Я появился так поздно, что опоздал стать его учеником. Я обучался на спектаклях, поставленных Константином Сергеевичем, обучался, глядя на вежливых им артистов, обучался у тех, кого он научил и в кого верил. Тысячи фактов, и вдобавок больше преданий о том, как Станиславский шутил либо злился, сделали для меня этого человека родным, привычным, родным. Вот из-за чего мне думается, что я знаю Станиславского давным-давно.
Я видел Станиславского-артиста, в то время, когда еще не грезил о театре. Считанные разы я видел его, в то время, когда был студентом, и только в один раз, вместе с маленькой группой молодых режиссеров, имел счастье быть у него в гостях и разговаривать с ним. Это было незадолго до его смерти. Но необычное дело! Всю собственную сознательную судьбу я ощущал, что Станиславский был рядом со мной. Мне думается, что я познакомился с ним задолго до фактического знакомства, а длится оно сейчас. Вот уже более тридцати лет я в мыслях разговариваю с ним, задаю бесчисленные вопросы. Тридцать лет я ощущаю на себе его укоризненный взор. Все эти долгие годы я обучался его осознавать. Мне думается, что и он превосходно меня осознаёт. Осознаёт, в чем я не сильный, где неточен, осознаёт обстоятельство моих неточностей. Я неоднократно воображал себе Станиславского, наблюдающего поставленные мною пьесы. Воображал, что бы он сообщил, побывав на моей репетиции.
Нас, продолжающих сейчас обучаться у Станиславского, не так уж мало. У отечественного преподаватели показались новые ученики, которых он не знал при жизни. Кое с кем из ветхих учеников он в ссоре. Пьес Константин Сергеевич уже не ставит, но неоднократно я видел блестки его мыслей в образах и спектаклях, созданных моими современниками.
Документы утверждают, что Станиславский погиб. Более сорока лет его нет с нами. Для тех, кому сейчас двадцать пять, Станиславский — история. Он — реформатор сцены, совершивший переворот в драматическом мастерстве. И стоит он в одном последовательности с великими людьми, открывшими новые для собственного времени истины. Как Ломоносов либо Менделеев, Пирогов либо Попов.
Но что такое первый грозоотметчик Попова если сравнивать с новой радиотехникой… Многие юные и не весьма юные люди как раз так относятся к великим открытиям и к великим людям, появившимся задолго до их рождения. Все, само собой разумеется, знают, что без Попова не было бы телевидения и сегодняшней радиолокации, а без Ломоносова — современной физики. Но физика и история физики — различные науки. Как историю мы изучаем географию Птолемея, эстетику Аристотеля и медицину Гиппократа. Возможно, Станиславский — лишь красивая история? Возможно, он в собственности лишь прошлому?
Нет, нет, тысячу раз нет!
То, что открыл, чему учил Константин Сергеевич, в собственности сегодняшнему театру.
Многовековая история театра знает периоды упадка и расцвета, насчитывает тысячи имен великих артистов. Много раз опытные и любящие театр люди пробовали растолковать чудесное мастерство сцены, открыть тайны ее действия на людей.
Любая эра покинула собственную теорию театра. Собственные «совокупности» предлагали Аристотель и Дидро, Гете и Вагнер. И все эти совокупности были хороши для собственного времени. И все они сейчас остались только достоянием истории. То же было и в Российской Федерации. Продолжительное время противопоставляли у нас двух великих артистов — Каратыгина и Мочалова. Позднее творческие совокупности Художественного театров и Малого надвое поделили театральную общественность. Еще позднее появились театральные направления Пролеткульта, Мейерхольда, Таирова, ТРАМа. какое количество их было… И у молодежи появляется вопрос: а чем лучше совокупность Станиславского какой-либо другой совокупности?
