Многомерная логика Дурака подразумевает изначальное отсутствие различий, а следовательно — выбора. Осваивая предложенную разработку, вы сможете в этом лишний раз убедиться — в создаваемой вами фоновой картине мира выбирать нечего и не из чего; любой её фрагмент всецело тождествен как второму фрагменту, так и всему фону в целом. А вдруг Дураку однако пригодится что-то для игры, то из этого непроявленного фона он легко может выделить и показать своим намерением любой нужный ему элемент, найдя его в том месте, где ментальное сознание не видит и не находит ничего.
Более конкретно об этом мы с вами поболтаем на следующих занятиях, по окончании того как вы сумеете наработать хотя бы начальный опыт нового состояния.
Осваивая предложенную разработку, обратите внимание на то, как изменяется ваше самочувствие, причём кроме того в тех случаях, в то время, когда создать состояние глубокой деконцентрации удаётся ещё не всецело. Однако наряду с этим исчезает усталость, сонливость, чувство голода. Восстанавливается страно ровное и лёгкое эмоциональное состояние. Но, эмоции как таковые наряду с этим исчезают вовсе. Другими словами вы уже в полной мере реально меняете фазовое состояние собственного «внутреннего калейдоскопа», оставляя в прошлой фазе все собственные деструктивные ощущения.
Разработку «нуль-перехода» возможно делать кроме этого и с закрытыми глазами. Наряду с этим всё внимание вы распределяете равномерно по, так сообщить, внутреннему визуальному полю, принимая в один момент все внутренние цветовые и световые пятна.
Делать данный вариант разработки сложнее, исходя из этого нужно приступать к нему только по окончании освоения «нуль-перехода» с открытыми глазами. Действительно, стоит заявить, что и состояния, появляющиеся наряду с этим варианте, ощутимо глубже и необыкновеннее.
В случае если практиковать деконцентрацию внимания с закрытыми глазами перед засыпанием и сохранять полученное состояние в момент засыпания, то мы машинально попадаем в пространство осознанного сновидения.
Чуда и Пространство Сказки неспешно делается для нас всё более привычным и повседневным, а жизнь всё более разнообразной и непредсказуемой, исходя из этого смело принимайте все появляющиеся наряду с этим ощущения, сохраняя полную открытость всему новому.
Шагал нестарый старик Петя по дороге пыльной, знойной, то и дело пот со лба смахивая, да укрытие от солнца высматривал. Далеко речку маленькую приметил, к ней направился. А как поближе подошёл, видит — переброшен через ту речушку мосток маленькой, а подле него, на вязанке хворосту, сидит бабка ветхая. Петю увидала — была рада да, с вязанки собственной не слезая, запричитала жалостливо.
— Ой, как мне тяжко, сыночек, — приговаривала она, требовательно в глаза старику заглядывая, — как мне тяжко, родненький…
Пожалел бабуленцию Петя, решил пособить ей. Вскинул он вязанку хворосту на плечо да через мост зашагал. А бабка следом поплелась. Шла она за ним да всё бубнила без устали, на мотив однотонный.
— Ой, какой же ты дорогой, сынок, ну какой же ты дорогой…
До самого дома бабкиного доставил старик вязанку ту. А бабулька, на порог усевшись, снова стонать да охать принялась, платочком от зноя отмахиваясь.
— Ой, как же я выпивать желаю, — тянула она на одной ноте, глядя на него ещё требовательнее, — как я выпивать желаю…
— Щас организуем, — засуетился старик, — щас принесу… Зачерпнул он водицы из ведра древесного, бабке испить поднёс.
А та глотнула лишь да сразу же и скривилась вся.
— Ой, какая же она тёплая, — заныла, — ну какая же она тёплая…
— Погодь немного, — сконфузился старик, — щас попрохладнее, из колодцу принесу…
Бабка посмотрела на него нежданно раздражённо и снова застонала:
— Ой, какой же ты нудный, господи, ну какой же ты нудный… Плюнул тогда старик с досады, котомку собственную подхватил да прочь подался. Лишь опоздал он на большом растоянии отойти, раздался внезапно за спиной его смешок ехидный.
— Да не торопись ты так, сынок, — совсем уже вторым голосом позвала его бабка, — не беги от меня как будто бы от чудища какого именно поганого.
— Знаю все заботы твои, — ясным и совсем нестарым уже голосом сказала она, — ведаю о приключениях твоих. А за участие человеческое совет хороший дать желаю.
Изумился старик, назад воротился, снова перед бабкой стал.
