В прошлых главах много раз подчеркивалось, что до сих пор не удалось найти какой-либо механизм открытия теории, перехода от фактов к теории. Имея это в виду, французский доктор наук Р. Том именует экспериментальный способ мифом: в Новое время, т.е. до XX века, считалось, что сперва нужно накопить экспериментальные факты, а по окончании их обработки взять теорию. Это устаревшее представление и имеется миф [1,с.106]. Возможность твёрдого разделения научного знания на фактуальное и теоретическое сейчас отрицается. В науках, имеющих фактуально-экспериментальную базу, в частности такие рассматриваются в данном параграфе, постоянно существует соотносительность между фактуальным и теоретическим знанием, приятель без приятеля они выпадают из сферы научного.
Очевидно, может так произойти, что теория и факты не хорошо соответствуют либо кроме того противоречат друг другу. Но кроме того в этих обстоятельствах факты отнюдь не изолированы от теоретического знания, последнее употребляется, но степень его научности вызывает у исследователей чувство неудовлетворенности. К примеру, в то время, когда физики нашли сверхпроводимости и явления сверхтекучести, у них не хватало адекватной этим явлениям теории, однако то, что было известно о проводимости и текучести, на большом растоянии выходило за границы компетентности людей, несведущих в физике.
теории гипотезы и Соотносительность (фактов) проявляется на событийно-бытийном, перцептуально-когнитивном, логико-лингвистическом уровнях. Неправомерно утверждать, что факты – это что-то настоящее, а догадка – всего лишь знание, исходя из этого между ними нет зависимости. Теория имеет дело с неспециализированным (схожим) в событиях, значит она не меньше настояща, чем факты.
теории и Соотносительность фактов не имеет ничего общего с абсурдным понятием о том, что, к примеру, мир природных явлений таковой, каким его придумывают себе. Речь заходит совсем о втором, в частности, о соотносительности: а) единичного и неспециализированного (схожего); б) перцептуального и когнитивного (взаимосопровождение мыслей и чувств); в) единичных и универсальных высказываний (это направляться из того, что кроме того в единичных высказываниях приходится применять неспециализированные и понятийные имена). Экспериментальные способы существуют, но не вне теоретического контекста.
Том справедливо выделяет, что научный закон возможно представлен функцией y=f(x). Тут х – переменная, не все ее значения смогут быть экспериментально обоснованы. Особенную значимость покупают неявные допущения о характере непрерывности либо аналитичности функций (из опыта эти допущения не извлечь) [1,с.107]. эксперимент и Теория образуют неразрывное единство.
Дабы еще резче выделить единство (но не теории) и тождественность фактов, сошлемся на измерение длин – помой-му, достаточно элементарную экспериментальную операцию. Длины измеряют с незапамятных времен. Думается, что достаточно иметь эталон длины, приложить его к измеряемому объекту и подсчитать какое количество раз он укладывается на длине этого объекта. Иногда так измеряют длины в обыденной жизни. Но в науке приходится, например, учитывать, что: а) в соответствии с математике, отрезки не смогут быть соизмеримы, так сообщить, полностью совершенно верно, в силу наличия хотя бы иррациональных чисел типа
; б) из оптики как мы знаем, что для различения подробностей объекта с линейными размерами порядка d должны употребляться длины волн, сравнимые с d либо меньшие, чем d; в) в соответствии с квантовой механике, при одновременном измерении импульсов и координат частиц линейным размерам свойственна неустранимая неопределенность; г) в соответствии с особой теории относительности Эйнштейна, протяженность одного и того же отрезка не есть однообразной довольно разных совокупностей отсчета; д) в соответствии с целому последовательности физических теорий, само приложение масштаба длины к измеряемому объекту ведет к трансформации обеих длин; е) существует много ограничений на измерение громадных длин, которыми интересуется, к примеру, астрономия.
Возможно было бы дополнить перечень трудностей по измерению длин вторыми бессчётными доводами. Приведенный пример говорит о том, что простое представление о предшествовании опыта теории нужно будет отставить, оно не соответствует современным научным знаниям.
Все сообщённое выше не подрывает веру в научную актуальность экспериментирования. Экспериментирование ученых поставляет им факты. Как это происходит? Какие конкретно философские неприятности являются тут самыми значимыми? Разглядим в свете единства экспериментального с теоретическим главные нюансы опыта.
Латинское слово experimentum практически свидетельствует пробу, опыт. Опыт и имеется опробование изучаемых явлений в контролируемых и управляемых условиях. Экспериментатор пытается выделить изучаемое явление в чистом виде, дабы было как возможно меньше препятствий в получении искомой информации. Постановке опыта предшествует соответствующая подготовительная работа: разрабатывается его программа; в случае если необходимо, изготавливаются особые устройства, измерительная аппаратура; уточняется теория, которая выступает в качестве нужного инструментария опыта. Значительно чаще опыт проводится группой исследователей, каковые действуют согласованно, соизмеряя способности и свои усилия.