На данный вопрос ответить и легко и тяжело. Легко вследствие того что нельзя путать то либо иное театральное течение либо направление со общими законами сценического творчества, открытыми Станиславским. Тяжело вследствие того что Станиславский — не только мыслитель и великий актёр, создавший науку о творчестве артиста, но и блестящий режиссер, создавший определенное театральное направление. Никто, не считая Станиславского, не соединил в единую стройную совокупность творческий опыт огромной плеяды выдающихся актеров XIX и XX столетий, никто, не считая Станиславского, не открыл объективные законы поведения человека на сцене, никто, не считая Станиславского, не пробовал отыскать сознательный путь к актерскому подсознанию…
Станиславский для театра сделал то, что Павлов для физиологии. Законы единства психологической и физической судьбе человека были в один момент открыты практиком учёным и Станиславским Павловым. И эти законы вечны, по причине того, что они не придуманы, а посоветованы судьбой. В случае если мы исповедуем реализм, для нас имеется лишь одна совокупность — совокупность, коренящаяся в реальности человека, и имеется десятки театральных течений, направлений, исканий. Как бы неожиданны ни были условные формы пьес, как бы смелы либо традиционны ни были декорации и костюмы, настоящее переживание, перевоплощение артиста в образ появляется лишь при одном условии — верности природе. Никто не имеет возможности без всяких последствий поменять ей.
Совокупность Станиславского формирует артиста, формирует режиссера, а позже — и пьесы…
Громадную задачу решает на данный момент коммунистический театр — как лучше помогать современникам, стремиться к высокой цели — готовить людей для жизни в коммунистическом обществе.
В дискуссиях и спектаклях рождается эстетика современного театра. А базу ее заложил Константин Сергеевич Станиславский собственной совокупностью и Столичный Художественный театр — ее практическим воплощением.
Станиславский, конечно, не знал, как и как изменится духовный вид советского человека, его эстетическое чувство. Но общие законы творчества артиста, открытые Станиславским, — наилучший на сегодня, самый правильный, самый современный компас. Его стрелка постоянно показывает на реализм. Тот, кто обладает этим компасом, не собьется с пути. Возможно, и родится гений, что предложит миру иную, более идеальную совокупность творчества актера. Пока же мир не имеет более очень способной совокупности театрального мастерства. Все лучшее, созданное день назад и сейчас, все красивое, что будет создано на следующий день, рождено великими открытиями Станиславского.
Совокупность страно несложна, как все очень способное. И немыслимо сложна. Кто знает и обожает жизнь — осознает ее. Кто гениален — освоит. Кто может осознать человека — осознает и учение Станиславского. Кто же принимает жизнь людей лишь через книги и пьесы, театральные рецензии и кинофильмы — тому Станиславский ничего не позволит.
Станиславский, изучая творчество великих артистов собственного времени и самого себя, выяснил законы, при которых артист может любой вечер вызывать в себе настоящие эмоции людей, которых он сейчас играется. Станиславский выяснил условия, при которых происходит акт перевоплощения артиста в художественный образ. Он внес предложение способ воспитания артиста, живописца, гражданина. Никакая эстетическая совокупность не следует ломаного гроша, если она не рождена практикой и практика не подтверждает ее.
Совокупность Станиславского проверена практикой театра. Школа Станиславского сумела поднять советское театральное мастерство на огромную высоту. Не просто так книги Станиславского переведены на все языки мира, а его имя признано самым великим всеми прогрессивными живописцами театра и кино земного шара.
Учение Станиславского, его опыт принадлежат всему советскому театру. На всех нас падает отблеск его славы. Исходя из этого на нас лежит огромная ответственность за судьбы театрального мастерства.
Наследство Станиславского — несметное достаток. Возможно промотать его либо жить на ренту, возможно дать в музей. Но да и то, и второе, и третье — правонарушение. Необходимо удвоить, утроить, удесятерить это достаток.
