Устав 1783 г. и Ландрехт 1794 г. были изданы в эру, в то время, когда в Пруссии еще существовали феодальные отношения, не смотря на то, что уже и доживавшие последние дни. Большие рыцарские именья, довольно неподвижный оборот с ними, первобытное ведение хозяйства, слабо развитая потребность настоящего кредита и не сильный оборот с ипотеками, наконец, отсутствие у сельского хозяина соперников по спросу на капитал — вот бытовая ситуация, на которую был вычислен ипотечный режим кодификаций Фридриха В. Одновременно с этим кодификации отражали в себе как господствовавшее в то время на практике римское право, под которое насильственно подгонялись феодальный отношения, так и господствовавшее в теории того времени направление естественного права, видевшее в римской совокупности вечный правовой разум, везде и неизменно применимый и неизменно благодетельный. Мы уже видели, как вся эта ситуация отразилась на ипотечном режиме Фридриховых кодификаций.
I. Но весьма не так долго осталось ждать по издании Ландрехта начинается в Пруссии коренная ломка ветхого строя социальных взаимоотношений, открывшаяся эдиктом 1807 г., изданным на протяжении борьбы с наполеоном. Нашествие французов и вызванные им войны исчерпали силы страны. И законодатель вынуждается прибегнуть к решительным мерам для оживления благосостояния оборота и поднятия подданных. Уже в эдикте 1807 г., а позже и в других, которые связаны с ним неспециализированной целью, мерах надеются новые начала гражданской судьбе Пруссии. Отменяется крепостное право, вся народная масса призывается к гражданской судьбе, провозглашается для всех право обладания и свободного выбора занятий недвижимостями, допускается свободное разделение имений и более свободное право ограниченных обладателей недвижимостей на обременение последних ипотеками. Из этого неспешно, в особенности по заключены мира, начинается ускорение перемещения собственности на развитие и недвижимость небольшого землевладения.
В 1815 г., по окончании свержения владычества Наполеона, Пруссии обогащается новыми областями, в которых небольшое землевладение являлось уже вовсе господствующим типом землевладения, и на эти области распространяется то же Прусское право. Из этого, режим, рассчитанный на большое и устойчивое землевладение, перестает отвечать все более распространяющемуся в стране типу землевладения и оживляющемуся перемещение собственности. И не так долго осталось ждать начинают раздаваться голоса, жалующиеся на дороговизну и громоздкость прусского ипотечного режима*(1415).
Мы уже видели, какими мерами правительство пробовало помирить со своим режимом небольшое землевладение: как раз, вместо упрощения режима, оно отменило необходимую и принудительную явку приобретательного акта в ипотечное установление. Но эта мера была нехорошим финалом; так как публицитет ипотечной книги все равно действовал в области ипотечных взаимоотношений, то упадов записей приобретения собственности лишь увеличивал пропасть, отделяющую книгу от судьбы и содействовал только большему формированию другого зла, не меньше страшного, как раз дуплицитета собственности. Но, кроме этого, с упадком записей переходов собственности, ипотечная книга по большому счету давала все менее и менее надежный очерк взаимоотношений собственности на недвижимости, что часто отражалось вредно по большому счету на обороте, в особенности же при открытии субгастаций. Хозяин прекратил знать, кто его кредитор, кредитор же прекратил знать, кто его должник*(1416). Неудобства от водворившейся негласности переходов собственности чувствовались и административными учреждениями при разнообразные мероприятиях, касающихся недвижимостей, напр. Auseinandersetzungen, Separationen. Особые затруднения появлялись от того в случаях экспроприации, каковые все более возрастали в числе, но при осуществлении которых власть не имела средств собрать правильный сведения о том, кто хозяин экспроприируемых имений. В итоге, избранный законодателем метод примирения заинтересованностей кредитного оборота и мелкого землевладения послужил к неспециализированному вреду, не кроме и самого кредитного оборота. А все случилось от того, что законодатель имел в виду лишь прямую и ближайшую цель — ипотечный оборот и не думал об отраженном действии публицитета ипотек на отношения собственности. Опыт указал, что публицитет ипотеки роковым образом навязывает начало публицитета всех вещных прав, в случае если лишь совершить его последовательно и поразмыслить об устранении негативных его последствий для других взаимоотношений но недвижимостям; в неприятном же случае публицитет ипотек не только не оказывает помощь в полной мере ипотечному обороту, поскольку ипотечный кредитор ставится в затруднение при самом осуществлении притязания против негласного хозяина, но еще и вредно отражается на отношениях до собственности, внося неизбежным образом дуплицитет ее, поскольку книжный хозяин уполномочивается на распоряжения недвижимостью в области ипотечных взаимоотношений, а натуральный хозяин управомочивается на все другие распоряжения.