Полновесный в научном отношении опыт предполагает наличие:
§ самого экспериментатора либо группы экспериментаторов;
§ лаборатории (предметный мир экспериментатора, задаваемый его пространственными и временными границами);
§ помещенных в лабораторию изучаемых объектов (физические тела, химические растворы, растения и живые организмы, люди);
§ устройств, объектов, испытывающих яркое влияние изучаемых явлений и призванных зафиксировать их специфику;
§ вспомогательных технических устройств, призванных усилить чувственные и рациональные возможности человека и содействовать их задействованию (компьютеры, микро- и телескопы,разного рода усилители).
Центр экспериментальной обстановке – это непременно ученый-экспериментатор, тот (и те), кто преследует в постановке опыта определенные цели и руководствуется определенной мотивацией.
Изучаемое явление поставлено в опыте в условия, в то время, когда оно вынуждено реагировать на обстановку и принимаемые им вещественные, энергетические либо информационные раздражители (это может происходить, к примеру, в ходе смешения химических растворов, освещения растений светом, кормления животных, сообщения испытуемым людям той либо другой информации). Реакции испытуемых объектов фиксируются устройствами (довольно часто по окончании усиления и трансформации их физико-химических черт, и соответствующего обсчета при помощи вычислительной техники) и записываются в виде протокольных предложений. Предстоящий научный анализ обязан распознать окончательную, не только фактуальную, но и вероятно теоретическую, равно как любую иную интересующую экспериментатора результативность.
В обрисованной выше структуре опыта смогут отсутствовать кое-какие компоненты, к примеру устройства. К тому же сама экспериментальная обстановка по степени собственной определенности может соответствовать требованиям научной строгости в большей либо меньшей степени. На отечественный взор, старое слово опыт возможно применять как родственное слову опыт , если постановка последнего проводится не хватает чисто. Частенько опыт именуют опытом, такая подмена терминов в большинстве случаев малоуместна.
направляться отметить два метода применения слова наблюдение. Как момент всякого экспериментирования, наблюдение имеется чувственное восприятие всего, что подвластно такому восприятию в опыте. В этом контексте наблюдение снабжает экспериментатору чувственные, перцептивные факты. Наблюдение дает материал для размышлений, рефлексии. В данном контексте совсем необязательно вычислять наблюдение созерцанием. Строго говоря, перцептуальный уровень фактов не сводится к зрительным ощущениям. Нельзя исключить, что экспериментатор – слепой человек. Он может следить за ходом опыта благодаря не зрительному,а, к примеру, слуховому восприятию.
Достаточно довольно часто термин наблюдение противопоставляется термину опыт. Говорят, к примеру, что в астрономии не экспериментируют, а всего лишь замечают. Одно дело, дескать, в то время, когда социолог либо политолог отслеживает интересующие его события, а второе – в то время, когда он экспериментирует, т.е. ведет себя деятельно, варьирует условия, задачи и цели опыта. С научных позиций наблюдения и структура эксперимента возможно одной и той же: изучаемое в рамках лаборатории (ею возможно и вся Вселенная и, допустим, муниципальный рынок) явление–прибор–экспериментатор (либо наблюдатель). Исходя из этого научные осмысления эксперимента и наблюдения мало чем отличаются друг от друга. Наблюдение в полной мере можно считать необычным, вырожденным в ряде взаимоотношений случаем опыта. Дабы выразить достаток изучаемых явлений, ученому нужно большое количество слов. Но из этого не нужно, что ему нужно быть расточительным в их потреблении. Опыт совсем необязательно именовать то опытом, то наблюдением.
Экспериментируя, исследователь, конечно, имеет представление о тех объектах, каковые изучает. Раз так, то он применяет определенные понятия. По Карнапу, это классификационные, сравнительные и количественные понятия [2,с.97]. К. Берка эти же понятия определяет соответственно как количественные, топологические и метрические [З]. Карнап справедливо отмечает, что сравнительные понятия довольно часто становятся базой для количественных понятий. Так, понятие теплее было развито в понятие температуры [2,с.100]. Этот пример говорит о том, что нет оснований противопоставлять сравнительные и количественные понятия, в конечном итоге они относятся к одному и тому же качеству, которое в первом случае, но, определялось менее совершенно верно, чем во втором, в связи с изобретением термометра. На отечественный взор, в трехчленных делениях Карнапа и Берки одно звено, в частности серединное, есть лишним, поскольку по собственной количественной природе сравнительные (топологические) понятия совпадают с количественными (метрическими).
