнула ручка двери, опахнуло ветром, кресло подо мною заплясало…

Лишь тогда я еле оторвался от страницы и повернулся к вошедшим (как тяжело играться комедию… ах, кто мне сейчас сказал о комедии?). в первых рядах был S – мрачно, без звучно, скоро высверливая глазами колодцы во мне, в моем кресле, во вздрагивающих у меня под рукой листках. Позже на секунду – какие конкретно?то друзья, ежедневные лица на пороге, и вот от них отделилось одно – раздувающиеся, розово?коричневые жабры…

Я отыскал в памяти все, что было в данной комнате полчаса назад, и мне было ясно, что она на данный момент – == Все мое существо билось и пульсировало в той (к счастью, непрозрачной) части тела, какою я прикрыл рукопись.

Ю подошла позади к нему, к S, с опаской прикоснулась его за рукав – и тихо сообщила:

– Это – Д?503, Строитель «[Интеграла]». Вы, возможно, слышали? Он – неизменно вот так, за столом… Совсем не щадит себя!

…А я?то? Какая прекрасная, необычная дама.

S заскользил ко мне, перегнулся через мое плечо – над столом. Я заслонил локтем написанное, но он строго крикнул:

– Прошу на данный момент же продемонстрировать мне, что у вас в том месте!

Я, целый полыхая от стыда, подал ему листок. Он прочёл, и я видел, как из глаз выскользнула у него ухмылка, юркнула вниз по лицу и, чуть пошевеливая хвостиком, присела где?то в правом углу рта…

– Пара неясно, но все?таки… Что же, продолжайте: мы больше не будем вам мешать.

Он зашлепал – как плицами по воде – к двери, и с каждым его шагом ко мне неспешно возвращались ноги, руки, пальцы – душа опять равномерно распределялась по всему телу, я дышал…

Последнее: Ю задержалась у меня в помещении, подошла, нагнулась к уху – и шепотом:

– Ваше счастье, что я…

Неясно: что она желала этим сообщить?

Вечером, позднее, определил: они увести с собою троих. Но, вслух об этом, равно как и о всем происходящем, никто не говорит (– воспитательное влияние невидимо присутствующих в отечественной среде Хранителей). Беседы – в основном о стремительном падении барометра и о перемене погоды.

1/2 финала.

Похожие статьи:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Adblock
detector