Уже одни перечисленные затруднения должны были приводить к движению публичной мысли в сторону усвоения вотчинно-ипотечной совокупности. Но оживающий вотчинный оборот и сам по себе наводил на идея о той же реформе.
II. В области фактически ипотечного оборота, с собственной стороны, весьма не так долго осталось ждать (а возможно кроме того и ко времени появления устава и Ландрехта) стали замечаться собственные особенные течения, не предусмотренные правом устава и Ландрехта. Стоя на римской земле, эти монументы усвоили и римский взор на ипотеку, не смотря на то, что одновременно с этим поставили университета на довольно жёсткую землю публицитета. Но вот на практике оказалось, что между римской акцессорной и негласной ипотекой и новой публичной ипотекой существует глубокое экономическое и юридическое различие.
Рим*(1417) не знал настоящего настоящего кредита. Он знал лишь персональный кредит и лишь наряду с этим кредите, не изменяя его существа, привходило в форме ипотек, в особенности главных, подкрепление личному кредиту и преимущественное положение кредитора в отношении имущества, должника. Из этого само собою вытекало, что римская ипотека являлась нечем иным, когда придатком к личному требование на должнике что она с личным требованием, для которого лишь и создана, стояла и падала, т. е. была акцессорным к нему правом.
Из этого же римская ипотека не могла быть и независимым особым предметом и предметом ценности оборота. Из этого, наконец, последующие кредиторы конечно увеличивались в ранге, раз лишь прекращались предшествующая им ипотеки.
Совсем другая роль ипотеки с покон веков выдвигалась в жизни новых народов, а особенно определилась с того времени, как ипотека была поставлена на жёсткую землю публицитета. В 3-х основных моментах проявились изюминке современной ипотеки относительно с римской.
1. с покон веков уже германское право знало не только персональный, но и настоящий кредита. Данной, задаче проходили службу в различное время различные правовые организации. Сейчас основной таковой организацией стала ипотека, в особенности публичная ипотека. При настоящем кредите лицо доверяет в первую очередь недвижимости; лицо ссужает капитал, дабы позже взять удовлетворение из недвижимости. Этим, само собой разумеется, есть вероятность и одновременно существующего личного обязательства, но сообщение последнего с ипотекой не содержит уже ничего значительного для ипотеки. В случае если стороны захотят связать оба отношения, им не может быть это воспрещено; но в случае если кредитор удовлетворится обеспеченностью, которую ему дает недвижимость, ему это не должно быть воспрещено. Римская догма акцессорной ипотеки, где право навязывает сторонам не только сообщение двух взаимоотношений, но и подчинение настоящего права ипотеки личному праву требования, — была не в духе нового оборота. Реформа должна была очистить ипотеку от неудобных для оборота римских моментов.
