Хинес Перес де Ита начинает и завершает собственную «Повесть о раздорах Сегри и Абенсеррахов, мавританских рыцарей из Гранады» словно бы некую настоящую историю. Коротко две его книги так и именовали «История гражданских войн в Гранаде», ч. I и II. Но читателя не должно смущать, что начальные главки первой части, которая образовывает в полной мере независимое произведение, выстроены как историческое описание Андалусии и Мурсии, земель Гранадского эмирата XV в., и смогут показаться изнурительными для восприятия. «Повесть о раздорах…» Переса де Иты – не история, а исторический роман. Но это один из первых, если не первый исторический роман нового времени. Он написан в 1580 – 1590-е годы, во время, в то время, когда жанр исторического романа еще не сложился. Перес де Ита рекомендует выдать собственный произведение за настоящую историю. Он кроме того приводит имя «настоящего автора» – гранадского мавра Абенамина (Абен Хамина) и говорит, какими дорогами арабский текст попал к испанским читателям. Ссылка на арабский источник, вносившая элемент отстранения и уменьшавшая ответственность перед властями за восторг мусульманскими рыцарями и за другие вольности, оказалась по вкусу Сервантесу, приписавшему авторство «Дон Кихота» Сиду Амету Бененхели.
Итак, Перес де Ита выдаст собственный произведение за настоящую историю и начинает книгу с перечисления известных ему исторических информации о Гранаде. Он приводит перечень ее эмиров («королей»), перечисляет знатные мавританские роды, города королевства и т. п., но скоро книга преобразовывается в то, что она имеется в действительности, – в роман о дамах и мавританских рыцарях, в роман о любви и поединках, а также в живое повествование о смертельной неприязни, сражениях и интригах между наиболее значимыми аристократическими родами при дворе Гранады незадолго до ее взятия испанцами в январе 1492 г.
Произведение Переса де Иты все же – роман исторический. Из судьбы Гранадского эмирата извлекается урок для современной автору габсбургской Испании предела XVI – XVII вв. Кажущееся успешным и блестящим государство может умереть из-за тщетной жестокости королей, разжигающей распрю, из-за пренебрежения заинтересованностями страны могущественными группировками для собственной придворной грызни; оно может умереть вследствие того что такая распря открывает путь к никем более не контролируемой и ведущей к смерти междоусобице. В то время, когда создатель вводит в повесть параллели с гражданскими войнами в Риме, рассматривавшимися как обстоятельство падения республики, делается более либо менее очевидным, что в форме повествования о смерти Гранады Перес де Ита формирует что-то наподобие пророческого слова об угрозе погибели земель испанских…
Как раз вследствие того что Перес де Ита – испанский патриот, разделяющий религиозные чувства и национальную гордость испанцев, осознающий необходимость для собственной отчизны отвоевания Гранады – последнего оплота 750-летнего господства мавров, он строг к своим соотечественникам. Он желает, дабы испанские рыцари были выше собственных соперников – славных гранадских мавров XV в., которых он изображает в лучшем свете, как великодушных, храбрых, наделенных ренессансным жизнелюбием, славных в сражении, страстных и рыцарственных в амурных переживаниях. Делая идеализированный, утопический мир Гранады центром повествования, создатель в собственной книге требует милости к павшим, строгого соблюдения обещанных побежденных маврам вольностей – свободы веры, языка, национальных обычаев, возможности свободно заниматься земледелием, ремеслом, – требует всего того, что было вероломно забрано у них царствовавшим в Испании в годы, в то время, когда создавалась повесть, Филиппом II – правнуком «католических королей» Фердинандо и Исабеллы.
Перес де Ита имел высокое нравственное право и должный авторитет, дабы предъявить Филиппу II, а после этого Филиппу III таковой иск.