— Как в город придёшь, — сказала она, — меж людей потолкайся, да не просто так, а присматривайся к ним чутче, к речам их прислушивайся… А на кого глаз ляжет, к тому доходи и таковой вопрос задавай вопросы: «А верно ли я иду?»
— От того, как отвечать тебе будут, — продолжала собственный совет бабка, — осознаешь, к тому ли подошёл. А как нужного тебе человека найдёшь — через него дорогу собственную предстоящую и определишь.
До тех пор пока кумекал Петя над сообщённым да с вопросом ответным планировал, бабку снова словно бы подменили.
— Ой, как же мне выпивать хотелось, — прошлым голосом заныла она, — как выпивать хотелось…
Лишь крякнул старик от эмоций нахлынувших, повернулся, да однако прочь подался.
J J J
Где в любом городе самое людное место? светло где — площадь это рыночная. В том направлении и направил себя старик нестарый.
Шёл он по рынку, гудевшему беседами, да криками зазывал, звеневшему хохотом да песнями случайными, плечами с людьми встречными толкался, да к обрывкам бесед прислушивался. А услышать тут большое количество чего возможно было.
— Куплю дихлофос, — доносилось откуда-то из-за повозок, — либо реализую тараканов. Лишь чтобы всех сходу, оптом.
— Обиваю двери кожей клиента, — бубнил кто-то рядом добрым голосом. — как следует… Ещё никто не жаловался, честное слово.
— …Кроме того и не думай выходить за него замуж! — наставляла кого-то заботливая мамаша, зелень да овощи выбирая.
— Ну мамочка, — отвечал ей голос девичий, — я так как лишь чуть-чуть и совсем ненадолго…
— … Хороший в наше время урожай выдался, изобильный, — говорили меж собой мужики, мешки с телег сгружая. — Яблоки уродились огромные — очень.
— Я, вот, недавно, одно такое на стол взгромоздил, — говорил один из них, — так не поверишь — стол вышел из строя.
— Это ещё что, — не отставал от него второй мужик, — у меня-то яблоки поболе будут. Я, вот, сравнительно не так давно одно такое на телегу положил…
— Да неужто телега сломалась?
— Если бы, в противном случае червяк из яблока вылез и лошадь сожрал. Поразил Петю разговор данный, подошёл он к мужикам да задал вопрос, как его бабка научила:
— А верно ли я иду, люди хорошие?
Те пристально осмотрели его, захохотали, словно бы чучело дивное заметили.
— А кто тебя знает, мил человек, верно ты идёшь либо нет, узнай сначала, куда тебе нужно, а позже у же задавай вопросы, — ответили.
А один, должно быть самый умный, так сообщил:
— Не знаю, что ты от головы принимаешь, но оказывает помощь это тебе не хорошо. Исходя из этого иди-ка ты, приятель любезный, куда тебе идётся. А как будешь следующий раз мимо проходить — так и проходи себе с всевышним.
Смутился было старик, но не на много. Сообщил он собственному смущению «Ну и что?», да дальше отправился.
Рядом мальчишка хныкал да отца собственного за руку куда-то тянул.
— Пап, ну пап, ну отправимся в балаган.
— Не на данный момент, сынок, на данный момент некогда, — отвечал ему папаша, делами собственными озабоченный.
— Ну отправимся… В том месте, говорят, тетя обнажённая на тигре прыгает.
— Прыгает, говоришь? Ишь ты! Хорошо, отправимся, в далеком прошлом я тигра не видел.
Восхитился старик да желал уже следом за ними податься, в то время, когда внезапно мужика рядом приметил, песню жалостливую на балалайке игравшегося. Остановился Петя, заслушался, от эмоций нахлынувших слезу кроме того смахнул.
— Что это за песня у тебя такая забористая? — задал вопрос.
— А- блюзом именуется, — отвечал ему балалаечник, продолжая каким-то особенным методом из трёх струн грусть нездешнюю извлекать.
— Что такое — блюз? — заинтересовался старик.
— Блюз, — ответил музыкант, — это в то время, когда хорошему человеку не хорошо.
— А-а, — протянул с пониманием старик и на всякий случай задал вопрос: — Я верно иду?
Тот хитро прищурился, посмотрев на старика, да по струнам опять бренькнул.
— Ты идёшь? — задал вопрос голосом радостным. — Значит, верно.
— Он!.. — сходу осознал старик. — Выходит, пришёл!
J J J
— Ужасная сказка, ужасная сказка… — задумчиво сказал музыкант балалаечный, чашку с чаем в руках крутя. — Да где ж её забрать — ужасную-то?
