О Корчаке я был наслышан ещё в 60-х годах, но, к стыду собственному, его произведений не просматривал. К нему меня направил Василий Александрович. В книге, которую он мне отправил, я вычитал следующее:
«Януш Корчак, человек неординарной нравственной красоты… В то время, когда я практически сразу после войны определил о смелом подвиге Януша Корчака, его слова стали для меня заветом на всегда. Януш Корчак был воспитателем сиротского дома в варшавском гетто. Гитлеровцы обрекли несчастных детей на смерть в печах Треблинки. В то время, когда Янушу Корчаку внесли предложение выбрать жизнь без детей либо смерть с детьми, он не раздумывая и сомнений выбрал смерть. “Господин Гольдшмит, – сообщил ему гестаповец, – мы знаем вас как хорошего доктора, вам не обязательно идти в Треблинку”. – “Я не торгую совестью”, – ответил Януш Корчак. Храбрец отправился на смерть вместе с ребятами, успокаивал их, заботясь, дабы в сердца малышей не пробрался кошмар ожидания смерти. Жизнь Януша Корчака, его подвиг изумительной нравственной чистоты и силы явились для меня воодушевлением. Я осознал: дабы стать настоящим воспитателем детей, нужно дать им собственное сердце».
Я сходу собрал все (что было вероятно) издания книг Корчака и о Корчаке. Из Польши привезли мне фотоальбом о Корчаке и его Доме сирот, пара книг на польском языке. Всего этого было мало, но однако помогло мне углубиться в познание Любви к детям. Я с эмоцией восторга, время от времени со слезами на глазах просматривал истории о Корчаке и его чудные книги о детях и для детей. Каждое слово Педагога, в котором жил ещё не свершившийся подвиг, я принимал с трепетом как направленное лично мне. Каждое слово было пропитано духом храбреца и вдохновляло меня. Я торопился к детям – к мелким, старшим, общался с ними, проводил уроки и всегда упражнялся в проявлении любви к ним по Корчаку, по Сухомлинскому. Я тогда очень многое приобрёл, многому обучился. Как студент, конспектировал наставления Корчака и старался по ним жить. Не смотря на то, что моя моё сознание и природа принимали от него всё безоговорочно, однако, я осознал, как тяжело ходить по узким тропинкам к сердцу Ребёнка. А узкая тропинка – это Педагогическая, Учительская Любовь.
Вот какие конкретно законы расставил на ней Януш Корчак для неопытного молодого воспитателя:
– Будь самим собой, ищи личный путь.
– Познай себя прежде, чем захочешь познать детей.
– Прежде, чем наметить круг прав и обязанностей, дай себе отчёт в том, на что ты способен.
– Ты сам – тот Ребёнок, которого обязан раньше, чем вторых, воспитать, научить.
Тут следуют умные пояснения. Одна из неотёсанных неточностей, говорит Корчак, вычислять, что педагогика есть наукой о Ребёнке, а не о человеке. И вот какой изумительной логикой он это обосновывает:
«Вспыльчивый Ребёнок, не помня себя, ударил; взрослый, не помня себя, убил. У простодушного Ребёнка выманили игрушку; у взрослого – подпись на векселе. Легкомысленный Ребёнок за десятку, данную ему на тетрадь, приобрел конфет; взрослый проиграл в карты всё собственное состояние».
Из этого направляться вывод, о котором мир до сих пор не знал, и он обязан поменять отечественное сознание, отечественное отношение к детям и к самому себе:
«Детей нет – имеется люди, но с иным масштабом понятий, иным запасом опыта, иными впечатлениями, другой игрой эмоций».
Корчак наставляет:
– Будь самим собой и присматривайся к детям тогда, в то время, когда они смогут быть самими собой.
– Присматривайся, но не предъявляй требования.