В нравственном праве воображать смелую Испанию Перес де Ита предварял самого великого Сервантеса. Писатель-воинов, Перес де Ита происходил из мелкого города Мулы в центре Мурсии; предки его столетиями страдали от мавров, погибали в борьбе с ними и в неволе; сами брали их в плен и обращали в рабство, а после этого примерно сто лет более либо менее мирно жили вместе c побежденными. Создатель принимал участие в 1560-е годы в войне против спровоцированных издевательским указом Филиппа II от 1567 г. на восстание морисков. На глазах у Переса де Иты разгоралась истребительная война, обрисованная им во второй части «Истории гражданских войн в Гранаде», выстроенной не как повесть, а как исторические мемуары. Двор фанатичного Филиппа II забрал управление армейскими действиями у местного аристократа Лопеса де Мендосы, маркиза де Мондехарэ, склонного к ограничению притеснений и к договоренности с морисками. Война начала проводиться самым ожесточённым образом в соответствии с указаниями прелатов-сановников Педро Герреро, Педро де Десы и тогдашнего фаворита Филиппа II и премьера (главы Совета Кастилии), кардинала-инквизитора Диего Эспиносы, обуреваемых таким человеконенавистничеством, что против их кровавой политики был кроме того герцог Альба. Перес де Ита видел все это и отозвался на мнимопобедимый курс могильщиков величия Испании, каковые к 1602 г. подготовили (а с 1608 г. осуществляли) указы об окончательном выселении мористов за границу, элегическим произведением о прежнем величии и о падении мавританской Гранады.
Восторженная элегия Переса де Иты не была несложным выражением его личной точки зрения. Пускай повесть выстроена так, словно бы приводимые в ней романсы ее иллюстрируют. – всякому ясно, что народные романсы о маврах, существовавшие задолго до повести, были ее источником, а не наоборот. А эти народные, неавторские «ветхие» «пограничные» и «мавританские» романсы были настоящим выражением отношения испанского народа к гранадским маврам.
До Переса де Иты один из сюжетов испанских «пограничных» и «мавританских» романсов был обработан в прозе в 1550-е годы Антонио де Вильегасом – в «Повести о Нарваэсе, либо Истории Абенсерраха и красивой Харифы» [116]. В новелле затронут второй эпизод истории Абенсеррахов, а смерть их связана с войнами не финиша, а начала XV в. [117], но по главному мотиву новелла Вильегаса родственна повести Переса де Иты: ее сюжет выстроен на соревновании в благородстве и великодушии между неприятелями – испанским и мавританским рыцарем. Параллельно с повестью Переса де Иты и довольно часто независимо от нее подобные сюжеты разрабатывались Лопе де драматургами и Вегой его круга.
Перес де Ита опирался на одни романсы, часть которых он сам слышал, но и на множество вторых устных преданий, живших тогда и среди мористов, и среди испанцев Мурсии и Андалусии. В повести возможно выделить пара слоев, различающихся в зависимости от источника. Hа данных романсов и других устных источниках выстроен сюжет глав IV – XII, где развернута мавританская рыцарская утопия. В главах XIII – XVI, повествующих о крушении и крушении утопии всего совершенного мира гранадского рыцарства, к романсовым источникам присоединяются другие, к примеру материал «Хроники католических королей» их секретаря, историка XV в. Эрнандо дель Пульгара, пара раз названного в повести. Введением нового источника возможно растолковать довольно часто появляющееся в последних главах упоминание об альфаки – мусульманских проповедниках, пробовавших организовать сопротивление неприятелю, о которых раньше ничего не говорилось. В последней, ХVII главе, как и в первых трех, историческое повествование снова спорит с чисто художественным, восходящим к романсам.