Чаевничал с ним старик уже много времени, в гостях у него засидевшись, о себе успел поведать, о проблемах собственных. Подивился хозяин занятию стариковскому — Дурака искать, но оказать помощь, чем имел возможность, пробовал.
— О многих сказках с кошмарами различными мне слышатьдоводилось, — сказал он Пете, — но о таковой, чтобы в самом деле ужасной была, — пожалуй, что нет.
— Да и откуда ей взяться, — продолжал, — так как сказки, они для того и сочиняются, чтобы поведанными быть. А какие конкретно кошмары в поведанной сказке обитать смогут? Лишь уже произошедшие, пережитые, страсти собственные растерявшие.
— Вот если бы нашлась в природе сказка ещё не поведанная, особенная, тайная, вот в ней, может, настоящие страхи и сохранились бы… — сказал музыкант, да внезапно запнулся на полуслове.
Какое-то время он молчал, то ли вспоминая чего, то ли сообщить не решаясь. После этого к самому уху стариковскому склонился.
— Слушай ко мне, Петя, — зашептал ему, с опаской по сторонам озираясь. — А ведь имеется… Имеется такая сказка… Причём живём мы в ней всё, а вот поведать её никто не решается. Все лишь шушукаются, намеками приятеля другу пугают да прямых бесед шарахаются. Вот именно в недосказанности людской она и живёт, страхами отечественными питается, и только время от времени — в кошмарах ночных наружу показывается.
— В самом деле имеется такая сказка, — обжигал балалаечник шепотом ухо стариковское, — ещё никем не поведанная… Не нашёлся ещё таковой молодец хороший, чтобы решился о ней миру поведать. Сказка о Царстве Драконьем, в нас живущем. Сказка, что из страха людского соткана, сказка об похищенной эйфории людской, сказка о слепцах дремлющих, сладким сном немощь собственную баюкающих…
Слушал старик балалаечника да необычное чувствовал, словно бы пробовало что-то из его памяти первобытной вызволиться, но то ли отваги ему для этого недоставало, то ли силы…
— Царство Драконье… — сообщил он задумчиво. — Да где же сыскать его возможно?
— То-то и оно, что никто об этом не ведает, — сокрушался хозяин. — Водилось раньше в сказках ветхих нечисти данной без числа. Но стали позже драконы как-то неспешно и незаметно исчезать из сказок. Встретить на данный момент для того чтобы — успех громадная. А вот куда подевались они — о том лишь слухи ходят…
— Какие конкретно такие слухи? — быстро заинтересовался старик.
— Различные слухи… — отвечал музыкант. — Одно совершенно верно известно — испокон столетий было Царство Драконье подземным, и в том направлении попасть пришлось тяжело, и из него выбраться непросто.
— А сейчас, вот, брешут, — снова перешёл музыкант на шепот, — что переселилось то Царство. Что в далеком прошлом оно из-под почвы вылезло, да не просто так вылезло — а в нас прямо и влезло… В том месте %i обитает поныне…
Перевёл музыкант дух, чаю глотнул да снова к уху Петиному припал.
— Но самая сложность в том содержится, — с надрывом отчаянным продолжал он собственный шепот, — что в действительности живёт Царство Драконье и в нас, и снаружи. И в том месте оно, и тут. И оно в нас, и мы в нём…
— И взимает оно с нас дань бессердечную, — сказал он дальше, — да такую особенную, что не всем она кроме того понятна. Одно лишь о ней и ведомо — чахнут от неё люди, радость судьбы теряют да мрут раньше времени. Умирает Мир Сказочный сейчас везде… Вырождается…
Умолк балалаечник, молчал и Петя, рассказом его сокрушённый.
— Ну и дела, — подал наконец голос старик. — Выходит, что вовек мне в Царство Драконье не попасть, нежели оно в самом деле где-то в меня притаилось. Так как в самого себя не влезешь…
— А в том и нет необходимости, — отвечал ему музыкант. — Ищи следы драконьи снаружи — с собой рядом. По ним виновника главного и найдёшь. А где как раз ты с ним встретишься — снаружи либо внутри, то не столь уж принципиально важно.
— Имеется у меня на примете дракон один, — продолжал он, — обитает тут, рядом, в пещере старой, говорят ещё, что сокровище он сторожит древнее, вот с него и начни путь собственный. А в том месте видно будет.
J J J
— С него и начни… — бормотал Петя, бредя дорогой указанной. — Конешно… Как бы лишь он с меня не начал.
— Ничего, ничего, Петя, — как неизменно нежданно раздался в нём голос насмешливый, — в действительности ты опасаешься задачи собственной не вследствие того что она неосуществима, а напротив — она неосуществима лишь вследствие того что ты её опасаешься.
