Жанровое определение, выбранное писателем для собственного произведения, — эпопея— предполагает монументальность формы, проблематику общенародной значимости, изображение «субстанционных» (Гегель) исторических коллизий и событий.
«Солнце мертвых» И.С. Шмелева посвящено событиям Гражданской войны в Крыму и лишено, в отличие от классической эпопеи, монументальности формы и исторической дистанции. Повествование ведется от первого лица, наряду с этим имя повествователя, как и подробности его судьбы, остаются малоизвестными читателю. Повествование лишено эпического хладнокровия: оно пронизано прямыми оценками повествователя, включает, к примеру, эмоционально-страстные обращения к различным адресатам, как внутритекстовым, так и внетекстовым, см., к примеру: Тогда я отыскал тебя, товарищ моей работы, дубовый пень… Слышал ли ты, старик, как домовито-детски мы толковали, куда бы тебя поставить…[284] — И ты, Лондон гордый, огнём и крестом храни Вестминстерское собственный аббатство! Придет сутки туманный — и не определишь себя…
Воздействие произведения происходит в кроме этого остающемся неназванным «беленьком городе с древней, от генуэзцев, башней». Пространство эпопеи, казалось бы, предельно ограничено: …данный маленький город у моря — это так как лишь пятнышко на бескрайних пространствах отечественных, маковинка, песчинка… Текст строится как последовательность рассказов, отражающих конкретные впечатления повествователя, и не имеет четко очерченного сюжета: Не будет финиша… Жизнь не знает финишей, начал… [187]
Лишь заглавия достаточно независимых глав выделяют отдельные звенья сюжета, говорят о конце, «обрыв», исчерпанность той либо другой намеченной в повествовании сюжетной линии, см. к примеру, такие заглавия, как «Игра со смертью», «Миндаль поспел», «Финиш Павлина», «Финиш Бубика», «Финиш Тамарки», «Три! финиша». Показательно вывод А. Амфитеатрова: «Не знаю: литература ли Солнце мертвых?Потому что более ужасной книги не написано на русском. Шмелев… лишь говорит с каждым днем, ход за шагом эпопею собственного крымского, обывательского существования в голодный год под большевистским гнетом; — и… страшно! За человека страшно!»[285] На первый взгляд, произведение Шмелева может восприниматься как серия частных документальных либо полудокументальных свидетельств о жизни в Крыму людей, застигнутых стихией Гражданской войны и революции. Обратимся, но, к главным словам текста.
самые употребительными в тексте «Солнца мертвых» являются слова солнце — 96 потреблений, умирать и его синонимы! (помирать, погибать) — 117, убивать — 69 и его синонимы (как общеязыковые, так и контекстуальные) — 97 смерть — 36, его производные и камень — 68; пустыня (пустота, пустырь) — 53, кровь — 49 потреблений. Уже список самые частотных в тексте слов определяет изюминке картины мира, изображенного в «эпопее»: это мир, где господствует смерть. «О чем книга И.С. Шмелева? — писал И. Лукаш. — О смертирусского русской и человека почвы. О смертирусских трав и зверей, русских садов и русского неба. О смертирусского солнца. О смертивсей вселенной, в то время, когда погибла Российская Федерация, — о мертвом солнце мертвых»[286].
Повтор самые частотных в произведении слов с семой ‘смерть’ (а они дополняются в тексте и повтором слова мертвый, вынесенногов позицию заглавия[287], и потреблением других слов, кроме этого относящихся к семантическому полю «смерть»: гроб, могила, похороны, финиш и др.) определяет целостностьтекста, максимально обобщает изображаемое в нем, соотносит различные его фрагменты и разные сюжетные линии, эстетически преображает) бытовые наблюдения.
Все персонажи «эпопеи» Шмелева выясняются причастными к смертной казни. Они либо «умирают» (помирают, погибают), либо «убивать ходят», ср.: Закинулся головой, протяжно набрался воздуха [Кулеш]… и умер. Негромко умер. Так падает лист отживший. — Не знаю, сколько убивают на Чикагских бойнях. Тут дело было несложнее: убивали т зарывали. В противном случае и совсем : овраги. В противном случае и совсем: просто-: в море.[188]
И глагол умирать, и глагол убивать последовательно употребляются в тексте в формах трех времен: настоящего, прошедшего и будущего. Смерть властвует в трех временных измерениях, и ее власти подчинены кроме того дети, в большинстве случаев символизирующие будущее: — Мы… Коряка… убьем/ Камнем убьем!.. — крикнул галчонок и погрозил кулачком (глава «На Безлюдной дороге»).
Смерть в тексте персонифицируется (см., к примеру: Смерть у дверей стоит, и будет находиться упорно, пока не уведет всех. Бледной тенью стоит и ожидает!), а сочетаемость глаголов умирать и убивать расширяется, в следствии их семантика усложняется: «убивают», к примеру, время, мысли, будущее, сутки. Расширяется и сфера сочетаемости эпитета мертвый: так, мертвым рисуется море, мертвым представляется уголок сада, см., к примеру: Мертвое море тут… Съедено, выпито, выбито — все. Иссякло.
Семантическая доминанта текста определяет и темперамент лично-авторских новообразований смертеныш и день-смерть. Экспрессивно-оценочное существительное смертеныш является обозначением ребенка: Я видел смертеныша, уроженца другого мира — из мира Мертвых… За мною стоял, наблюдал на меня… смертеныш!Это был мальчик лет десяти—восьми, с громадной головой на палочке-шейке, с ввалившимися щеками, с глазами страха. На сером лице его беловатые губы присохли к деснам, а синеватые зубы выставили — схватить.С одной стороны, в базе этого слова лежит метафорическая мотивация (‘похожий на смерть’), с другой — новообразование очевидно имеет семантику ‘детеныш смерти’. Человек будущего мира, появляющийся в финальной главе повествования с символическим заглавием «Финиш финишей», оказывается «смертенышем». Настоящее же повествователя оценивается им как «день-смерть»: В тишине рождающегося дня-смертипонятны и повелительны для меня зовы-взоры. Составное новообразование день-смерть многозначно и характеризуется семантической емкостью: это и сутки господства Смерти, и сутки (жизнь), преобразовывающийся в собственную противоположность — смерть, и сутки памяти о мертвых.
Мир смерти, изображенный в «эпопее» Шмелева, в один момент выясняется миром расширяющейся «пустоты». К главным словам повествования, не считая единиц семантического поля «смерть», как уже отмечалось, относятся однокоренные лексические единицы пустырь — пустота — пустыня, образующие текстовое слово образовательное гнездо. Их семантическая близость и связь подчеркиваются самим автором при помощи морфемного повтора, объединяющего, к примеру, соседние абзацы одной главы, см. главу «В том месте, внизу»:
Группировка главных слов в Гугл Adwords