2. Современный ипотечный оборота, в особенности основанный на публицитете, взял такое направление, что не только утратилось внутреннее правомерное основание для увеличения последующих кредиторов с отпадением предшествующих ипотек, но кроме того увеличение стало неприятно правосознание общества. При определенности ипотек по положению и сумме их по ипотечной книге, ипотеки различного ранга не так долго осталось ждать стали представлять собою в обороте сокровища различного порядка. Записанная на первое место ипотека, раз лишь она держится в пределам умеренного отношения к сокровищу недвижимости, воображает сейчас обеспеченность лучшего качества. При ней меньше риска капиталисту. Потому и хозяин недвижимости приобретает под нее капитал на более удачных для себя условиях и за более умеренный %, В противном случае дело обстоит с последующими ипотеками. Юридически и экономически это будут сокровище низшего качества, относительно с предшествующими ипотеками. Риск капиталиста при них больше. Оттого и % выше, и условия ссуды — тяжелее для хозяина недвижимости. Эта отличие в условиях ссуды особенно кидается в глаза при осмотре ипотечных книг*(1418). Тогда как первая ипотека дает сейчас сплошь и рядом За/2% либо 4%, вторая ипотека дает уже 5%, а последующие дают 6% и более. При таких условиях нельзя подыскать материального правомерного основания тому, дабы последующие ипотеки увеличивались в ранге с отпадением предшествующих ипотек. При таком увеличении последующий кредитор пользовался бы прошлыми пользами, не неся более прошлых невыгод, каковые лишь и обусловливали те пользы. Правомерным было бы еще увеличение ипотек с соответствующей переменой удачных условий их; но чуть ли тогда дал согласие бы последующий кредитор на увеличение. А каждый другой финал был бы неправомерным в отношении должника-собственника. Иное дело, в то время, когда стороны договорятся о увеличении. При указанных условиях, все начало говорить за то, дабы покинуть кредиторов окончательно с их рангом. Да на данный момент отпадете предшествующих ипотек и не есть правилом, а разве лишь случайностью, на которую последующие кредиторы не смогут и рассчитывать. Как показывает тот же осмотр ипотечных книг, собственники недвижимостей, по неспециализированному правилу, приступают раньше к погашение низших ипотек, как более для них невыгодных и неспешно идут вверх к менее для них обременительным ипотекам. В случае если же удовлетворяют ветшайшие ипотеки, то не погашают их, а держат ипотечные свидетельства в собственных сумках, в ожидании вероятной потребности в кредите в будущем. При таких условиях, погашение ветшайшей ипотеки по книге может последовать разве лишь благодаря какой-нибудь редкой случайности, По окончании сообщённого, делается Сейчас очевидной возмутительная неправомерность римского начала увеличения последующих ипотек при отпадении предшествующей ипотеки.
3. Публичная современная ипотека получила доступ к обороту на рынке. И в этом свойстве рыночного блага она заслуживаете лишь поощрения. Свойства ее, как рыночного блага, одинаково удачны как для кредитора, так и для должника. В то время, когда кредитор сам испытывает недостаток в деньгах, ему открыты два финала: востребование ипотечного долга либо сбыт ипотеки в 3-й руки. Первый финал, при неимении у должника сейчас наличных денег, не всегда эргономичен, не всегда успешен и ни при каких обстоятельствах не легок для кредитора и уже совсем пагубен для должника. Второй же финал возможно легок для кредитора и неизменно безвреден для должника. Он будет легок тогда, в то время, когда 3-й приобретатель ипотек, добросовестный и возмездный, будет защищен публицитетом ипотек против возражений из лица предшественника — ипотечного кредитора, которыми владел должнику.. И это свойство чуждо римской ипотеке. Частично оно проводилось Ландрехтом, но не хватает последовательно.
И требовалась реформа права, которая совершила бы неоспоримость публичной ипотеки последовательнее.
4. Были и другие еще условия, влекшие ипотеку на ту же новую дорогу.
Настоящий кредит, в противоположность личному кредиту, долговременен по задаче и своей природе. Дернбург*(1419) свидетельствует, что и по настоящее время в Пруссии курсируют ипотечные свидетельства больших рыцарских имений, появившиеся в конце 17 и начале 18 столетия. Но в случае если такие случаи редки, то не редки другие случаи, в то время, когда ипотека существует полустолетие и более. какое количество за это время переменится собственников в эру тенденции собственности к перемещению. какое количество изменений случится в целостности и составе именья. Все это не неприятно природе ипотеки, как вещного права. Но как быть тут с личным требованием и со взором на ипотеку как на акцессорий к личному требованию. Индивидуальные требования по идее — переходящие отношения. Их социальное значение сводится к преходящему отношению между участниками общества. (Вот из-за чего мы и замечаем в истории права, что в том месте, где личное отношение начинает помогать продолжающейся цели, оно вырождается в вещное отношение). Соединить личное отношение с вещным, а тем более ставить вещное отношение в зависимость от личного при новых условиях и теоретически чуть ли верно и фактически страшно. При акцессорной природе ипотеки нечайно приходится допускать возражение на ипотеку из личного требования. А какое количество процессов может породиться из этого, в то время, когда требование существует с незапамятных времен. Устранить же возражения на публичную ипотеку из негласного личного требования значит, в сущности, стереть с лица земли акцессорную природу ипотеки.
