Мало-помалу, в результате постепенного ослабления ячеек сети, это явление нарастало по интенсивности и охвату. Это было видение повсюду. Мы с трудом можем назвать это «видением», потому что оно не имеет ничего общего с волшебной и приукрашенной физической реальностью — нет аур, нет ливня цветов или музыкально-картинных узоров: более научное физическое, можно сказать, более точное, без очков, окрашивающих в розовый цвет. Но чем больше проявляется та реальность, тем более нереальной становится другая, как если бы глаза больше не могли бы видеть то, что не истинно — в точности противоположное явление тому, что происходит в нашем мире, где чем более ложные вещи, тем громче они и больше бросаются в глаза: «Например, когда я смотрю на людей, то не вижу их так, как они видят сами себя, я вижу их с вибрацией всех сил, которые находятся в них и проходят через них, и довольно часто со всевышней Вибрацией Присутствия. И как раз поэтому моё физическое зрение находится в процессе не исчезновения, а изменения характера, потому что физические детали обычного физического зрения… ложны для меня». Даже её язык больше не мог пробовать того, что было ложно!«Эти последние дни я переживала изменение в качестве вкуса. Определённые вещи имели искусственный вкус (обычный вкус является искусственным вкусом), а другие несли В СЕБЕ настоящий вкус и были понятны — очень ясно и очень точно». То, что очень точно для нас — это как раз то, что становится наиболее затуманенным (я говорю и Мать говорит о сущностно человеческом мире, потому что деревья и фрукты и весь естественный мир удерживает свою естественную точность). Механизм этой затуманенности был поначалу не слишком понятен для Матери, ясно было одно: Она слепла, то есть теряла качества старого вида. «Это видение довольно странное. Как если бы всегда была вуаль между мной и вещами, постоянно [это было в 1965 году, до того, как она «официально» стала слепой], я так привыкла к этому… а затем, совсем внезапно, без какой-либо видимой причины (я имею в виду какую-либо внешнюю логику), всё стало ясным, отчётливым, резким – а в следующую минуту всё кончилось. Иногда это слово в письме, иногда предмет. И это видение другого качества… Как бы это объяснить? Как если бы озаряющий свет был бы внутри, вместо того, чтобы быть над предметом, это не отражённый свет. Этот свет не столь яркий, как, например, свет свечи или лампы, это не так; вместо того, чтобы отсвечивать, объект имеет собственный свет, который не испускает лучей. Это происходит всё чаще и чаще, но без какой-либо логики. То есть, я не понимаю логики этого. Но видение столь необычайно точное! С полным охватом вещи, виденной в тот момент, когда вы видите её. Например, рано утром, когда я поднимаюсь, я иду в ванную комнату, прежде чем зажечь свет (но я вижу так же ясно, как когда свет зажжён, это не составляет никакой разницы); однажды показалось, что всё было за какой-то вуалью. Тогда я обратила на это внимание и сказала себе: Но всё это становится столь тусклым, это совсем не интересно! И я начала осознавать ту или другую вещь. И внезапно я увидела в шкафу это явление бутылочки, становящейся совершенно ясной… со внутренней жизнью. Да! сказала я себе, что ты на это скажешь! В следующую минуту всё ушло. Очевидно, это подготовка видения через внутренний свет вместо отражённого. И это очень… о, это тёпло и жизнь и интенсивность — и такая точность! Всё видится одновременно, не только цвет и форма, но и характер вибрации. Это было так чудесно… Но не совсем так, это как если бы я была за вуалью, вот точное впечатление: вуаль. И, внезапно, что-то оживает с истинной вибрацией. Но это происходит редко…»И с её извечной иронией, она добавила:«Вероятно, не так уж и много вещей можно увидеть!»
Эта вуаль странно напоминает вуаль физического разума, который окутывает клетки, все и каждую клетку, в тёмный кокон, потому что, как только она постепенно выходила из сети, другое видение — которое она называла «следующим способом» — становилось не только естественным, спонтанным и постоянным, но и универсальным. И, довольно любопытно, это было не только «видение»: «Не могу сказать, что это образ: это знание. Я не могу даже сказать, что это знание, это… это нечто, являющееся ВСЕМ одновременно», и там, в том глобальном восприятии, старый обычный способ видения глазами казался всё более и более нереальным… в конце концов, что сказал бы сурок, если бы у него постепенно развилась пара человеческих глаз? «Исчезает ощущение конкретного — исчезает всё больше и больше. Конкретное видение, конкретный запах, конкретный вкус, конкретный слух, всё это как что-то далеко, далеко отошедшее в нереальное прошлое — и это сухое и безжизненное конкретное замещается чем-то очень простым, очень полным, в том смысле, что все чувства действуют одновременно, и они ОЧЕНЬ СОКРОВЕННО ОБЪЕДИНЕНЫ С ВОСПРИНИМАЕМЫМ ПРЕДМЕТОМ. Прежде каждая вещь была отдельной, разделённой, без какой-либо связи с другими вещами, и очень поверхностной — вещь была очень точной, но и очень поверхностной, как остриё иглы. Это больше не так. И, прежде всего, есть ощущение сокровенности, то есть, нет расстояния, нет разницы, нет чего-то, что видит, и чего-то, что видится со стороны…» Мать начала уходить в тот ультрамариновый океан клеточного сознания, где тело распростерто повсюду, и что там «видеть»? Не нужно ничего «видеть», как когда вы находитесь снаружи: ведь теперь вы в нём. Вы являетесь, поэтому вы видите и слышите и ощущаете запах. Вы являетесь всем, что происходит в каждой вещи. «Некое осязательное видение», — как она выразится.«Это выше видения. Некое восприятие, в котором больше нет какой-либо разницы между органами. И это восприятие… да, тотальное, это одновременно видение, слышание и знание. И всегда впечатление чего-то такого гладкого — нет ударов, нет конфликтов или усложнений, как если бы ты больше не мог столкнуться ни с чем, больше не мог… Это довольно интересно».
Текучая жизнь, везде, во всём.
Парадоксальная жизнь, всё более и более парадоксальная, на границе между гусеницей и бабочкой — но всё больше и больше на стороне бабочки. «Раньше, когда я брала увеличительное стекло, я могла очень хорошо читать, но теперь это не помогает мне вовсе, вещи не проясняются, всегда всё тот же туман. Просто они увеличиваются, и на этом всё. Странно, просто они выглядят крупнее, но это всё одно, вся та же вуаль… нереальности».
Материя не становилась нереальной на манер иллюзионистов; отодвигался в прошлое человеческий способ видения Материи. Это очень странно; в действительности, как если бы тело Матери становилось всё более ясным и более точным инструментом — истинным и точным, потому что он был тотальным — который больше не мог регистрировать что-либо иное, чем то, что было на самом деле — некий тотальный супермикроскоп, который не могвидеть фантомы, если можно так выразиться, или несуществующую Материю. Теперь мы понимаем, почему Шри Ауробиндо назвал это «Истиной-Сознанием», и в каком смысле он «ослеп». «Я никогда не видел мир так хорошо, как после своего уединения», — писал он.
Естественно, нам могут сказать, что человеческое видение, реальное или нереальное, в совершенстве адаптировано к человеческой среде, как сурок в своей норе — но дело в том, чтобы знать, навечно ли боль и смерть также «адаптированы» к нашей жизни, или же они являются некими нереальными и устранимыми паразитами.
ИСТОРИЯ ТРЕХ СПИРИТОВ | DOTA 2 LORE