— Вот благодарю тебя, — криво улыбнулся старик. — Когда поменял ты слова местами, так сразу же мне легче и стало…
— Глупый, — отвечал ему колпак, — не слова я переставлять пробую, а извилины в твоей голове словами этими заплести по-иному. Отыщи в памяти, лишь в то время, когда что-то происходит не так, появляется шанс проснуться. Отыщи в памяти — и проснись. Ты постоянно боялся драконов? Так их опасаться! Тем и пробудишься.
— Дракон, — наставлял колпак Петю, — это всего лишь атрибут твоего сна. В то время, когда ты просыпаешься — он исчезает. Твой ужас — это и имеется дракон, это сон твоего разума, что постоянно порождает чудовищ. Как пробудить его? Это, как неизменно, легко…
Но дослушать его наставлений Петя опоздал. Завернул он за гора, дорогу ему преградившую, да застыл на месте как вкопанный.
За гором, хорошо лапами её обхватив, дремал дракон громадный, трёхглавый. Звучно храпел он во все собственные три глотки да ещё бормотал что-то во сне неразборчиво.
Лишь недосуг на данный момент было старику разбирать его бормотание.
— В то время, когда появляется опасность, думать нужно приложив все возможные усилия ногами, — думал Петя ногами, делая это приложив все возможные усилия.
Спешил он со всех ног, не обращая внимания ни на смех колпаковский в себя, ни на рекомендации его издевательские. А колпак кричал ему прямо в голову.
— Кроме того если ты занимаешься полной ерундой, — подначивал он старика, — не потеряй возможности насладиться хотя бы самим процессом.
Продолжительно позже Петя отпыхивался да в себя приходил. Для того чтобы успокоиться, хохот в себе включил, с ощущениями собственными продакался, а после этого и вовсе — перевёл себя «калейдоскопом» на состояние спокойное да ровное.
— Запамятовал ты, Петя, — снова услышал он в себе голос насмешничающий, — что рядом с тобой постоянно находишься лишь ты сам.
— Ты о чём это? — удивился старик.
— Да всё о том же, — захихикал колпак, — так как нет в действительности никакого дракона, а имеется один только ты, сам собою окружённый, вот при виде себя и содрогаешься.
— Ну само собой разумеется, — недоверчиво хмыкнул старик, — нет дракона… До сих пор ещё дух его смрадный чувствую… Не осознаю я тебя.
— Не осознаёшь? Ну, что сделать…- с лёгким разочарованием набрался воздуха колпак. — В итоге, человек живёт не тем, что он может съесть, а тем, что он может переварить. Смотришь и осознаешь со временем. В случае если лишь тебя самого не переварят…
Замолчал колпак. А Петя на месте потоптался, около себя покрутился, да лишь делать нечего — не после этого он ко мне пришёл. С духом собравшись, начал опять к дракону подбираться.
Подошёл он к горе, от дракона его отделявшей, руками её обхватил, да голову из-за камней с опаской высунул, пробуя чудище заметить… Вот тут-то его лапа чешуйчатая и сграбастала.
Висел позже Петя между землёй и небом, в ухмыляющиеся морды драконьи всматриваясь, да со светом белым прощался. А дракон, со всех сторон его разглядывая да из лапы в лапу перекладывая, философствовал, в предвкушении ужина.
— несчастье и Счастье — сказал он, — два сапога пара, постоянно идут нога об ногу, спотыкаясь приятель о приятеля. Ну, что сделаешь, в случае если на данный момент счастью твоему очередь выпала споткнуться. Так что попал ты, старик, под чужое колесо фортуны, под моё другими словами, и буду я тебя на данный момент кушать.
В данный самый момент Петя услышал осмотрительный шепот в себя.
— Хохотом… — шептал ему колпак, — хохотом и сам пробудись, и дракона пробуди.
Не стал почему-то Петя в этом случае с колпаком спорить, а послушно включил в себе хохот. Смеялся, и словно бы со стороны замечал, как приближается к нему открытая пасть драконья. А в то время, когда она готовься уже совсем сомкнуться на нём, сделал он для себя неожиданное.
— Вот ты на данный момент сожрёшь что ни попадя, — сообщил он морде данной, — запором вы позже дружно мучаться станете, задница-то у вас на всех одна, неспециализированная.
Дракон замер, уставившись в Петю шестью налившимися кровью глазами, а после этого… после этого смеяться нежданно начал.