Но, кроме того, в то время, когда кредитор не возьмёт удовлетворения из ипотеки, он, при акцессорной природе ее, может направить взыскание на личного должника. А где найти его через 50 либо 100 лет. Да и будет ли уже правомерно завлекать его к ответственности, в то время, когда кредитор верил ипотеке и оставлял личное отношение без внимания до той поры, в то время, когда ипотека прекратила внушать доверие, возможно, по небрежению кредитора, и в то время, когда, по крайней мере, персональный должник в далеком прошлом уже выступил из главного экономически ипотечного отношения. Установить же законную экспексуацию должника от личного обязательства с отчуждением обремененной ипотекой недвижимости значит подвергнуть кредитора риску, что именье перейдет в ненадежные руки. Словом, долговременный настоящий кредит потребовал отрешения ипотеки от личного обязательственного отношения. По указанным выше соображениям последнее не только не могло быть главными требованием, но с трудом могло быть признано и акцессорием к вещному праву; действительно, в то время, когда личное требование помогает акцессорием ипотеки, оно оказываете кредитору услугу, поскольку дает ему в лице экзекуции на движимости более легкое средство осуществления притязания об уплате %-ов и т. д. Но в этот самый момент отношение есть все же неуклюжим и не ликвидирует того разлада двух связанных между собою, но по природе различных прав, что отражается при действии начала акцессорного значения ипотеки. Гармонию имела возможность бы внести экспексуация личного должника, которая, при второстепенном значении личного требования, могла быть организована свободнее и несложнее, без ущерба для заинтересованностей сторон; но все это осложняло бы и запутывало, в общем, ипотечное право. Соединение обоих прав могло быть только предоставлено особому соглашению сторон и означать корреальное отношение.
Со временем в социальном строе современных народов замечается величайшей важности явление, это как раз развитие капиталистическая строя хозяйства. Это развитие кредитного хозяйства создавало широкое поприще и новое для применения капитала и отвлекало последний от сельского хозяйства в индустрию. Современные страны, со своей стороны, становятся большими должниками, производят массу национальных ценных бумаг и кроме этого предъявляют спрос на капитал, завлекая его к себе в услужение, а в это же время сельское хозяйство испытывает громадную, чем прежде, потребность в капитале, не только благодаря увеличения культуры сельскохозяйственной, но и благодаря замены крепостного рабочего наемным рабочим и т. д. В виду того, что организованные кредитные общества, по самым условиям их деятельности, не могли целиком и полностью удовлетворять запросам на кредит, предъявляемым сельскими хозяевами, поскольку для верности собственной деятельности они вынуждались ограничивать ссуды .скромным %-м отношением к цене имений, и данный % устанавливался обычным уставом их, то для борьбы сельского хозяина с государством и промышленником потребовалось, дабы деревенский хозяин имел возможность выставить более либо менее сходные условия кредита под личную ипотеку, с теми, каковые выставляют государство и промышленник. Одним из таких условий есть сходство ипотечного свидетельства с бумагой на предъявителя по лёгкости и быстроте обращения. Это была новая побудительная обстоятельство для таковой организации ипотеки, дабы ипотечный свидетельства вращались на бирже. Организация ипотечных свидетельств в праве Ландрехта не отвечала этому требованию. Реформа права призывалась уравнять положение соперничающих потребителей капитала. Для этого требовалось упрощение производства по установлено, осуществлению и передаче ипотечного отношения до последней возможности, равняется требовалось отрешить ипотечное отношение от личного требования, дабы устранить возможность возражений на ипотеку из личного отношения, в особенности в то время, когда ипотека перешла в 3-й руки. По мере того, как ипотека делается рыночным благом, все интимное личное отношение должника и первого кредитора силой вещей должно отпасть и ипотека обязана внушать доверие только сама собою. В широком обороте личное и субъективное должно было нечайно уступить вещному и объективному.
Мы уже видели, потом, какие конкретно мысли привели законодателя к созданию ипотеки хозяина при стечения в одних руках собственности на ипотеки и недвижимость. Со временем жизнь начала выдвигать начало, дабы хозяин сначала имел возможность установить ипотеку на собственный имя. Это было принципиально важно фактически. Хозяин имел возможность тогда явиться на рынок с готовой ипотекой и соображаться в собственной деятельности с положением рынка. При оживлении спроса на ипотеки — реализовать сперва последующие ипотеки, при упадке же спроса разрешить войти в движение предшествующие ипотеки. Кредитор, со своей стороны, охотнее открывал кредит под готовую ипотеку, чем под будущее установление ипотеки, поскольку в первом случае он был гарантирован от всех тех опасностей, каковые сопряжены для него с процедурой приобретения ипотеки. В этом отношении ипотека хозяина давала преимущества относительно с университетом открытого места для будущей ипотеки.