направляться пояснение:
«Тебе не вынудить живого, задорного Ребёнка стать сосредоточенным и негромким; недоверчивый и безрадостный не сделается общительным и откровенным; самолюбивый и совестливый не станет кротким и покорным… Если ты не владеешь внушительной осанкой и здоровыми лёгкими, то зря будешь призывать галдящих к порядку».
Снова наставляет:
– Но у тебя тёплый взгляд и добрая улыбка. Не скажи ничего: возможно, они сами успокоятся. Дети ищут собственный путь.
– Не потребуй от себя, дабы ты уже сходу был степенным, зрелым воспитателем с психотерапевтической бухгалтерией в душе и педагогическим кодексом в голове.
И поясняет:
«У тебя имеется прекрасный союзник – чудесная юность, а ты призываешь брюзгу – дряхлый опыт».
Вот еще наставление:
– Не то, что должно быть, в противном случае, что возможно.
И пояснение:
«Ты желаешь, дабы дети тебя обожали, а сам, – обязанный добросовестно делать предписанную работу, обязан втискивать их в душевные формы нашей жизни, современного лицемерия, современного насилия. Дети этого не желают, они защищаются и должны быть на тебя в обиде».
– Не наказывать, не награждать.
– Ты должен быть для них примером.
Но вот вопрос:
«А куда ты денешь собственные пороки, смешные стороны и недостатки? Попытаешься скрыть. Возможно, тебе это удастся; так как чем старательней ты будешь, тем старательней дети начнут притворяться, что не видят, не знают, и потешатся над тобой, лишь самым негромким шёпотом».
Эти наставления я впитал в себя как школьник, устремлённый к познанию; как монах, устремлённый к совершенствованию; как артист, устремлённый к выражению. Я осознал: весьма тяжело обожать детей по Корчаку, по Сухомлинскому, по Песталоцци.
«Тяжело тебе, кроме того весьма тяжело, согласен! – сказал «мне» Корчак. – Но трудности имеется у каждого, а вот решать их возможно по-различному. Ответ будет только довольно точен. Так как жизнь не задачник по математике, где ответ неизменно один, а способов ответа – самое большее два».
Я искал собственные ответы – как обожать детей – не только в ярком общении с детьми, но и в построении задачников и учебников для всех, в утверждении смысла духовности в содержании образования, в возвеличивании воспитания над обучением, в обогащении судьбы детей через содержательную организацию полного школьного дня, с занятиями по шахматам, театру, балету, по творческому труду, прогулкам и играм… В общем, протаптывал тропинку Педагогической Любви всеми теми методами, каковые имели возможность доставить детям радость, развитие во многогранной деятельности, а самое основное, чувство того, что они в школе живут судьбой, которая манит их.
Корчак помог мне осознать ещё одну мудрость, связанную с вопросом: что имеется гармоничное развитие. какое количество лишь ни философствовали по этому поводу педагоги, вычислявшие себя учёными-законодателями – левое полушарие, правое полушарие… физическое, умственное, нравственное, эстетическое… высвободить всю полноту скрытых возможностей…
А Корчак иронически радуется:
«Простой, попытайся! Общество дало тебе мелкого дикаря, дабы ты его обтесал, выдрессировал, сделал удобоваримым, и ожидает. Ожидают государство, церковь, будущий работодатель. Требуют, ожидают, следят. Государство требует официального патриотизма, церковь – догматической веры, работодатель – честности, а все они – смирения и посредственности. Через чур сильного сломает, негромкого затрёт, лицемерного иногда подкупит, бедному постоянно отрежет дорогу – кто? Да никто – жизнь!»
А как же с гармоническим развитием, гармоническим воспитанием?
Корчак даёт несложной совет, но от Высшего Педагогического разума:
«Заповедь: обожай ближнего собственного – это гармония, простор, свобода. Посмотри около – улыбнись!»
Эта идея высвободила меня от лишнего научного мудрствования. Вправду: гармония – в любви ближнего. В случае если кто желает быть гармоничной сущностью, пускай обучится обожать; в случае если кто желает воспитывать гармонию в детях, пускай научит их обожать.
