Совершив данный экскурс в кое-какие немарксистские традиции миропонимания, возможно в противном случае посмотреть и на саму диалектичность Жизни, и на выражение её как в «научной философии», так и в житейской мудрости. По окончании того, как продемонстрирована ущербность борьбы «противоположностей и марксистского закона единства», кем-то, как-то и для чего-то назначенных на эти роли (что при назначении остаётся в умолчаниях); по окончании того как продемонстрировано, что «закон отрицания отрицания» по собственной сути имеется закон, предписывающий, программирующий череду трагедий, нужных его обладателям чтобы не было преображения культуры порабощаемых и самих порабощаемых людей, — появляется вопрос о формулировке, лучшей, нежели культивируемая более полутора столетий материалистами-“диалектиками” с упорством, хорошим лучшего применения. Что возможно сообщить об этом?
* * *
Вправду:
В Жизни[45] происходит сотрудничество объективных разнокачественностей, имеющих неспециализированным свойством их принадлежность к Объективной реальности[46]. Для того чтобы рода сотрудничество разнокачественностей выражается как процессы развития структур Мироздания, конечно и как процессы их разрушения и деградации. В этом сотрудничестве разнокачественностей имеет место обоюдная обусловленность качества числом и порядком: количественные и порядковые трансформации влекут за собой качественные трансформации; а качественные трансформации выражаются в количественных и в порядковых трансформациях в череде преображений[47], свершающихся на базе внутренней и внешней направляться во сотрудничестве разнокачественностей. Во сотрудничестве разнокачественностей[48] неизменно возможно распознано управление[49]: или в форме самоуправления, в ходе осуществления которого никто из распознанных субъектов участия не принимает; или в форме яркого управления со стороны кого-то из распознанных субъектов (одного либо множества); или управление и самоуправление как-то взаимно дополняют друг друга.[50]
* *
*
Вот в неспециализированном-то и всё, что возможно сообщить о самые общих закономерностях бытия, не вдаваясь в подробности самого бытия и темперамент каждой из множества объективных разнокачественностей, во сотрудничестве образующих в Жизни совокупность текущих событий.
Описание же, отделённое от главного текста в начале и в конце звёздочками, возможно попытаться[51] назвать «выдающимся достижением философской науки» — «интегральным законом диалектики» и начать раздувать его культ в обществе, чтобы поработить общество очередной мертвящей догмой; возможно никак не именовать и заявить, что это более либо менее разумеется, «само собой» очевидно, и потому значимости для науки, — а тем более для высокой философии, — не воображает, предоставив всех и каждого их «само собой разумению», или сложившемуся «стихийно», или целенаправленно отштампованному под прессом господствующей культуры либо авторитета одной из классических школ «научной» либо «церковной» философии.
Но независимо от этих двух крайних случаев или каких-то иных вариантов отношения к этому либо иному «безграничному закону бытия» — Судьбы объективно характерно то, что в современной европейской философии, пользующейся греко-латинской терминологией, выражается в понятии «диалектика». Но, как учил ещё в древности дзэн-буддистский мудрец Дайэ:
Слово «луна» — лишь «палец», указующий на луну: горе тому, кто примет «палец» за луну[52].
Другими словами слово «диалектика» — это ещё не сама диалектика, а лишь указатель на что-то, чему имеется место в Объективной действительности, среди них и во внутреннем мире субъектов, воображающих собой части данной общей всем Объективной действительности.
Но по окончании того, как к человеку приходит пускай кроме того не чёткая формулировка, а всего лишь его собственное некое чувство «безграничного закона бытия», то он, если он — выразитель философии (т.е. потенциальный «основоположник» философской школы либо продолжатель-«классик» одной из уже существующих школ), выясняется на распутье, за которым лежат два взаимоисключающих друг друга пути, по прохождении каждого из которых на выходе в сознании выразителей философии выясняется:
- или библиотечно-кабинетная нежить — ужасный монстр — фикция, призрак философии, составленный из множества своеобразных терминов и соединяющих их конструкций логических процедур (каковые обособляют философов-словесников от остального общества[53]), но благодаря которому нереально разрешать настоящие жизненные проблемыни самим философам-основоположникам, ни последователям начатой ими философской традиции[54];
- или инструмент, с ОПОСРЕДОВАННОЙ помощью которого объективно разрешимы небольшие и громадные неприятности, с коими людей сводит Жизнь,
O и данный инструмент возможно передан вторым людям,
O и освоить его может каждый более либо менее физически и психически здоровый человек, в случае если посчитает это для себя нужным.
«Философские» традиции первого рода, — если они не умирают сходу «в тиши кабинетов» (либо в палатах психбольниц) вместе с породившими их подчас большое количество опытными и разносторонне начитанными графоманами, а становятся культовыми в обществе, то — создают множество неприятностей, каковые разрешать приходится на базе другой мудрости, вправду жизнелюбящей.
В создании для того чтобы библиотечно-кабинетного монстра оторванных от Судьбы логики (фиктивной словесности) и безлюдного формализма А.С.Хомяков упрекнул в лице Г.Гегеля всю западную (библейскую) философскую традицию: грандиозно, интеллектуально изощрённо; создать такое под силу лишь великим умам, изолировавшимся от неприятностей окружающего их общества, но… в реальности никем не может быть применено созидательно и потому — никчёмно, а также вредно по собственной обольстительности.
