Изучавшие раньше «совокупность» и привыкшие к ней, обыкновенно, познакомившись поверхностно с моими приемами, говорят: «Нужно соединить одно с другим, и будет прекрасно. Как же возможно отбрасывать те превосходные приемы, каковые со мной же лично делали чудеса?! Вот я не забываю, как вы первый раз вызывали меня на упражнение, лет 15 тому назад, вы сообщили: Подойдите к шкафу, откройте его, заберите какую-нибудь книгу, полистайте ее, положите обратно и сядьте на место. С громадным смущением я поднялся, отправился… забрал книгу… полистал, сел на место и ощущал себя прескверно. Тогда вы, ничего не исправ-
ляя, внесли предложение второе: Отправьтесь снова к шкафу, заберите снова эту книгу, откройте 132 страницу, прочтите 15-ю строке снизу, запомните ее. Положите книгу обратно в шкаф, подойдите ко мне и сообщите нам, что написано на 15-й строке снизу, на 132 странице книги.
Я отправился и без того опасался, что вы меня станете контролировать, что с максимальной серьезностью отнесся к делу, отыскал страницу, строке, запомнил все, возвратился к вам и заявил, что в том месте написано. Наряду с этим у меня было такое превосходное самочувствие, что лучшего и хотеть нечего. А добыто оно таким несложным методом, для чего же я буду отказываться от этого пути?»
Как словно бы бы так как и правильно?
Совсем не правильно!
Тут ты делаешь, по причине того, что это тебе сообщили со стороны, а нужно, дабы потребность то либо второе сделать у тебя появлялась сама собой.
Если сравнивать с первым, никуда не годным самочувствием «без задачи», второе самочувствие «с задачей» ты вычисляешь верным и превосходным, а если сравнивать с настоящим, живым самочувствием, это самочувствие насильное, фальшивое и уже никак не творчество.
Начать с того, что в жизни мы ни при каких обстоятельствах не сознаем, что мы выполняем ту либо иную «задачу», что желаем того либо другого.
В послесловие
Обращение к тем, каковые будут все истолковывать на собственный лад. Привести в пример Станиславского. Словно бы бы он сказал о творчестве, а выудили оттуда лишь упражнение на внимание, да волевую сторону (куски, задачи), хоть он в предисловии и обращал внимание на XVI отдел.
К послесловию
Само собой разумеется, я не сообщил самого главного — высшего, к чему пытается любой живописец в собственных мечтах. Но это не
тут. Сперва нужно дать азбуку, грамматику. Нужно научить сохранять равновесие, а позже уж сказать и о высшей технике — «втором пороге».
Где-то, возможно, в предисловии, написать о том, что как бы прекрасно ни удалось обрисовать, как бы ни светло было все изложено, обязательно (!) найдутся люди, и несколько, а тысячи, каковые будут делать все то же, что они делали до прочтения книги, лишь подтверждая ссылками на книгу.
А так как они педагоги и режиссёры, т. е. руководство, то бороться с ними нет никакой возможности.
Я не приверженец интеллектуально-волевой совокупности Станиславского, но то потребление, какое сделали из нее всякие невежды — не поддается описанию. Они говорят как словно бы бы и правильно, но в то время, когда начинают делать, то так портят актера, что он не в состоянии ни думать, ни ощущать, ни дышать. И все это подтверждается ссылками и цитатами.
Станиславский за месяц до сдачи собственной книги в печать весьма сомневался: сдавать либо нет? «Ощущаю, что книга может принести больше вреда, чем пользы. Пользу она принесет тем, кто знает сущность совокупности, она будет напоминать о забытом и уточнять неясное и еще не усвоенное. Но тем, кто ничего не знает… она лишь даст оружие для защиты собственной посредственности».
Выход из этого положения он видел в том, что создаст кучку людей, каковые сумеют правильно прочесть эту его книгу.
Но кучки данной он не создал — погиб. Книга плодит невежд, а неверности книги сбивают с толку кроме того и тех, кто кое-что все-таки осознаёт и желает осознать.
Возможно, и в моей книге будут и неточности, и неверности, и неполнота…
Один из показателей того, что человек отправился не по собственному пути, это то, что он не так долго осталось ждать сдает собственные позиции, снижает идеал.
Это значит, что притяжение к мастерству было не настоящее, а было лишь увлечение, безлюдные дутые восхищения: ах, я бы полетел, как орел! Мне тут тесно!
Легко было очередное бегство от работы и трудностей жизни.
К идеалу
Существует честное вывод, что не было бы Рафаэля, если бы не было до этого предшественников, не было бы Ермоловой и Мочалова, если бы не было невольных — учителей и предшественников вольных.
Как словно бы бы и без того. Но от предшественников переходит потомству не все.
