В Европе XI–XIV столетий священники первыми начали относиться к труду, как к делу доблести и чести, и тем подавали пример всему обществу.
В Киевской Руси в XV столетии показались люди, думавшие практически так же. Нестяжатели была названи вследствие того что выступали против «стяжания» церковью другого имущества и земель. Кроме того, что великие князья щедро одаривали церковь и почвами, и крепостными мужичками, и казной. Люди небедные, подготавливаясь перейти в мир другой, жертвовали церкви для того, чтобы святые старцы отмолили грехи этих людей.
По большому счету?то, православные пообразованнее довольно часто гордятся тем, что в Киевской Руси не было торговли индульгенциями – бумажками об отпущении грехов. Церковь исходила из того, что у нее за подвигов святых и века молитв людей имеется как бы некоторый резервуар святости, и из этого резервуара возможно черпать, искупая любой, кроме того самый ужасный грех. А раз так, из-за чего бы не реализовать часть данной святости за деньги? Пускай безбожник заплатит малость, и тогда на него изольется благодать… созданная вовсе не этим человеком, а святыми людьми за века и десятилетия. Грех побольше? Придется заплатить побольше, по причине того, что тогда для искупления греха нужно будет израсходовать больше чужой святости. За супружескую измену платишь золотую монету, за преднамеренное убийство – сотню… И катись, ты уже чист и безукоризнен!
Страшненькая мысль? Еще бы… Но чем лучше то, что делала официальная РПЦ? Перед финишем земного пути плати нам, человече. Мы помолимся, изольем на тебя накопленную нами благодать, и войдешь ты в царствие небесное… отечественными молитвами. Другими словами молитвами толстого игумена спастись, пожалуй, трудновато, да но у нас в земляной яме святой подвижник сидит. Так ты, безбожник, плати давай отцу игумену, а уж папа игумен разъяснит подвижнику, за кого нужно молиться и какое количество.
В случае если читатель считает, что я шучу либо преувеличиваю, отсылаю его к нескольким достаточно впечатляющим книжкам [69]. И я решительно не вижу, чем эта практика отличается от практики продажи индульгенций. Та же самая индульгенция, спасение чужим трудом, за деньги. Лишь разовая индульгенция.
Нестяжатели полагали, что любой может спасти душу лишь личным трудом, персональным упрочнением и рук, и души. И что нет иных дорог спасения. Фаворит нестяжателей Нил Сорский, основавший скит на реке Соре, завел у себя режим неустанного труда. А вдруг к нему приходили за спасением души миряне, Нил накладывал на них послушание – трудиться либо принуждал к покаянию. Личностному, независимому покаянию, стоянию перед Всевышним. Это было дешево, но потребовало затрат личного времени, труда и душевных сил.
Приверженцы официальной церкви именовали себя иосифлянами по имени собственного фаворита Иосифа Волоцкого (1439). В собственном монастыре Иосиф с радостью принимал материальные подарки и освобождал дарителей от бремени грехов молитвой братии. А монахам приказал не трудиться и думать, а нести груз непонятной, но и безответственной епитимьи. Общение с Иосифом Волоцким имело возможность влететь в копеечку, но не потребовало ни упрочнений мысли, ни работы души, ни физического труда.
Главным арбитром в богословских спорах, как заведено на Московии, стал князь Иван III. С одной стороны, Иосиф Волоцкий возглашал божественную природу царя, что лишь естеством подобен человеку, «властию же сана яко от Всевышнего». Волоцкий призывал подчиняться великому князю и делать его волю, «как если бы Господу трудились, а не человеку». Нил же Сорский неуважительно полагал, что у князя душа такая же, как и у всех людей, и выручать ее нужно, как и всем.
Но и в проповеди Нила Сорского было что-то крайне полезное. Нил Сорский и другие нестяжатели ничего не имели против другого имущества и отнятия земель у передачи и монастырей их стране. Это было так привлекательно, что Иван готовься уже поддержать нестяжателей на церковном Соборе 1503 года.
И тогда иосифляне двинулись на Москву. Не в переносном – в прямом смысле слова. При ожесточённом подчинении низших высшим в совокупности иосифлян им было нетрудно собрать практически десятки тысяч людей, многие из которых кроме того не весьма осознавали, что происходит. Непрерывно анафемствуя и проклиная Ивана III, полчища иосифлян двигались к Москве, на церковный Собор.
В то время, когда Иван III определил об этом, он страшно разгневался.
Зная темперамент князя Ивана, возможно быть уверенным – иосифлянам не сносить головы. Обращение шла уже не об отнятии монастырей, о самой жизни тех, кто покусился изрыгнуть хулу на священную особу.
Но в том месте бешенство обратился против пожилого уже князя.
С Иваном произошёл удар, а говоря современным языком – инсульт. Отнялась вся правая добрая половина тела: правая рука, правая нога, правый глаз, правое ухо. Конечно, и сам Иван, и его современники истолковали удар конкретно – как Божью кару. Царская длань, уже занесенная над иосифлянами, опустилась, не ударив.
Нестяжатели, конечно же, никуда не провалились сквозь землю, но и выше уже не встали.
Учение нестяжателей обсуждалось на церковном Соборе 1531 года и было в том месте осуждено – не было больше у них высочайшего покровителя. С того времени оно считалось еретическим, но по окончании смерти Нила Сорского учение об отнятии у церкви земель детально обосновал Вассиан Патрикеев.
Многие идеи нестяжателей применял Сильвестр и духовник Ивана, а уж для еретиков второй половины XVI века (Артемия, Феодосия Косого и других) нестяжательство выяснилось весьма полезной идейной подпоркой.
Наивно, само собой разумеется, вычислять, что прими тогда, в 1503 году, Иван III сторону нестяжателей и все чудесно изменилось бы, что и столичное православие, и вся Столичная Русь изменились бы до неузнаваемости. Но тогда, на рубеже XV и XVI столетий. Столичная Русь имела возможность сделать ход в сторону европейского пути развития. И не сделала. От одного шага, само собой разумеется, изменилось бы не все полностью, но все же столичное православие потеряло хотя бы часть собственного северо?восточного вида.
Принятие идеи «молись и трудись, тогда спасешь душу» означало бы, что рядовой человек не передает кому?то собственные неприятности, а решает их сам.
А вдруг мы о ересях… В итоге, не лично Господь Всевышний заявил ересью учение нестяжателей. Это сделали люди, и не самые лучшие люди. Сам Господь не явился в столпах пламени и в грохоте и не заявил громовым голосом, что Он Сам почитает за истину. И потому я разрешу себе усомниться, что в этом споре еретиками были как раз нестяжатели.
Возможно, пора сказать действительно об «ереси иосифлян»?
Евгений Спицын.