Смеялся он во все три глотки, старика наземь уронив да лапами за пузо ухватившись. Поднялся Петя, от пыли отряхнулся да на дракона сочувственно взглянул.
— Повезло тебе, трёхголовый, — сообщил ему, — сожрал бы меня — дол го б ещё изжогой маялся. Так как не просто так мне когда-то сообщено было, что не смотря на то, что вкус у меня и неплохой, но послевкусие — хуже.
— Да и мне повезло, — бормотал старик, озираясь, в отыскивании колпака, с головы слетевшего, — повезло, что дракон таковой смешливый попался
Отыскал он собственный колпак дурной, а до тех пор пока от пыли его чистил, рога цветные в нём наружу повыскакивали да бубенцами радостно зазвенели И пришла внезапно старику идея в голову необычная… Напялил он на себя колпак Дурака в виде таком развёрнутом да на дракона смеющегося посмотрел. А дракона-то, оказывается, и не было… А был вместо него всего лишь сгусток тумана светящегося, бесформенного для того чтобы, да безобидного совсем…
Снял Петя колпак — показался дракон снова, снова одел — и опять облако вместо него. Стянул тогда старик колпак с себя да призадумался, наставления колпачьи вспоминая…
Но дракон всё никак от хохота в себя прийти не имел возможности — всхрапы вал он то одной, то второй головой, да выступившие слёзы по мордам размазывал. Наконец голос подал.
— Приходили ко мне различные, — сказал он, — и пугали они меня, и сами опасались, и драться со мной пробовали. Один лишь ты весе лить меня вздумал. В далеком прошлом я так уже не смеялся… Отныне, Петя, товарищ я твой. Проси у меня, что захочешь.
— Понимания… — сообщил Петя. — Всё, что я ищу на данный момент, так это понимания шагов собственные предстоящих.
— Да где же я его заберу? — озадачился дракон всеми головами собственными. — Быть может, тебе несложнее чего? Золота в том месте, скажем, либо брильянтов сундук, а? У меня так как для того чтобы хороша — завались легко. Отправимся, покажу.
Пещера дракона была рядом. Зайдя в неё, старик подождал, пока глаза к полутьме привыкнут, да вглубь за драконом следом отправился.
…А куча сокровищ в самом деле была огромной, видно, несколько тыщу лет она планировала. Взгромоздился дракон на неё сверху да Петю подозвал.
— Ты- первый из людей, кто это видит, — сообщил ему гордо. — Выбирай, что желаешь.
Но Петя, вместо того дабы вещами драгоценными наслаждаться, снова колпак дурной на себя нацепил.
— Недоверчивость, — на данный момент же послышался в нём голос одобрительный, — это мудрость Дурака.
Лишь старику на данный момент не до умничаний колпачьих было. Наблюдал он с удивлением на груду сокровищ, но видел вместо них только множество то ли пятен цветных, то ли бликов блестящих, воздушных. Напомнили они ему картину в калейдоскопе, вот лишь не было в них ни чёткости её, ни правильности.
Смотрел старик на это разноцветье призрачное, смотрел… Пока не поплыло всё, как когда-то уже, перед глазами его… Необычно он себя почувствовал, словно бы сам растворился в мозаике пятен цветных, как будто бы совсем без тела остался…
Да внезапно, вовсе из ниоткуда, как бы на потребность его внутреннюю отозвавшись, познание к нему пришло. Да такое отчётливо ясное, что сходу он уразумел, чем дракон ему оказать помощь сможет да куда ему путь предстоящий держать.
— Не нужно мне от тебя ни злата, ни камней драгоценных, — сообщил старик дракону. — А вот работу ты мне в самом деле сослужить можешь — проводила ты меня в Царство Драконье. Имеется у меня в том месте дела.
— Ишь ты, — удивился трёхголовый, — в само Царство попасть захотелось? А хватит ли духу твоего для для того чтобы дела? Не испугаешься?
— Да чего в том месте, — как-то совсем уж бесшабашно и легко ответил Петя, — нутром чую, что будущее Драконьего Царства — быть осмеянным изнутри. Да и позже, в случае если у меня нет выбора, значит, я его уже сделал.
J J J
— Самый коварный зверь — это медведь. Нет. от него никакого спасения. Если ты побежал, то он также, но ещё стремительнее. Ты в реку — вплавь, он также — но ещё стремительнее.
— А вдруг спрятаться? — задаёт вопросы, смеясь, Дурак.
— Так так как и он также! Да так, что и не отыщешь его позже. Говорю же — весьма коварный зверь…
— А вдруг поцеловать? — смеётся Дурак.
Немыслимые приключения итальянцев в Российской Федерации