Добрый исторический роман Переса де Иты, с таким тактом ставивший запутанный в Испании XVI – XVII вв. национальный вопрос, был произведением с явными чертами гуманистической утопии. Люди Восстановления, сохранявшие надежду на Золотой век в первых рядах, искали его прообраз в античном мире, в идиллической судьбе пастухов, в хороших патриархальных правах деревни, в совершенном рыцарственном служении любви и чести, а время от времени – в идеализированном изображении доколониальной жизни заморских народов, позднее подпавших под власть Испании. Перес де Ита возвышается над национальной и усилившейся в век контрреформации религиозной рознью. Для него магометанин Муса – зерцало рыцарства; а не отвоеванная испанцами Гранада, перед тем как король Боабдил поддался бесовскому наущению Сегри, это – совершенное общество отважных рыцарей и их дам, чередование состязаний и празднеств не только в храбрости, но и в великодушии. Как и в некоторых вторых утопиях той эры, народность в повести не выступает конкретно, а народ, пока не начинается восстание, образовывает только некоторый, в общем успешный, фон. Невероятность преддонкихотовской ситуации мира добропорядочных рыцарей сочетается в повести с яркой обрисовкой местности и характеров. Читатель привяжется к храброму и думающему Мусе, запомнит Малика Алабеса, Альбаяльда, Гасула, красивую Дараху, Абенсеррахов, почувствует прелесть Гранады с ее высокой Альгамброй и окружающей город цветущей равниной. В повести все это на некое время прикрыто ренессансной идеализацией от наступления противоречий исторической действительности, как вся Гранадская равнина защищена от ветров Сахары возвышающимися рядом громадами Сьерра-Невады – Мульасеном, Велетой, Алькасабой. Утопающая в садах Равнина (по-испански в этом случае равнина – Вега пишется с прописной буквы как имя собственное) с ее надежными источниками орошения со снежных гор воспринималась и инопланетянами из Африки, и обитателями сухой, жёсткой Кастилии как земной эдем. Это чувство, так очевидное, что оно способно охватить и нынешнего торопящегося путешественника, быстро передано в повести.
Рыцарский мир мавританской Гранады Переса де Иты утопичен, но в нем нет сверхъестественной фантастики испанских рыцарских романов, восходящих к «Амадису Галльскому». В нем преобладает ренессансная, а не средневековая фантастика, нет колдунов и заколдованных замков, к минимуму сведены перечисления немыслимых толп убитых неприятелей, придававшие привкус ожесточённого бахвальства фактически рыцарским романам. Перес де Ита был современником Сервантеса в полном смысле слова. Не смотря на то, что даты его жизни точно не известны, считают, что появился он в 1544 г. – на три года раньше Сервантеса, а умер в 1619 г. – на три года позднее. Он писал собственную повесть в то десятилетие, в то время, когда Сервантес, уже утративший руку в морском бою под Лепанто, познавший муки долгого алжирского горечь и плена непризнания заслуг на родине, имел громадной жизненный и литературный опыт, планировал взяться за «Дон Кихота». Книга Переса де Иты была новинкой испанской прозы тех лет и стала предшественницей очень способной книги. Произведение Переса де Иты отошло от рыцарского романа в ветхом смысле: рыцарский идеал в нем гуманизирован и представлен в соизмеримом с действительностью, «вероятном» воплощении, а, основное, продемонстрировано да и то, как бессердечный натиск настоящей судьбе – в этом случае уклад эмирата, допускавший феодальные дрязги и королевский произвол, – изгоняет идеал из Гранады, не смотря на то, что не имеет возможности изгнать его из всех человеческих душ.
Читатель, познакомившийся с книгой Переса де Иты до первой части «Дон Кихота», вышедшей десять лет спустя, был частично подготовлен к восприятию романа Сервантеса. «Повесть о раздорах Сегри и Абенсеррахов» воссоздала рыцарский мир и продемонстрировала его хрупкость. К перенесенным в ее воздух читателям Сервантес обращался на понятном им языке, сохранял образ совершенного, но тверже и меланхоличней прочерчивал разрыв между этим жизнью и образом.
В повести Переса де Иты имеется еще одна черта, необычным образом предваряющая «Дон Кихота». При кажущемся торжестве разума оба. произведения завершаются на минорной ноте.
Роман Сервантеса по-видимости идет к успешной развязке. Дон Кихот излечивается от сумасбродств и снова преобразовывается во всеми глубокоуважаемого Алонсо Кихано Хорошего. Но читателя охватывает щемящая тоска: он не желает принять через чур разумного финиша и сохраняет надежду на новые рыцарские подвиги Дон Кихота.
