Необычно: барометр идет вниз, а ветра все еще нет, тишина. В том месте, наверху, уже началась – еще неслышная нам – буря. Во целый дух мчатся облака. Их до тех пор пока мало – отдельные зубчатые обломки. И без того: словно бы наверху уже низринут какой?то город, и летят вниз куски стен и башен, растут на глазах с ужасающей быстротой – все ближе – но еще дни им лететь через голубую бесконечность, пока не упадут на дно, к нам, вниз.
Внизу – тишина. В воздухе – узкие, непонятные, практически невидимые нити. Их каждую осень приносят оттуда, из?за Стенки. Медлительно плывут – и внезапно вы ощущаете: что?то постороннее, невидимое у вас на лице, вы желаете смахнуть – и нет: не имеете возможность, никак не отделаться…
Особенно большое количество этих нитей – в случае если идти около Зеленой Стенки, где я шел этим утром: I назначила мне увидеться с нею в Старом Доме – в той, отечественной «квартире».
Я уже миновал громаду Старого Дома, в то время, когда позади услышал чьи?то небольшие, торопливые шаги, нередкое дыхание. Посмотрел назад – и увидал: меня догоняла О.
Вся она была как?то по?особому, законченно, упруго кругла. Руки, и чаши грудей, и все ее тело, такое мне привычное, круглилось и натягивало юнифу: вот на данный момент прорвет узкую материю – и наружу, на солнце, на свет. Мне представляется: в том месте, в зеленых дебрях, весною так же упрямо пробиваются через почву ростки – дабы скорее выкинуть ветки, листья, скорее цвести.
Пара секунд она молчала, светло синий сияла мне в лицо.
– Я видела вас – тогда, в Сутки Единогласия.
– Я также вас видел… – И по сей день же мне вспомнилось, как она стояла внизу, в узком проходе, прижавшись к стенке и закрыв пузо руками.
Я нечайно взглянуть на ее круглый под юнифой пузо.
Она, разумеется, увидела – вся стала кругло?розовая, и розовая ухмылка.
– Я так радостна – так радостна… Я полна – осознаёте: вровень с краями. И вот – хожу и ничего не слышу, что кругом, а все слушаю внутри, в себе…
Я молчал. На лице у меня – что?то постороннее, оно мешало – и я никак не имел возможности от этого освободиться. И внезапно нежданно, еще светло синий, сияя, она схватила мою руку – и у себя на руке я почувствовал ее губы… Это – первый раз в моей жизни. Это была какая?то неизвестная мне до сих пор старая ласка, и от нее – таковой боль и стыд, что я (пожалуй, кроме того грубо) выдернул руку.
– Слушайте – вы с ума сошли! И не столько это – по большому счету вы… Чему вы радуетесь? Неужто вы имеете возможность забыть о том, что вас ожидает? Не на данный момент – так все равно через месяц, через два месяца…
Она – потухла; все круги – сходу прогнулись, покоробились. А у меня в сердце – малоприятная, кроме того больной компрессия, которая связана с ощущением жалости (сердце – не что иное, как совершенный насос; компрессия, сжатие – засасывание насосом жидкости – имеется технический вздор; из этого понятно: на какое количество в сущности абсурдны, противоестественны, болезненны все «любви», «жалости» и все другое, вызывающее такую компрессию).
Тишина. Мутно?зеленое стекло Стенки – слева. Мрачно?красная громада – в первых рядах. И эти два цвета, слагаясь, дали во мне в виде равнодействующей – как мне думается, гениальную идею.
– Находитесь! Я знаю, как спасти вас. Я избавлю вас от этого: увидать собственного ребенка – и после этого погибнуть. Вы сможете выкормить его – осознаёте – вы станете следить, как он у вас на руках будет расти, круглеть, наливаться, как плод…
Она вся так и затряслась, так и вцепилась в меня.
– Вы не забывайте ту даму… ну, тогда, в далеком прошлом, на прогулке. Так вот: она на данный момент тут, в Старом Доме. Идемте к ней, и ручаюсь: я все устрою немедля.
Я уже видел, как мы вдвоем с I ведем ее коридорами – вот она уже в том месте, среди цветов, трав, листьев… Но она отошла от меня назад, рожки розового ее полумесяца дрожали и изгибались вниз.
– Это – та самая, – сообщила она.
– Другими словами… – Я из-за чего?то смутился. – Ну да: та самая.
– И вы желаете, дабы я отправилась к ней – дабы я просила ее – дабы я… Не смейте больше ни при каких обстоятельствах мне об этом!
Согнувшись, она скоро отправилась от меня. Словно бы еще что?то отыскала в памяти – обернулась и крикнула:
– И погибну – да, пускай! И вам никакого дела – не все ли вам равняется?
Тишина. Падают сверху, с ужасающей быстротой растут на глазах – куски светло синий башен и стен, но им еще часы – возможно дни – лететь через бесконечность; медлительно плывут невидимые нити, оседают на лицо – и никак их не стряхнуть, никак не отделаться от них.
Я медлительно иду к Старому Дому. В сердце – абсурдная, мучительная компрессия…
Подтяжка нитями. Вывод специалиста.