Итак, экспериментатору приходится выделять по крайней мере два типа понятий: классификационные (качественные) и количественные (метрические). Пожалуй, самый правильный выбор терминологии сводится к словам качественные и количественные. Метрика – это метод организации элементов множества, правило, по которому определяют расстояние между двумя точками данного пространства, множества. Тут слова расстояние, точки и пространство забраны в кавычки не просто так, потому что речь заходит о математических конструктах, каковые в интерпретации на область настоящих событий смогут иметь и пространственную (без кавычек), и временную, и какую-либо иную природу. Метрика – это характерная для данного количественного многообразия структура. Ранее метрики должно быть выяснено понятие количества.
Что касается классификационных понятий, то они довольно часто являются первым приближением к качественным понятиям. Сама классификация получает правильное научное значение лишь при выделения качественных понятий. Нет оснований противопоставлять указанные понятия, поскольку они по собственной научной природе совпадают.
Понятия качества и количества имеют многовековую историю, их сопровождает шлейф устаревших а также ненаучных представлений. Равноценная замена этим понятиям, к сожалению, не отыскана. Уровень качества в теории – это общее событий, изучаемых способами данной науки, то, что обозначается понятийным именем. Количество в теории – величина качества, то, что возможно измерено, что может изменяться в некоторых пределах. Несложный пример: температура – это свойство, а величина температуры – количество. Лишен смысла вопрос, как температура есть температурой. Наоборот, в полной мере оправданным есть вопрос о ее значении (какова температура?).
количество и Качество образуют единство, что замечательно продемонстрировал Гегель [4,с.228]. Учет этого единства очень важен для понимания сути научного знания. К сожалению, он довольно часто недопонимается. В современном научном знании слово количество вытеснено термином величина, относящимся прежде всего к математике, где он определяется со всей строгостью свойственных ей способов. При переносе этого термина из математики в физику, биологию либо социологию ему не всегда придается качественное звучание, величина в собственности качеству, она не существует сама по себе.
Так как уровень качества неизменно специфично, то специфично и принадлежащее ему количество (величина). Допустим, заданы такие величины: 5 м, 3 кг, 6 рублей, 5 баллов (за знания философии). Тут м (метры) говорят о длине как пространственной характеристике, кг (килограммы) о массе, рубли о стоимости товара, баллы о знаниях (а не о степени, допустим, красоты студента). Величины как следствия измерений постоянно имеют качественную определенность, которая в отечественном примере выражалась знаками (м, кг, рубли, баллы) при числах. Время от времени эти знаки по большому счету опускаются, как, к примеру, при выставлении оценок в так именуемые ведомости успеваемости студентов. Из-мер-ение неизменно связано с мерами (сравните сантиметр и метр). Но любая мера имеет качественную определенность (сантиметр и метр – это меры длины как некоего качества).
В математике числа забраны в их безразличии к качествам. В экспериментальных науках представление о независимом существовании чисел, вне их качественной природы, лишено смысла. Очевидно, 10 с в 2 раза больше (дольше), чем 5 с. Тут 2 безразмерная величина, но ее суть произведен от соотношения размеров (количеств) в полной мере конкретных качеств. общество и Природа даны человеку не в противном случае как в их как следует-количественной соотнесенности. Будучи изученной и понятой научно, она выглядит как очень органичное единство. В случае если же стадия научного понимания изучаемых явлений не достигнута, то количество и качество покрыты вуалью непроясненности, их никак не удается органически объединить между собой.
Итак, центральное звено всякого опыта – сам экспериментатор. Мотивация экспериментатора возможно самой разной. В одних случаях стремятся взять новые экспериментальные факты, в особенности о не хорошо изученных явлениях, в других – интересуются подтверждением новых догадок. Вероятно проведение опыта исходя из каких-либо эстетических, этических, технологических либо кроме того обыденных заинтересованностей. Но, какова бы ни была мотивация экспериментатора, он есть таковым (а не человеком, случайно зашедшим в лабораторию) только в том случае, в то время, когда в полной мере компетентно руководствуется связями, существующими между теорией гипотезой и (фактами). Эта сообщение возможно представлена в очень проблемной форме, сопровождаемой сюрпризами опыта, потому что он требует о-смысления. Очень наивное представление о том, что экспериментатор имеет дело лишь с фактами, но не с теорией, не соответствует действительности.
В соответствии с самой структуре опыта, исследователь обязан максимально строго определиться с каждым элементом данной структуры: лабораторией, изучаемыми явлениями, устройствами, запасными устройствами, с самим собой (мотивациями, уровнем знаний). С целью этого устанавливается, что есть значительным, а что несущественным для опыта – в большинстве случаев, изучаемое явление выделяется в чистом виде. К экспериментированию предъявляется требование его воспроизводимости, потому что в другом случае нереально обеспечить интерсубъективность научного знания.
Итак, в опыте основополагающее значение имеет подгонка друг к другу фактов и теории. Взаимосоотношение экспериментальных фактов и теории отличается бессчётными изюминками, кое-какие из которых рассматриваются ниже. Указанное взаимоотношение стало предметом очень тщательных изысканий по окончании создания неевклидовых геометрий.
Количественные и качественные способы оценки