И не только А.С.Хомяков подметил эту неспособность разрешать неприятности в реальности, характерную одержавшей победу на Западе традиции «научной философии»:
«Философ легко торжествует над будущею и прошлой скорбями, но он же легко побеждается настоящею[55]» (К.Прутков, “Плоды раздумья. Мысли и афоризмы”, № 112).
А.С.Хомяков совершил ошибку в одном: он думал и сохранял надежду, что в философии Г.Гегеля монстр оторванной от Судьбы логики и безлюдного формализма достиг предела собственного развития[56], но вопреки его точке зрения К.Маркс и Ф.Энгельс вскорости доказали, что «гегельянство» — это ещё не предел. Но в отличие от многих вторых философов, основоположники марксизма выпустили этого монстра из тиши университетских узкого мирка и библиотек философов-специалистов «на выпас», и он оказался по вкусу «мыслящему тростнику», которым была и имеется «интеллигенция» всех толпо-“элитарных” обществ. В следствии неспособный к созиданию монстр оторванного от настоящей судьбы обольстительного «научно философского» интеллектуализма оставил за собой множество проблем и бед.
Но любая научная философия, независимо от того, в собственности она к первому роду или ко второму, будь она цитатно-догматической либо методологической, является инструментом . Но, перед тем как сказать о научной философии второго рода, с ОПОСРЕДОВАННОЙ помощью которой объективно вероятно выявлять и разрешать индивидуальные и публичные небольшие и громадные неприятности в повседневной настоящей судьбе, нужно верно выяснить функциональное назначение этого инструмента, и границы области деятельности, за пределами которых обращение к нему неуместно.
Данный инструмент создаётся в мире людской психики всяким выразителем философии. Но в случае если искать ему аналог среди предметов овеществлённой культуры, то это — камертон.
Обычный камертон в исторически сложившейся культуре человечества задаёт базу для настройки высоты звучания музыкальных инструментов, и задаёт неспециализированный строй в пении: это нота «ля» первой октавы[57].
Но в камертоне нет потребности для тех, у кого — полный музыкальный слух. То же касается и «научной философии»: в ней нет потребности у тех, у кого развито чувство мhры и другие эмоции, навыки и личностная культура мышления осмысленного пользования разнородными языками общества.
Камертон нужен тем, у кого музыкальный слух «относительный»: т.е. ноты различимы попарно в смысле «выше — ниже — одинаковая», но свойство к соотнесению с безотносительной шкалой высоты звуков — отсутствует. Эту свойство замещает обычный камертон, задавая эталонную высоту звука «ля» первой октавы, что разрешает настроить для совместной игры в оркестре разные инструменты, а участникам хора, владеющим относительным слухом, — петь в лад на пара голосов, среди них и «а капелла»[58].
Но камертон не имеет возможности подменить собой ни один инструмент, не смотря на то, что в качестве камертона время от времени применяют фортепиано либо другие инструменты, каковые, будучи настроенными, способны сохранять настройку долгое время в изменяющихся условиях действия на них внешней среды.
Но тот, кто изготавливает камертон, не имея под руками эталонного экземпляра, — обязан нести в себе самом эталонное звучание чистого «ля».
Кроме этого и любая научная философия — независимо от намерений её осознания и основоположников философами-приверженцами и профессионалами-любителями этого объективного факта — берёт на себя роль камертона (правильнее — совокупности камертонов), на соответствие с которым её приверженцы смогут настроить алгоритмику собственной психики (а смогут лишь декларировать настройку, не произведя её по неумению либо нежеланию).
В следствии для того чтобы рода настройки, обусловленной качеством философии, алгоритмика обществ и психики индивидов, в которых та либо другая философия достаточно обширно распространена, выясняется талантливой либо не способной выявлять и решать в жизни те либо иные неприятности либо создавать новые и усугублять ветхие. Сама же философия, решив задачу настройки алгоритмики психики на разрешение неприятностей повседневной судьбе, затем перетекает в деятельность человека, утрачивая собственные своеобразные формы. В частности, перетекает в прикладную науку и выражается в ней, в следствии чего исчезает граница между прикладной наукой и “чистой”[59] «научной философией». А в общем, перетекая в повседневную жизнедеятельность людей, философия выражается во всём, стирая тем самым границы между “чистой” «жизнью общества» и научной философией и индивидов.
Исходя из этого первый вопрос настоящей житейской мудрости пребывает в том, ощущает ли устремившийся в будущее человек в себе самом подлинную мhру бытия, дабы указать на фальшь всех научно-философских «камертонов», включая и тот его личный «камертон», что он унаследовал в прошлом из культуры общества?
Тем более правомерно данный вопрос адресуется к выразителям философий, создающим на базе характерного каждому из них эмоции мhры «камертоны» для других людей, а как максимум — для всего человечества.
Но «чувство мhры» — это безлюдные слова в марксизме, «фигуральный оборот» речи, за которым не следует ничего… не считая разве что абстрактной “меры” как «философской категории», якобы «высказывающей количества объекта и диалектическое единство качества», которая «показывает предел, за которым изменение количества влечёт за собой изменение качества объекта и напротив».
И потому, что представления о диалектике в марксизме ущербны и извращены, что было продемонстрировано ранее, то не диалектическому материализму толковать о мhре, о «диалектическом» единстве количества и качества, о форме и содержании: и как об объективных данностях в жизни, и как о философских категориях, эти объективные данности высказывающих и вводящих их в миропонимание людей.
Философское познание сущности права
