Мы можем применить неуязвимости и критерии хрупкости к информации: хрупкое в этом контексте – это то, что (как и в области разработки) не выдерживает проверки временем. оптимальнее тут применить следующий несложный эвристический способ: достаточно узнать, как давно были написаны книги и научные работы. Книги, изданные годом ранее, в большинстве случаев не стоят того, дабы их просматривать (возможность их «выживания» мала), и не имеет значения, как их рекламируют и как «сногсшибательными» они смогут казаться. При выборе книг я руководствуюсь тем же эффектом Линди: книги, каковые переиздаются десять лет, мы будем просматривать еще столько же; книги, пережившие два тысячелетия, очевидно будут с нами еще долго, и без того потом. Многие это знают, но не используют тот же критерий к научным работам, каковые на данный момент практически не отличаются от журналистики (за исключением редких уникальных концепций). Научные труды ориентированы на внимание публики, исходя из этого они подвержены эффекту Линди: поразмыслите о сотнях тысяч статей, каковые, по сути, являются мусором, не смотря на то, что в момент публикации их превозносили, как имели возможность.
Дабы выяснить, есть ли научный итог либо очередная «инновация» прорывом, другими словами противоположностью мусора, нужно заметить все тут и – аспекты идеи неизменно имеется непрозрачность, которую может рассеять время, и лишь время. Как и многие люди, внимательно смотрящие за изучениями в области лечения рака, я в свое время попался на уловку: в какой-то момент все воодушевились, определив о работе Джуды Фолкмана, вычислявшего, что возможно избавиться от рака, перекрыв доступ крови к опухоли (ей нужна подпитка, для чего опухоль формирует новые кровеносные сосуды – это явление носит название неоваскуляризация ). На бумаге мысль смотрелась прекрасной, но спустя полтора десятка лет стало ясно, что самый значительный итог тут взят в области, не связанной с раком, – речь заходит о лечении макулодистрофии, дегенеративного заболевания центральной части сетчатки.
И напротив, относительно скучные результаты, на каковые никто не обращает внимания, годы спустя смогут превратиться в наиболее значимые открытия.
Время избавляет науку от мусора, выметая из нее чрезмерно расхваленные работы. Кое-какие организации превращают научные изучения в недорогой и зрелищный вид спорта, составляя «тёплые десятки статей» в области, к примеру, лечения опухолей кишечника либо второй узкой-узкой специализации.
Абстрагируясь от научных результатов и посмотрев на самих ученых, мы довольно часто заметим тот же тип неоманьяка. Наука страдает недугом, симптом которого – награждать многообещающих ученых «моложе сорока»; эта заболевание поразила экономику, математику, финансы и т. д. Математика – особенный случай, тут сокровище результатов видна сходу, исходя из этого я воздержусь от критики. Что до областей, в которых я разбираюсь, таких как литература, экономика и финансы, могу заверить читателя: приза, присуждаемые тем, кому нет сорока, – лучший индикатор незначительности данного ученого. (Приблизительно так же трейдеры вычисляют – и эта точка зрения проверена временем, – что компании, каковые перехвалили за их потенциал и назвали «лучшими» на обложках изданий либо в книгах типа «От хорошего к великому», вот-вот продемонстрируют нехорошие результаты – и возможно извлечь огромную прибыль, в случае если сыграть на понижение.) Весьма не хорошо то, что подобные призы заставляют усомниться в себе тех, кто их не взял, и девальвируют науку, превращая ее в бег наперегонки.
В случае если нам необходимо раздавать награды, вручаться они должны тем, кому «за сотню»: пригодилось около сотни сорок лет, дабы признать вклад некоего Жюля Реньо, открывшего опциональность и выразившего на языке математики как это явление, так да и то, что мы назвали философским камнем. Работы Реньо все это время оставались в тени.
Если вы желаете доказательств того, как очень сильно замусорена наука, заберите любой учебник, что вы с любопытством просматривали в университете, – не имеет значения, по какому предмету. Откройте учебник на любом месте и посмотрите, актуальна ли изложенная в том месте мысль. Громадны шансы на то, что она неинтересна, но все еще актуальна – либо нескучна и все еще актуальна. Это возможно известная Великая хартия вольностей 1215 года (история Англии), Галльская война Цезаря (история Рима), историческое значение школы стоиков (философия), введение в квантовую механику (физика) либо генетические деревья кошек и собак (биология).
Сейчас постарайтесь дотянуться сборник статей по результатам любой конференции в той же сфере – конференции, состоявшейся пять лет назад. Громадна возможность того, что данный сборник будет читаться как газета пятилетней давности, в противном случае и хуже. С позиций статистики поездки на представительные конференции – это такая же трата времени, как приобретение лотерейного билета: пользы тут минимальны. Пять лет спустя из всех докладов таких конференций увлекательным будет, вероятнее, один на десять тысяч. Наука хрупка!
Кроме того разговор с преподавателем школы либо неудачливым доктором наук университета может принести больше пользы, чем самые передовые научные статьи, по причине того, что эти люди в меньшей степени поражены неоманией. Самые содержательные беседы о философии у меня были с преподавателями французских лицеев, каковые обожают данный предмет, но не заинтересованы в карьере сочинителя научных статей (во Франции философию изучают в последнем классе старшей школы). В любой области познания любители лучше специалистов, и сказать необходимо с ними. В отличие от любителей, специалисты относятся к знанию так же, как девушки легкого поведения к любви.
Очевидно, в случае если вам повезет, вы наткнетесь на какую-нибудь жемчужину, но в большинстве случаев речи участников ученого сообщества в лучшем случае напоминают беседы сантехников, а в нехорошем – болтовню консьержки, изливающей на вас слухи самого скверного сорта, другими словами сплетни о скучных людях (вторых ученых) и всякие мелочи. Да, беседа выдающихся ученых подчас возможно захватывающей: те, кто накапливает знания, легко переходят с темы на тему и собирают разрозненные кусочки научного пазла воедино. Но таких ученых на данной планете мало.
Я завершу данный раздел случаем из судьбы. Один из моих студентов (он специализировался, увы, на экономике) задал вопрос меня, как выбирать книги для чтения. «То, что вышло за последние двадцать лет, просматривайте по возможности меньше, за исключением книг по истории, каковые не касаются последних пятидесяти лет», – выпалил я с раздражением: ненавижу вопросы типа «какая у вас самая любимая книга» и «какие конкретно десять книг вы вычисляете лучшими». Мои «десять лучших книг» изменяются к концу каждого лета. Помимо этого, я дал совет последнюю книгу Даниэля Канемана, в основном говорящую об изучениях сорокалетней давности, очищенных и осовремененных. Мой совет казался непрактичным, но студент в итоге пристрастился к трудам Адама Смита, Карла Маркса и Хайека, и эти тексты он рассчитывает цитировать, в то время, когда доживет до восьмидесяти. По окончании культурного отрезвления он сообщил мне, что нежданно осознал: все его ровесники просматривают современные материалы, а те мгновенно устаревают.
Татьяна Пичугина:
