В осознанном сне я заметила последовательность серо-тёмных трубок. Из самой большой показалась тёмная вдова [паук], размером с кошку. Она росла на глазах. Не ощущая ни капли страха, я сообщила себе, что не опасаюсь, и вынудила тёмную вдову провалиться сквозь землю. Я была весьма горда своим достижением, потому, что постоянно боялась этих насекомых. Самый первый мой кошмар, что я не забываю, был связан с тёмной вдовой, от которой я не имела возможности скрыться. Для меня тёмные вдовы были воплощением самого страха. (Дж. У., Сакраменто, Калифорния)
Приблизительно двадцать шесть лет назад я осознал, что монстр в моих ночных кошмарах в действительности не воображает для меня опасности. Я сообщил ему, что больше его не опасаюсь, и он, превратившись в беззубую, скулящую колдунью, ретировался. День назад я прочёл вашу статью в «Пэрэйд мэгэзин», и ночью монстр возвратился. В этом случае, зная, что дремлю, я с наслаждением замечал его во всех подробностях, воображавших собой изменявшиеся с каждой секундой ужасные, угрожающие обличья. не забываю, в том месте был тёмный котенок из одного из обрисованных вами сновидений, которого я попросил улыбнуться. Я как ошарашенный наблюдал, как становятся на место выпученные глаза, а оскаленный рот пробует растянуться в ухмылке. Я не знаю, как это случилось. Акульи зубы превратились в лошадиные, и он лучезарно улыбнулся. Это было глупейшее зрелище из всего, что я видел. Я проснулся, смеясь от всей души и ощущая себя как шестидесятисемилетний ребенок с новой игрушкой. (Л.Р., Джексонвиль-Бич, Флорида)
«Ужас не имеет обстоятельства», — писал суфийский преподаватель Джалалудин Руми семь столетий назад, — «это плод воображения, преграждающий вам путь, как древесный засов закрывает дверь. Сожгите это препятствие». Ужас перед малоизвестным пугает посильнее, чем ужас перед известным, и нигде это так не справедливо, как во сне. Исходя из этого одной из самых адаптивных реакций на неприятную обстановку во сне будет встреча с ней лицом к лицу, о чем свидетельствует опыт жившего в девятнадцатом веке пионера осознанного сновидения Маркуса д’Эрви де Сен-Дени.
Я не осознавал, что дремлю, и считал, что меня преследуют страшные монстры. Я бежал через нескончаемую цепь проходных помещений, с большим трудом открывая и закрывая за собой разделяющие их двери, лишь чтобы опять услышать, как их открывают мои преследователи, издававшие наряду с этим ужасные крики. Когда я почувствовал, что они настигли меня, я проснулся, целый дрожа и обливаясь позже.
…Данный сон все более оказывал влияние на мою жизнь, по причине того, что в то время, когда я с ним сталкивался, мне, волею судьбы, никак не получалось привести себя в сознательное состояние, которое так довольно часто бывало у меня на протяжении сна. Но в один раз, в то время, когда он возвратился в четвертый раз, и мои преследователи уже готовы были возобновить погоню, в моем сознании нежданно пробудилось желание сразиться с этими фантомами, которое придало мне силы для преодоления собственного инстинктивного страха. Я не побежал, а мобилизовав то, что в данных условиях, возможно, возможно было бы назвать волей, вынудил себя прислониться к стенке и решил во всех подробностях разглядеть фантомов, на которых я до сих пор лишь оглядывался. Первоначально, соглашусь, я испытал достаточно сильное потрясение — так мой ум, защищался от пугающей его иллюзии. Я остановил взор на главном собственном преследователе, чем-то напоминавшем оскаленных, ощетинившихся демонов с соборного портика, и, в то время, когда желание замечать взяло верх над моими чувствами, заметил следующее: фантастический монстр приблизился ко мне на пара футов, посвистывая и подскакивая так, что прекратив его опасаться, я принимал обстановку скорее как комическую. Я увидел когти на одной из его лап; их было семь, весьма светло очерченных. Волосы его бровей, рана, зияющая у него на плече, и очень много вторых подробностей образовывали потрясающе подробную картину, одну из самых четких, какие конкретно мне доводилось видеть. Был ли это какой-то готический рельеф, хранящийся в моей памяти? В любом случае, мое воображение сделало его и подвижнее, и красочнее. Концентрация внимания на этом персонаже стала причиной тому, что остальные его компаньоны, как будто бы по волшебному велению, провалились сквозь землю. Сам же он, казалось, замедлил собственные перемещения, утратил яркость, а очертания его стали размываться, пока он не превратился во что-то наподобие парящей в воздухе связки тряпья, наподобие выцветших костюмов, каковые снимаются с витрины и продаются по дешевке на протяжении карнавала. Позже последовали пара незначимых видений, и я проснулся.