Так и в повести Переса де Иты: в первый раз высвобождена еся Испания, ее короли вступили в Гранаду, Исабелла благословила Колумба и остается пара месяцев до 12 октября 1492 г. – дня открытия и дня Америки высшей славы Испании.
Но ни создатель, ни читатель не торжествуют. Одно за вторым следуют тревожные сообщения: в горах восстают мавры, робеют славные испанские полководцы, гибнет идущий с безумной храбростью в горы Алонсо де Агилар, а с ним и соименный самому Мигелю Сервантесу и Сааведре Саяведра из Севильи, что продемонстрирован и храбрецом, и негероем…
Следуя народному мнению и народным романсам, Перес де Ита показывает историческую двойственность для Испании великих событий финиша XV в. и вносит в душу читателя каплю тоски по невозвратно ушедшему сказочно-рыцарскому миру мавританской Гранады.
Не рассеивает данной тоски и окончательное слово повести – – быть милостивым к побежденным, потому что и Пересу де Ите, и его современникам было известно: завет данный не осуществится…
Прямой путь от повести Переса де Иты шел к роману Сервантеса. Доброе изображение величия души бывших неприятелей составило пафос драмы Кальдерона «Любовь по окончании смерти» (1633), основанной на второй части книги Переса де Иты.
Но намеченную в повести линию возможно было развивать и в направлении идилличности, сближения с условной пасторалью, в духе пара аристократической отстраненности от прозы судьбы. Такова линия, точкой отправления которой был ранний французский перевод «Повести о раздорах…» 1608 г., взявшая развитие во Франции в вежливом романе, время от времени следовавшем за Пересом де Итой в перенесении действия в мавританский мир, что во французском романе утрачивал многие черты действительности.
Сюда можно отнести роман «Альмаида, либо Рабыня-королева» (1663) Мадлены де Скюдери, автора известных в свое время произведений вежливой романистики «Великий Кир» и «Клелия». За «Альмаидой» последовала «Заида, испанская повесть» (1671), написанная известнейшей французской писательницей XVII в. Марией де Лафайет, быть может, в соавторстве с Жаном де Сегрэ и Франсуа де Ларошфуко. В те же годы и в Англии была поставлена громадная двухчастная катастрофа поэта Джона Драйдена «Завоевание Гранады, либо Альмансор и Альмаида».
Новая волна влияния «Повести о раздорах Сегри и Абенсеррахов» относится к периоду романтизма. В 1801 г. повесть была переведена на английский, в 1809 г. была снова издана по-французски, в 1821 г. – по-германски. Очень многое в ней выяснилось соответствующим романтическим представлениям о литературе: и ощутимая часть историзма, и увлечение средними столетиями, и сосредоточение внимания на выдающихся броских характерах, и контраст великодушия храбрецов с преступностью придворной клики и короля, и довольно точная восточная экзотика, и интерес к Испании – стране романтической par excellence, увенчавшей себя ореолом успешного сопротивления буржуазным порядком по большому счету и армии Наполеона в частности.
Все это вело к Вальтер Байрону и Скотту, к Шатобриану и Гюго, к Вашингтону Ирвингу, к романтикам в самой Испании. Прямым откликом на «Повесть о раздорах…» были рассказ Шатобриана «Приключения последнего Абенсерага» и в меньшей степени «Предания Альгамбры» Ирвинга, в которых не смотря на то, что и фигурирует Боабдил и упоминаются покои Линдарахи – героини Переса де Иты, имеется не сочетающийся со стилем его повести сентиментально-фантастический элемент в духе разжиженной гофмановской традиции.
«Приключения последнего Абенсерага» [118]написаны под влиянием визита Шатобрианом Гранады на обратном пути из громадного путешествия на Восток.
