Сформулировать такое определение религии, с которым бы все дали согласие, нереально. Как-то я принимал участие в форуме при Американской академии религии, и кто-то внес предложение для начала дать неспециализированную дефиницию предмета дискуссии. Это предложение, такое разумное на первый взгляд, было подавлено в зародыше вторым участником. Он напомнил всем, что в последний раз, в то время, когда они постарались дать определение религии, добрая половина аудитории в бешенстве удалилась из зала. И это в академии, в заглавии которой указывается ее объект изучения! Так что давайте легко скажем, что религия — это общее для группы людей поклонение сверхъестественному, священному либо духовному, и связанные с этим знаки, богослужения и обряды . Такое определение не разграничивает духовность и религию, не смотря на то, что требование коллективности поклонения исключает личные представления и оставляет для рассмотрения лишь групповые явления. При подобном определении религия характерна всем людям.
Единственное исключение, о котором когда-либо было известно, — это народ пираха. Но утверждение о том, что это бразильское лесное племя не имеет религии (их кроме того именовали «племенем атеистов»), не выдерживает критики, потому, что не согласуется с исходными источниками информации. Бывший американский миссионер Дэниел Эверетт, продолжительно живший среди пираха, обрисовывал, как эти люди говорят с духами и танцуют для них. Они носят ожерелья из семян, зубов, колечек и перьев от пивных банок, в которых «красота далеко не основное; их назначение — отпугивать злых духов, которых члены племени встречают чуть ли не каждый день». И соплеменники не только видят духов — они говорят от их имени, меняя собственный простой голос на фальцет. Но пираха так опасаются злых духов, что ни при каких обстоятельствах не именуют их по имени. Кроме того в случае если пираха только что выступал как медиум от имени для того чтобы духа, он все равно будет отрицать его присутствие («Я не знаю, я не видел»). Вследствие этого страха западному человеку фактически нереально разобраться, во что же пираха в действительности верят, но нет никаких сомнений: во что-то, да верят. Легко их вера отличается от того, к чему мы привыкли.
В случае если религия распространена так обширно, то появляется следующий вопрос: из-за чего она показалась? Биологи постоянно задаются вопросом о полезности той либо другой особенности для выживания. Какое преимущество дает религия? Ученые пробовали отыскать ответ на данный вопрос, сравнивая ранних христиан с окружавшим их римским населением. В то время, когда друг за другом по империи пронеслись две эпидемии чумы, любая из которых стёрла с лица земли треть населения, христиане легче, чем римляне, пережили эту напасть. Во имя Господне христиане приносили воду и пищу тем, кто был через чур болен и не имел возможности позаботиться о себе, в то время как римляне, стремясь избежать заражения, бросали близких и родных кроме того прежде, чем те испускали дух. Само собой разумеется, христиане рисковали, но изучение надписей в гробницах говорит о том, что жили они продолжительнее.
Но корректное ли это сравнение? Во-первых, направляться подчернуть, что римляне и сами были достаточно религиозны и всячески старались умилостивить богинь и своих богов, таких как Венера и Марс. Так что речь не идет о сравнении религиозных атеистов и людей. Во-вторых, ранних христиан вряд ли возможно назвать обычным населением тех мест: это было преследуемое меньшинство, часть тесного сообщества, сражающегося против общего врага. Их объединяла неспециализированная цель, что в большинстве случаев усиливает здоровье. К несчастью, попытки определить, из-за чего религия взяла признание, частично напоминают потуги разобраться в том, какие конкретно преимущества дает язык. Я уверен, что язык — это прекрасно, но потому, что все люди им обладают, сравнивать нам попросту не с чем. Подобным образом дело обстоит и с религией. Единственное, что нам точно известно, — это то, что все попытки отказаться от религии либо искоренить ее приводили к катастрофическим последствиям.
Это правильно в отношении Советского Союза и Сталина, Мао коммунистического Китая и Цзэдуна, Пол Пота и камбоджийских «красных кхмеров»; любой из них замучил, убил и уморил голодом в собственной стране миллионы людей. «Красные кхмеры» запретили всякую религию и взяли на вооружение ужасный девиз в отношении несчастного народа: «Толку от вас никакого, а стереть с лица земли — не громадна утрата». Ни одна из этих идеологий не породила особенно здорового общества, а с биологической точки зрения это было легко фиаско. Иначе, их антирелигиозность прекрасно вписывается в неспециализированную картину. Все три государства пережили свержение прошлого режима, в связи с чем им, быть может, пригодилось подавить могущество господствовавшей ранее религии. Исходя из этого я не стал бы обвинять за эти правонарушения на атеизм как такой. Совершенно верно так же убийство во имя Господа, какое имело место на протяжении крестовых походов либо испанской конкисты, довольно часто являлось прикрытием для политических либо колониальных амбиций. Колумб обожал золото не меньше, чем Всевышнего. Исходя из этого необычно было бы назвать религию единственной обстоятельством каких бы то ни было событий. Дело в том, что человек способен на немыслимую жестокость — и во имя Всевышнего, и во имя борьбы с религией.
Возможно, на данный вопрос возможно ответить на материалах наблюдений меньшего масштаба, в частности по итогам изучения длительности существования различных общин в Соединенных Штатах в XIX в. Общества, выстроенные на светской идеологии, таковой как коллективизм, распадались намного стремительнее, чем те, что были основаны на религиозных правилах. Ежегодно возможность распада светских общин была в четыре раза выше, чем религиозных. Неспециализированная религиозная принадлежность быстро повышает обоюдное доверие. Нам в далеком прошлом известен объединяющий эффект регулярных совместных действий, таких как коллективные молитвы и исполняемые совместно обряды. Это имеет отношение к первичному принципу, в соответствии с которому совместные действия улучшают отношения. Тут возможно отыскать в памяти да и то, что приматы предпочитают экспериментаторов, каковые в чем-то им подражают, да и то, что гребцы университетских команд повышают физическую выносливость (болевой порог как часть ее) как раз совместными, а не личными тренировками. Неспециализированные действия стимулируют выработку эндорфина (тот же эффект, возможно, создают другие объединяющие действия, такие как неспециализированный хохот). Хорошие следствия синхронизации оказывают помощь растолковать интегрирующие их влияние и функции религий на социальную стабильность.
Пользы от принадлежности к какой-либо религии Дюркгейм назвал «социальной полезностью». Он был уверен, что такое всепроникающее явление, как религия, должно иметь цель — цель не сверхъестественную, а социальную. Биолог Дэвид Слоан Уилсон, разбиравший эти по ранним христианам, согласен с ним; он также видит в религии приспособительный механизм, разрешающий группам жить в гармонии: «Религии существуют прежде всего чтобы люди совместно имели возможность достигнуть недостижимого в одиночку».
Характерное для всех религий объединение в общины для человека конечно. Более того, в случае если учесть, как довольно часто религию противопоставляют науке, хорошо не забывать, что религия владеет наряду с этим огромным преимуществом. Наука — неестественное, придуманное образование, в то время как религия дается нам легко, как дыхание и ходьба. На это показывают многие авторы, начиная от американского приматолога Барбары Кинг, которая в книге «Эволюционирующий Всевышний» (Evolving God) связывает тягу к религии с нашим жаждой принадлежать к какому-нибудь сообществу, до французского антрополога Паскаля Буайе, разглядывающего религию как интуитивную свойство:
Психология Фрейда за 7 мин. (Freud’s phychology in seven minutes)