Любовь имеет многообразное проявление.
Что имеется уважение?
Одна из красивых форм проявления любви, само собой разумеется, если оно искреннее.
Уважение имеется проявление любви. Уважать Ребёнка – значит растит в себе Педагогическую Любовь. Так я осознал защиту Корчаком прав Ребёнка на уважение. Я выписал наказы по этому поводу:
Уважайте незнание Ребёнка!
Уважайте труд познания!
Уважайте неудачи и слёзы!
Уважайте его бюджет и собственность Ребёнка!
Уважайте право Ребёнка быть тем, кто он имеется!
Уважайте тайны и отклонения трудной работы роста!
Уважайте его текущий сегодняшний день и час!
Уважайте каждую отдельную 60 секунд, потому что погибнет она и ни при каких обстоятельствах не возвратится!
Уважайте ясные глаза, ровную кожу, доверчивость и юное усилие!
Уважайте, если не почитайте, ясное, непорочное святое детство!
А вдруг всё это уважать, какая сложится педагогика?
Казарменная?
Нет, совсем нет! Она будет вторая – корчаковская, сухомлинская, песталоццьевская и, по большому счету, хорошая.
От имени всех классиков Януш Корчак сообщит нам:
«Воспитатель, что не сковывает, а освобождает, не подавляет, а возносит, не комкает, а развивает, не диктует, а учит, не требует, а задаёт вопросы, – переживёт вместе с ребёнком большое количество воодушевляющих мин., неоднократно следуя увлажнённым взглядом за борьбой ангела с сатаною, где яркий ангел побеждает».
Величие Ребёнка Януш Корчак показывает через сравнение его со взрослым. Он пишет:
«А взрослый – это целый винегрет, захолустье убеждений и взглядов, психология стада, привычки и суеверие, легкомысленные поступки отцов и матерей, взрослая судьба сплошь, от начала до конца, безответственна! Беспечность, лень, тупое упрямство, недомыслие, нелепости, безумства и пьяные выходки взрослых»…
«И детская серьёзность, уравновешенность и рассудительность, солидные обязательства, опыт в собственной области, капитал верных оценок и суждений, полная такта умеренность требований, тонкость эмоций, точное чувство справедливости».
Я полон Янушем Корчаком.
Это он в первый раз в мире написал книгу и назвал её так: «Как обожать Ребёнка». Обожать Ребёнка по-всякому запрещено. В случае если Любовь не воспитывает, она не для Ребёнка. В случае если в Любви нет скрытой готовности и преданности к самопожертвованию, она также не для детей.
А сейчас свершается последний аккорд Педагогики Корчака: жизнь его была Любовью к детям, и смерть также будет проявлением Любви к ним.
Я сопровождаю его и детей в собственном траурно-праздничном воображении, как они направляются по варшавским улицам на вокзал.
Оттуда в товарных вагонах их пошлют в Треблинку на сожжение, уничтожение в газовых камерах.
Сутки 5 августа 1942 года.
В колонне двести детей. Дети одеты торжественно. Они ещё не знают, что их ожидает. Они радуются.
в первых рядах идёт Януш Корчак с двумя детьми – самыми мелкими.
Над колонной начинается зелёное знамя с четырёхлепестковым золотым цветком клевера. Клевер – цветок счастья, надежды, любви.
Очевидец говорит: «Корчак растолковал сиротам, что их ожидает приятное событие – поездка в деревню. Наконец-то они смогут покинуть стенки ужасных душных помещений, дабы отправиться на луга, поросшие цветами, к источникам, где возможно купаться, в село, где большое количество ягод и грибов. Он приказал детям получше одеться… В то время, когда я встретил их на Гусиной улице, дети шли радостно, с песней, Корчак нёс на руках двоих – самых мелких, они также сияли, а Корчак говорил им что-то забавное»…
Мню это шествие, которому суждено свершить переворот педагогического сознания: искрой Великой Педагогической Любви сжечь старое сознание, в котором так много неуважения и недоверия к детям, так много принуждения и насилия, и разрешить возгореться костру, несущему Свет Возвышенного, Хорошего, Божественного Разума и Педагогического Сердца.