Позднее к этим практическим целям присоединяются теоретические мысли в пользу университета ипотеки хозяина, им. последовательность обработки нового права, при которой римский принцип confusio вещного права и собственности, сошедшихся в одних руках, был принципиально отвергнуть.
Мы видели, как рано правительство пробует ответить всем этим потребностям практической судьбе методом частичной переделки ветхого права, и как подобная политика лишь увеличивала путаницу понятий. Из этого снова сказывалась потребность коренной реформы права, которая привела бы последовательность и единство в совокупность ипотеки.
III. При указанной тенденции современной ипотеки к мобилизации, громоздкий механизм прошлого ипотечного режима становился, со своей стороны невыносим, правительство кое-что делало в этот самый момент, — но частичная починка не имела возможности идти на большом растоянии, и требовалась коренная переделка формального права ипотеки в новом направлены упрощения.
IV. Со временем и в других областях права, соприкосновенных с ипотечным режимом, наступили трансформации.
1. В области публичного права изменились взоры на отношение власти к обществу.
Опекунское отношение суда к публике, на котором было выстроено законодательство Фридриха В., все более и более представлялось прогрессивной и культурной части общества вызывающим большие сомнения по преимуществу. Вместе с ростом доверия к обществу, которое замечалось в социально-политической жизни страны, госслужащие должны были потерять собственную прошлую роль основных представителей доверия. В первую очередь это обнаруживается в гражданском ходе, где (1833-1846 гг.) начало инквизиции было покинуто и возвратились к началу эвентуальному и к формам неспециализированного процесса. Но после этого то же направление, которое привело в гражданском ходе к Verhandlungsmaxime, должно было естественным образом направиться и против принципа легалитета в ипотечном деле*(1420).
2. Целый ряд других процессуальных реформ, осуществившихся начиная с 1822 г. и впредь до 1855 г., направлялись на замену прошлого медлительного и щадящего должника экзекуционного производства — стремительным, безжалостным и верным производством, целившимся обеспечить особенно интересы личного кредита, все развивающегося по мере развития промышленной судьбе страны. Это улучшение правового положения личного кредита должно было иметь своим результатом как относительное отвлечете капиталов от настоящего кредита, так особенно относительный упадок практического значения ипотеки, как базы кредита, тем более, что личному кредитору было дано и легкое средство вступления в ряды ипотечных кредиторов. И не смотря на то, что персональный кредит имел возможность служить на пользу землевладельцу, но еще больше он оказывал убыточное влияние на настоящий кредит*(1421).
Из этого являлась потребность произвести в самой организация ипотеки такие трансформации, каковые выдвинули бы своеобразная выгоды и особенности ипотечного кредита.
V. В то время мало думали о том, что реформа права ипотеки еще не имеет всемогущего значения для успеха настоящего кредита, и что для этого успеха нужна наличность последовательности вторых условий: но, однако, умы остановились на правовой реформе, поскольку последняя больше была во власти человека, чем другие условия, неблагоприятно слагавшиеся для настоящего кредита*(1422).
VI. На сторону реформационного перемещения, первоначально определявшегося экономическими мыслями и не шедшего в обработке новшеств дальше практических соображений и эмпирии, сейчас делается и научное перемещение, принимающее неспешно все более и более широкие размеры. Научное перемещение особенно останавливается на новшествах, каковые вторгались в римскую догму ипотеки; а так как новшества эти через чур быстро расходились с римской догмой, то источник их стали видеть в германском, национальном правообразовании и практических потребностях нового времени.
VII. В реформационном перемещении большую роль игралось и сравнение Прусского права с правом соседних государств, в особенности Мекленбурга; удачи мекленбургского ипотечного режима, выразившиеся в блестящем состоянии настоящего кредита в Мекленбурге, завлекали внимание прусских национальных людей, при чем последние не принимали в расчет тех бытовых изюминок Мекленбурга, не видящихся в Пруссии, каковые оказывали не малое влияние на успех самого режима,
По мере того, как изменялись бытовые условия и право все менее удовлетворяло потребностям судьбы, все громче раздавались голоса, требующие реформы, и правительство Пруссии, страно чуткое к потребностям судьбы, принимает все более и более энергичные меры к удовлетворенно назревающих потребностей методом улучшения действующего права.
Tanny Volkova — Цвет настроения школьный | Пародия Цвет настроения тёмный
