Три дня тому назад нам вернули школу. По окончании пятимесячного перерыва начались занятия. Но к чему? Уже конец года.
Весна. Классы наполнились броским солнечным светом. На стенах колышутся зелёные волнистые полосы – то «зайчики», отражённые зеркальной гладью Средиземного моря. Ни у детей, ни у взрослых нет жажды трудиться.
Старшая учительница ни за что не желала оставаться в Кушадасы. Месяц тому назад её перевели в второй город. На её место прописали меня. Прошлую должность «старшей учительницы» упразднили, и сейчас я считаюсь «мюдюре». Но я не радуюсь, мои коллеги-учительницы начали на меня косо посматривать. Нельзя сказать, что они весьма культурные и грамотные люди, но всё-таки нужно уважать их возраст; у каждой за плечами, говоря языком государственныхы служащих министерства образования, стаж в пятнадцать – двадцать лет. Предположительно, и я бы на их месте обиделась, если бы в один прекрасный день нужно мной поставили мелкую девчонку, которая годится мне в дочери.
В первых числах Марта Хайруллаха-бея перевели на пенсию. Он человек богатый, в жалованье не испытывает недостаток. Но это его огорчило.
– какое количество раз вот данной рукой я закрывал глаза моим дорогим медвежатам. Я желал, дабы и мои глаза закрыли они, дабы они проводили меня в последний путь. Не вышло…
Хайруллах-бей всю юность посвятил науке и был воистину кладезь всевозможных знаний. В доме у него хранилась огромная библиотека, не смотря на то, что сам он сказал, словно бы в мире нет ничего ненужнее книг, и утверждал, что и те, кто пишет книги, и те, кто их просматривает, – остолопы, ничего не осознающие в жизни.
День назад я пробовала сразить его убедительным аргументом:
– Прекрасно, но из-за чего тогда вы сами так много просматриваете и меня кроме того подстрекаете к этому?
Столь веский довод имел возможность запутать кого угодно. Но Хайруллах-бей никак не смутился, наоборот, кроме того расхохотался и ответил:
– Ты весьма умело увидела, крошка. Но кто тебя заставляет верить мне?
Не осознаю этого ветхого врача. Он в оппозиции ко всему, что ему дорого. Я кроме того ощущаю: бранясь, он обожает меня больше, чем в большинстве случаев.
Покинув работу, Хайруллах-бей целые дни проводит дома за чтением книг. Время от времени он надевает собственные сапожищи, память об армии, вешает через плечо, как жандарм, винтовку, садится на Дюльдюля (это его любимая серая лошадь) и ездит по сёлам, лечит крестьян. Дома остаются его восьмидесятилетняя старый садовник и кормилица, которого он величает онбаши[102].
Три дня назад врач пригласил нас с Мунисэ к себе домой. Настроение у него было прекрасное. Я копалась в его книгах, а он копался с Мунисэ, отдавая ей важным тоном приказания. Я умирала со хохоту, глядя на них.
– А на данный момент, – гремел врач, – сыграем с тобой в прятки. Лишь, чур, не скрываться в непроходимые места! Ты величиной с пальчик, залезешь куда-нибудь – позже часами ищи тебя. А вдруг внезапно тебе будет необходимо продолжительно меня искать, не удивляйся, разумеется, я задремал где-нибудь в укромном уголке.
Через пара дней надену на Мунисэ чаршаф. Ей исполняется четырнадцать лет. Ростом она уже с меня. Моя малышка расцвела, как роза. У неё светло-рыжие, практически соломенные волосы, белое личико, тёмно-светло синий глаза, каковые меняют оттенок в зависимости от освещения – утром они одни, вечером – другие. Мунисэ похожа на сказочную пери, у которой, в то время, когда она радуется, на щеках распускаются розы, а вдруг плачет – из глаз струится жемчуг.
Хайруллах-бей решительно возражает против чаршафа. Я сама знаю, что девочка ещё через чур мелка. Но что делать? Я опасаюсь. Кое-кто из привычных говорит: «Феридэ-ханым, пора уже прятать Мунисэ от мужских глаз, в противном случае ты преждевременно станешь свекровью».
На сердце у меня неспокойно. Я радуюсь и злюсь. Недаром говорят, что свекрови злы.
День назад, в то время, когда мы возвращались из школы, я обратила внимание на красивого школьника лет шестнадцати – семнадцати, что шёл по противоположной стороне. Мне показалось необычным, что парень посматривает на нас. Я украдкой посмотрела на Мунисэ. И что же я заметила! Неприятный рыжий скорпион исподтишка дарил ухмылка молодому человеку. Я была так поражена, что чуть не лишилась эмоций прямо на улице. Дёрнув негодницу за руку, я принялась ругать её. Мунисэ ни в чём не сознавалась, но, заметив, что я ни капли ей не верю, притворно захныкала. Вот умная, поскольку знает, что я не переношу слёз и могу сама разреветься.
Я сообщила:
– Знаю, как тебя наказать! Я приобрела на рынке тёмно-начала и зелёный шёлк шить тебе чаршаф.
Этим утром мы снова поссорились с Мунисэ из-за розового масла. Пара месяцев назад я в беседе кстати упомянула, что весьма обожаю розовое масло. Через три дня ветхий врач раздобыл где-то мелкий флакончик и принёс мне. Я весьма экономно его расходую, трясусь над каждой каплей. Но моя шалунья как будто бы сошла с ума. Стоит её на час покинуть дома одну, как все помещения начинают благоухать. Я выговариваю ей, а она отказывается: «Не брала, абаджиим, клянусь аллахом!»
Западная ТУРЦИЯ — #КУШАДАСЫ. достопримечательности и Особенности курорта