Товарный вагон загружают детьми.
Вот и начальник-гестаповец, важный за отправление и загрузку эшелона. Разыскивает ли он в толпе обречённых людей доктора Корчака? Возможно, считает, что несёт ему весёлую весть.
Дети уже загружены в вагон. Корчак поднимается последним.
Сейчас подходит начальник-гестаповец.
– Не вы ли написали «Банкротство мелкого Джека»? – обращается он к Корчаку.
– А разве это как-то связано с отправкой эшелона? – отвечает Корчак.
– Нет, легко я просматривал вашу книгу в юные годы. Хорошая книжка. Вы имеете возможность остаться, врач!
– А дети? – задаёт вопросы Корчак.
– Нереально, детей пошлют…
Остаться без детей?
Кинуть их одних в беде?
Для чего же тогда он появился?
Для чего же тогда, будучи 29-летним, отказался от личной судьбы, от семьи, дабы создать громадную семью с детьми беспризорными, кинутыми?
Для чего же тогда он, фронтовой доктор русской армии, в лазарете написал книгу «Как обожать Ребёнка»?
А что сообщит царь Матиуш Первый о собственном родителе?
Нет, такому не посещать.
Жизнь его была Любовью к детям, и он примет смерть вместе с детьми, Любя их.
– Вы ошибаетесь… – говорит он гестаповцу. – Вы ошибаетесь… Дети в первую очередь…
И он поднимается в товарный вагон.
Двери вагона с шумом закрываются.
Эшелон трогается и активизирует движение.
А ветер рассеивает в мире завещание Педагога, дабы, у кого имеется уши, услышали:
«Растёт новое поколение, вздымается новая волна. Идут и с недочётами, и с преимуществами; дайте условия, дабы дети вырастали более хорошими! Нам не победить тяжбы с гробом нездоровой наследственности, поскольку не скажем мы василькам, дабы стали хлебами. Мы не колдуны – и не желаем быть шарлатанами. Отрекаемся от лицемерной тоски по идеальным детям. Требуем: устраните голод, мороз, сырость, духоту, тесноту, перенаселение! Это вы плодите больных и калек, вы создаёте условия для инфекции и бунта: отсутствие согласия и ваше легкомыслие. Внимание: современную судьбу формирует неотёсанный хищник (хомо рапакс): это он диктует способы действия».
Упрочнение веры
В начале семидесятых годов мы приступили к новому этапу отечественного масштабного опыта – с участием многих преподавателей из различных регионов Грузии. Новое было в том, что мы направляли целый педагогический процесс на воспитание личности каждого школьника через развитие и зарождение в нём познания и мотивов нравственности. У нас было собственное определение подхода к личности: Ребёнок раскрывает собственную личность в той мере, в какой мы направляем его к осознанию собственной неповторимости, своего предназначения и необходимости в том едином целом, в котором он существует: это жизнь.
Личностью есть не тот человек, кто ничего не делает и не желает сделать со своим неотёсанным характером и скудным духовным миром, а тот, кто творит в себе темперамент как презент людям, осознаёт собственную исключительность среди людей, творит собственный духовный мир.