Романтический изгнанник из наполеоновской Франции, тревожимый собственными страстями, наблюдал на пепелища мавританской Гранады глазами храбрецов Переса де Иты и нашёл в истории мавританских рыцарей, некогда также вынужденных навек покинуть родные места, отправную точку для одной из собственных лучших новелл и для одного из «самых романтических» произведений всей эры романтизма. Воздействие происходит восемьдесят лет спустя по окончании окончания повести Переса де Иты. Изгнанники зачахли далеко от потерянного гранадского рая. Из Абенсерагов, поменявших военное дело на врачевание, сохранился только один юный человек, названный Абенаметом в честь известного предка, некогда оклеветанного и обезглавленного в Львином дворе Альгамбры. Под предлогом собирания лечебных трав Абенамет решается на рискованное путешествие в испанскую Гранаду. Вид запустения мавританской старины (прежней блеск Гранады представлен в новелле при помощи прямого пересказа повести Переса де Иты) удручает Абенамета. В следствии различных приключений поводырем изгнанного гранадца я родном городе делается испанская женщина из ветхого кастильского рода, пришедшего практически в такой же упадок, как и Абенсераги. Обоюдная любовь Абенамета и Бланки, неспешно вовлекающая в состязание в чудесах самоотверженности отца Бланки, ее брата и забранного в плен испанцами французского аристократа, которого брат прочит ей в женихи, годами наталкивается на одно да и то же препятствие: «Стань мусульманкой, и я с восхищением предложу тебе сердце и руку…» «Прими христианство, и я буду твоей любящей женой». По окончании многих лет любовь, казалось бы, ведет к тому, дабы и это вечное препятствие было преодолено. Но тут неожиданно увеличивается драматическое противостояние храбрецов. Узнается, что Бланка – последний отпрыск рода Биваров, потомков Сида, некогда обагренных кровью Абенсерагов, а гость из Туниса – последний Абенсераг. Запрещено соединить кровь преследователей и преследуемых. Французский рыцарь также не соглашается строить собственный счастье на отречении и на горе вторых… Взор, кинутый на безвестную могилу последнего Абенсерага в Африке, недалеко от мест, где погребены развалины Карфагена, завершает рассказ.
Шатобриан напечатал его в 1826 г., т. е. более полутора десятка лет спустя по окончании визита Гранады. Поднималась новая волна романтизма, и Перес де Ита волновал умы. В 1831 г. вышли «Предания Альгамбры» Вашингтона Ирвинга. А в Париже через пять месяцев по окончании известной постановки 25 февраля 1830 г. «испанской» драмы Гюго «Эр-нани, либо Кастильская честь», «романтичнейшего» до нелепости произведения, была 19 июня 1830 г. поставлена, написанная в первом варианте по-французски, драма испанского писателя родом из Гранады Франсиско Мартинеса де ла Роса «Абен Гумейя, либо Восстание морисков». Сюжет забран из второй книги Переса де Иты. Это была попытка переосмыслить и текст Переса де Иты, и испанские драмы XVII в. в актуальном в год «Эрнани» ультраромантическом духе. В 1837 г. вышло еще одно произведение Мартинеса де ла Роса на мавританские темы – исторический роман «Донья Исабель де Солис, королева Гранады». Во второй половине XIX в. тем, введенных в литературу Пересом де Итой, касались связанные в юности с Гранадой писатели Педро Антонио де Аларкон и Мануэль Фернандес и Гонсалес.
В любых ситуациях увлечения европейских писателей, живописцев и особенно архитекторов XIX – XX вв. «Гранадой» и мавританским стилем зримо либо незримо присутствует скромный Перес де Ита. Его опосредствованное влияние испытали многие из тех, кто не слыхал кроме того его имени.
Предлоги для романтического переосмысления давал в основном сюжет повести. Не обращая внимания на увлеченность мавританскими преданиями, каковые позднее казались квинтэссенцией романтического, Перес де Ита выступает как уравновешенный для собственного времени ренессансный автор. До сих пор в Испании его слог считается примером ясности. Не смотря на то, что Перес де Ита не имел возможности оказать действия на становление литературного языка, сопоставимого с действием Сервантеса, испанские ученые XIX – XX вв. находят в его повести неординарно близкое предварение языка нового времени.