Похоже, это было последнее из кошмарных сновидений Маркуса. Поль Толи кроме этого отмечал, что открытое и храброе поведение во сне довольно часто ведет к тому, что внешний вид вторых существ делается менее угрожающим. Иначе, в случае если пробовать вынудить их провалиться сквозь землю, они смогут стать еще ужаснее, как при со Скоттом Спэрроу.
Чёрной ночью я стоял в прихожей около собственной помещения. В парадную дверь вошел папа. Я сообщил ему, что это я, причем так, как будто бы опасался напугать его либо вызвать наступление. Я опасался, сам не зная чего.
Посмотрев в сторону, я через дверной проем заметил чёрную фигуру, напоминающую громадное животное, и с кошмаром указал на нее. Животное, появлявшееся огромной тёмной пантерой, вошло в дверь. В кошмаре я протянул к ней руки и, положив их ей на голову, сообщил: «Ты всего лишь сон». Но нотки сомнения в этом утверждении помешали рассеять мой ужас.
Я помолился Иисусу, дабы он защитил меня, но ужас так и не провалился сквозь землю, пока я не проснулся.
В этом случае сновидец применял собственную осознанность, дабы постараться во сне вынудить провалиться сквозь землю устрашающее существо. Данный прием мало чем отличается от попытки убежать от монстров. Если бы Спэрроу додумался, что во сне пантера не имеет возможности нанести ему вреда, уже одна эта идея рассеяла бы его беспокойство. Ужас — это ваш нехороший неприятель во сне; если вы сходу не избавитесь от него, он будет расти, подавляя вашу уверенность в себе.
Но, многие начинающие осознанно сновидящие сначала склонны применять открывшиеся перед ними новые возможности для продолжения все более изощренных схваток испуганно. Это происходит из-за естественной инерции мышления. В случае если сон, в котором вам причиняют вред, делается осознанным сновидением, вы все равно станете удирать от опасности, кроме того зная, что бежать не от кого. В течение первых шести месяцев ведения записей собственных осознанных сновидений я иногда страдал от для того чтобы рода умственной инерции, пока следующий сон не поменял окончательно мое поведение.
Я удирал от кого-то, карабкаясь вниз по стенке небоскреба, как ящерица. Позже мне пришло в голову, что лучше было бы улететь из этого, и в то время, когда я полетел, то осознал, что дремлю. При приземлении мой сон и моя осознанность рассеялись. После этого я заметил, что сижу в лекционном зале и имею наслаждение слушать Идрис Шаха (выдающегося суфийского преподавателя), комментирующего мой сон. «Это прекрасно, что Стивен осознал, что спит, и смог полететь», — увидел он приглушенным голосом, — «жаль лишь, он не осознал, что не было никакой необходимости удирать, поскольку это был сон».
Нужно было быть глухим, дабы не усвоить этого урока. По окончании него я решил больше ни при каких обстоятельствах не избегать неприятных обстановок в осознанных снах. Но это не означало, что я планировал пассивно избегать распрей, ничего не предпринимая. Я принял жёсткое решение по поводу собственного поведения во сне: когда я пойму, что дремлю, я задаю себе следующие вопросы: (1) удираю ли я на данный момент от чего-то и удирал ли до этого? (2) Существует либо существовал ли во сне какой-либо конфликт? В случае если хотя бы один из ответов хорош, то вопросом чести для меня будет приложить максимумальные усилия, дабы встретиться с тем, чего я избегал, и дать добро конфликт. Я с легкостью вспоминал это правило фактически в каждом последующем осознанном сне и пробовал дать добро появлявшиеся конфликты, какими бы они ни были.
Удирая от кошмара в мир бодрствования, вы избавляетесь лишь от яркого восприятия тревожащего вас образа. Вы имеете возможность ощутить некое облегчение, но, подобно арестанту, что делает подкоп под стенке колонии, а оказывается в соседней камере, не получите подлинного освобождения. Более того, осознаёте вы это либо нет, вы останетесь со своим неразрешенным конфликтом, что когда-нибудь ночью в обязательном порядке появится опять. Помимо этого, у вас останется неприятный и нездоровый эмоциональный осадок, с которым вам нужно будет начать следующий сутки. Иначе, если вы не проснетесь, то сможете отыскать методы дать добро данный конфликт, что приведет к упрочнению вашей веры в себя и улучшению психологического здоровья. Тогда, проснувшись, вы почувствуете прилив сил, с которым и начнете сутки. Осознанное сновидение дает нам силы, дабы окончательно избавиться от кошмаров и, одновременно с этим, укрепить отечественное мужество, в случае если мы сумеем осознать, что тревожащие нас образы являются отечественным собственным творением.
ВСТРЕЧА С КОШМАРОМ! • Prey #9