Януш Корчак и Василий Александрович Сухомлинский, и отечественный опыт помогли нам дать содержательную чёрта педагогическому общению. Мы заключили , что общение педагога, учителя с детьми, учениками должно быть:
естественным («любой предстаёт таковой, какой он имеется»), непринуждённым, дружелюбным, поощряющим мысль и творчество («дабы парили высокие мысли»), равноправным («как человек с человеком»), доброжелательным, «благоговеющим перед духовным достатком – мыслями», взаимопонимающим, сорадующимся, сострадающим, сопереживающим, чутким, деловым, могущим сотрудничать, возвышающим, уважающим, утверждающим, устремляющим, ценящим, воодушевляющим, одухотворяющим…
В педагогическом общении не допускаются:
грубость,
оскорбление,
завышение тона над вторым,
раздражение,
пустословие,
главенство,
угроза,
неправда,
фальшь,
корысть,
насмешка,
издевательство…
Мы тогда уже пользовались понятиями: духовность, любовь, вера, радость, но их скрывали. Официальная педагогика их не признавала (и не признаёт) в качестве собственных категорий. Кроме того слово радость есть чуждым для педагогической науки. Но при разработке учебников поколения и нового программ, и педагогических процессов, мы эти понятия принимали за базу, как часть отечественного педагогического мировоззрения. Это так же, как сказал Песталоцци: «Мысля обожать и любя мыслить». Из этого мы сделали вариации: «Воспитывая обожать и любя воспитывать», «Уча обожать и любя учить».
В базу отечественных новых разработок заложили кроме этого принцип свободного выбора. Говорили о человечности, о добром подходе. Особенным качеством второго этапа опыта стала для нас личность воспитателя и учителя. Мы уже жёстко знали, что преподаватель реформирует школу, но он может и деформировать её. Участникам опыта мы растолковывали, какую они играются решающую роль в том, дабы педагогический процесс был воодушевляющим, возвышающим. Тогда мы и сформулировали совокупность педагогических теорем:
Любовь воспитывается любовью,
Доброта воспитывается добротой,
Честность воспитывается честностью,
Духовность воспитывается духовностью,
Нравственность воспитывается нравственностью…
Мы готовили и учили преподавателей, но обучались и сами. Я настойчиво упражнял себя в общении с детьми различного школьного возраста, совершенствовал собственное мастерство ведения уроков.
Дети экспериментальных классов – их было пара тысяч – всё больше и больше радовали нас: общие наблюдения и специальные опыты подтверждали культурность детей в духе благородства, глубокие познания и развитые способности.
Мы ежегодно поменяли программы – расширяли, дополняли, потому что этого потребовали всё более возросшие интересы и способности детей. В собственном свободном творчестве преподавателя фейерверком открывали новые приёмы и способы, что их вдохновляло.
Я обожал посещать на уроках преподавателей – муниципальных, сельских, и как пчела перелетает с одного цветка на другой и собирает нектар, так я собирал открытые ими новые способы и приёмы. Я обучился сходу обнаружить с незнакомыми мне детьми неспециализированный язык, и получалось так, как словно бы мы давным-давно знаем и дружим между собой. Это облегчало мне проводить показательные уроки для преподавателей и наряду с этим самому обогащаться опытом. Я ощущал, что обретаю какое-то внутреннее состояние духа, которое твердило мне: я свершаю собственное назначение, собственную миссию. Я всё глубже познавал собственное призвание, и, независимо от того, что появлялось множество осложнений с властями и учёными, я был радостен. Я свершал собственную судьбу. Это чувство не покидает меня до сих пор и, надеюсь, не оставит уже ни при каких обстоятельствах. Оно – источник моей веры. Я верил, и это помогало мне перенести многие удары: предательство друзей, нападки власти, критику в местной прессе, недобрые намёки со стороны партийных органов. Это лишь со второй половины восьмидесятых годов опасность неспешно дремала и высшие партийные органы кроме того начали интересоваться отечественным «буржуазным» опытом.
Но самым громадным достижением этого периода было не то, что власть начала относиться к нам лояльно а также с интересом, в противном случае, что мы подтвердили для себя истинность мудрости Иоганна Генриха Песталоцци:
«В любви Ребёнок находит в два раза больше источник роста».
Радзинский — Александр II -Жизнь, любовь, смерть 1