При переводе стиль «Повести о раздорах Сегри и Абенсеррахов» воображает узнаваемые трудности. Ей не характерен латинизирующий синтаксис, распространенный у писателей той эры, но построение ее фраз не всегда легко поддается художественному переводу. В повести преобладают, возможно посоветованные стилем народного эпоса и хроник, громадные сложносочиненные предложения, выстроенные как долгая череда несложных предложений, отделяемых в соответствии с современной испанской пунктуации запятой и альянсом «и». В переводе громадной книги при таких событиях появляется угроза монотонности, на которую рискованно влиять перестройкой фраз, могущей стереть специфику стиля. Связанные с этим затруднения усугубляются еще тем, что текст изданий повести, и в частности издания 1610 г., по которому осуществлялся перевод, собран по непривычкой для современного читателя безабзацной совокупности: в течении целой главы может не быть красных строчков. В переводе поделены кое-какие долгие сложносочиненные предложения и введены абзацы. Но пара громадных перечислений родовых местностей и имён, расположенных в подлиннике двумя столбцами, было нужно по техническим обстоятельствам собрать в подбор.
Ясности слога Переса де Иты не вредят неизбежно видящиеся в повести о мавританской Гранаде арабизмы. Необходимо заявить, что в передаче арабских арабских имён и слов существовала многосотлетняя устная традиция, никем не регламентировавшаяся и имевшая в различных областях Испании собственные локальные изюминки. В соответствии с оригиналом в переводе эти арабизмы не возводятся к нормам арабского литературного языка, а передаются в том виде, в котором они даны в повести. Исходя из этого пишется «Абенсеррахи», а не «Бени-Сирадж», «Магома» и «Магомет» (в случае если речь заходит о пророке), а не «Мухаммад». В соответствии с нормами испанского произношения, потерявшего звонкие «дз», «з» и сохранившего глухой звук наподобие новогреческой фиты либо британского глухого «th», последовательность имен выступает в пара непривычной для русского читателя транскрипции: «Саида», «Сулема», «Сегри».
В настоящем издании не делались попытки исправить путаные эти, приведенные Пересом де Итой о последовательности времени правления и об именах гранадских эмиров из рода Насридов, как это пробовали делать в некоторых испанских изданиях нового времени. Любопытный читатель может обратиться к справочнику: Босворт К. Э. Мусульманские семейства. М., 1971, с. 45 – 47, а для более подробных справок – к трудам по истории Гранады на испанском языке Л. Секо де Лусена и Л. Секо де Лусена Паредес.
Унификация в написании некоторых имён и слов вводилась только в тех случаях, в то время, когда в испанском издании разнобой очевидно разъяснялся типографской опечатками и небрежностью.
Неточности подлинника не устранялись, поскольку время от времени неосторожность либо неточность смогут рассматриваться как намеренное либо характерное невнимание. К примеру, испанские короли первой половины XVI в. именовались «высочеством», а введение термина «величество» при короле Карлосе I (императоре Карле V) вызвало полемику и протесты. Перес де Ита с кажущейся непоследовательностью варьирует оба «почета» в приложении к королям Испании и к эмирам Гранады.
Короля Фернандо (Фердинанда) II Арагонского, чей брак с Исабеллой Кастильской в 1469 г. содействовал оформлению объединения Испании, создатель в заголовке книги именует по кастильскому, а после этого общеиспанскому счислению «доном Фернандо V». В книге Фердинанд Католический довольно часто именуется не «королем Арагона» либо «королем Кастилии и Арагона», а просто «королем Кастилии», что не было принято делать, в особенности по отношению к времени, пока была жива Исабелла Католическая (т. е. до 1504 г.).
Балашов за Зеленского! Зеленский погубит политический класс Тимошенко-Порошенко