Был Рафаэль, но отчего же Сикстинская мадонна до сих пор не превзойдена? Прошло более 500 лет, а мы лишь наблюдаем да ахаем, глядя на этого предшественника.
Был Мочалов, было бельканто, а играются скверно, а поют гадко, а рисуют беспомощно.
Был Художественный театр со Немировичем и Станиславским во главе, а разве затем все театры поднялись на ту высоту, какой достиг Художественный театр?
Нет. И не только все мастера, а сам-то Художественный театр стал никуда не годен если сравнивать с тем, что он был в начале.
Кое-что от предшественников остается и передается, но только кое-что, вне времени и пространства.
Вы сообщите: гений, одаренность. Нет. Идеал. Требовательность.
Не напрасно же эти взлеты бывают периодами. Само время как-то делается выше бывшего до него. А за этим периодом направляться, как по закону — падение.
Так как и у Рафаэля, и у Достоевского с Толстым, у бельканто — были собственные своя техника и требования. Позже требования падают, и техника исчезает.
Предшественники передают лишь то, что возможно забрать механически либо умом.
Художественный театр много сделал для режиссерской постановочной работы, и по окончании него сейчас тяжело себе представить театр без режиссера и спектакль без «поста-
новки». А у актеров — роль без анализа. Но искание художественной красоты и правды — оно выветрилось, оно не передается, оно не весьма, выясняется, необходимо. Да! Как это ни необычно…
Неотёсанная грамота, неотёсанный покрой передаются, но основное, что и создало эту грамоту, — оно не попадает в поле внимания большинства последующих поколений. И теряется бесследно…
Казалось бы, по окончании Рафаэля уж нельзя писать не хорошо. А… вот, пишут… к тому же как не хорошо. А их превозносят за это! сотой доли и Рафаэль их почета не испытал. Ему и не снился их почет, их слава, их возвышение…
Не только Художественный театр, а и любая юная студия в начале собственной деятельности поражает цельностью и художественностью собственных пьес. «Сверчок на печи», «Зеленое кольцо», а дальше, хоть, возможно, и более театральное, но уже без «воздуха», без первого огня.
В этот самый момент решает дело не только управление (Сулержецкий, Мчеделов), а просто остывание, успокоенность: достигли, и слава Всевышнему. Нечего дальше надсаживаться и рвать себя на куски!
Много тысяч портретов всяких женщин и девушек рисовали художники, а где такие, как Лиза Джоконда? Где портреты, подобные портретам Рембрандта?
Людей, мажущих полотно красками, много, но достигающих пределов мастерства — единицы. А проявляющих высокое художественное дар — единицы из единиц.
То же и в других искусствах.
По которым же из них равняться? Чуть ли тут смогут быть сомнения. Выбор ясен — лишь по высшим проявлениям мастерства, а уж никак не по низшим. Сползти вниз — постоянно успеем.
Предисловие Лесажа к «Жиль Блазу»: Сказочка. Два студента шли из Пенафиеля в Сала-манку. Устали. Дошли до источника, попили. Заметили
каменную плиту с истертой рогатым скотом, ходившим на водопой к источнику, надписью. Обмыли ее и заметили надпись: «Тут погребена душа лиценциата Педро Гарсиа».
Один посмеялся (сангвиник?): «Как возможно погребена душа? Чудак человек и т. д.» И отправился дальше.
Второй был более рассудителен и поразмыслил: тут какая-то тайна. И в то время, когда тот ушел, подкопал ножом плиту, поднял ее и отыскал в том месте кожаный кошелек с запиской на латинском языке: «У тебя хватило ума, дабы разгадать суть надписи, а потому будь моим наследником! Деньги, возможно, отправятся тебе впрок лучше, чем мне».
Студент положил плиту на старое место, забрал душу лиценциата и отправился в Саламанку.
Любой из вас, читатель, уподобится одному из этих студентов по прочтении данной книги.
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Аксенов, Вячеслав Николаевич (р. 1900-?), артист МХАТ с 1922 по 1930 г. и с 1933 по 1935 г., обучался у Н. В. Демидова в школе МХАТ с 1922 по 1925 г. 442
Александр Македонский, прозванный Великим (356—323 до н. э.), полководец, с 336 г. — царь Македонии 276
Алексеев, Игорь Константинович (1894—1974), сын К. С. Станиславского, научный сотрудник музея МХАТ 251
Андреев-Бурлак, Василий Николаевич (1843—1888), артист, с 1868 г. игрался в провинции и в столичных частных театрах (Бренко, Корш) 34
Антокольский, Марк Матвеевич (1843—1902), скульптор 111
Аристотель (384—322 до н. э.), греческий мыслитель, ученый 308
Артем (наст. фам. Артемьев), Александр Родионович (1842— 1914), актер МХАТ со дня основания до самой смерти 83
Медитация Излечение Нервной Психики и Системы | Восстановление и Очищение | Лечение Нервов ??