Живой Станиславский не имел возможности пожаловаться на невнимание современников. Его обожали зрители, у него была масса почитателей. Но одновременно с этим созданный им и Немировичем-Данченко Столичный Художественный театр с первых же дней стал мишенью для реакционной критики. До самых последних дней судьбы Станиславский не прекращал борьбы за реалистическое мастерство, против практиков и теоретиков ветхого театра. За продолжительную судьбу в мастерстве Станиславский обвинялся во всех смертных грехах — сначала его обвинили в подражательстве и эпигонстве, позже в тенденциозности и декадентстве, в идеализме и аполитичности, в насилии, эстетстве… До революции МХТ как прогрессивный театр имел массу проблем. Он неоднократно был незадолго до денежной смерти.
Неизвестно, как бы в будущем сложилась будущее Столичного Художественного театра, если бы не Великая Октябрьская социалистическая революция.
Война, голод, мороз, разруха не мешали Станиславскому играть на сцене, ставить новые пьесы, писать книги, учить молодежь. Он создавал студии, составлял проекты перестройки театрального дела, ездил на всевозможные совещания…
Вся жизнь Станиславского до предела была наполнена трудом. По окончании окончания изнурительного урока либо репетиции он подолгу разъяснял артисту либо молодому режиссеру сущность его неточности. В маленькие часы отдыха он писал книгу…
Станиславский при жизни стал легендой.
Безграничное обаяние, неуемная фантазия, одержимость театром в соединении с могучим темпераментом, детской непосредственностью, а основное, талантом делали Станиславского, по определению Максима Неприятного, «красавцем человеком». А в глазах молодежи Станиславский был легендарным рыцарем театра.
Все знали, что Станиславский в далеком прошлом и не легко болен. И все же смерть его была ударом. Известие о смерти Станиславского распространилось по Москве с немыслимой быстротой. Горе Художественного театра нельзя передать словами… Очередь людей, хотевших проститься со Станиславским, растянулась на километры. Москва провожала в последний путь великого революционера театра.
Совокупность Станиславского формировалась в битвах, рождалась в горниле тёплых споров. Рождалась в муках. Каждое ее положение тысячи раз проверялось экспериментально. Тысячи страниц исходников бессердечно браковались. Приверженцев нового способа работы приходилось вербовать поодиночке. Лишь по окончании революции уроки Станиславского стали достоянием театров, театральных школ и студий. Но дорога Станиславского к молодежи не была усыпана розами.
Споры противников и приверженцев Станиславского не утихали при его жизни, длились по окончании его смерти.
Сейчас о его системе и Станиславском не спорят.
В какое красивое мгновение случилось массовое прозрение — неизвестно. И это настораживает. Тем более что практика убеждает, что еще многие режиссёры и актёры, повесив в «передний» угол портрет Станиславского как икону, тайно поклоняются глиняным божкам. лентяи и Ремесленники с наслаждением достали из совокупности все облегчающее им жизнь — не учить текст роли, ничего не играться, быть физически «покойным» и т. п. Станиславский «оправдывает» их серость. Самовлюбленные, оригинальничающие режиссеры призвали Станиславского для «оправдывания» режиссерских фокусов…
Станиславский учил: «Нужно обожать мастерство в себе, а не себя в мастерстве». Но еще остались еще люди, приспосабливающие Станиславского для себя.
Для многих Станиславский — еще непрочитанная книга либо книга, в которой прочтены только первые страницы…
Совокупность Станиславского — не свод правил, каковые возможно зазубрить. Любой живописец обязан в один раз открыть ее в себе самом. Но открыть в себе — не означает заветам преподавателя. Нужно множить учение Станиславского на всегда движущуюся судьбу. Нужно развивать и совершенствовать законы творчества, открытые им.
Режиссер Станиславский прошел сложный путь к реализму, но как мыслитель и артист Станиславский всегда был верным последователем реализма в самом высоком, в самом глубоком, в самом правильном смысле этого понятия.
Станиславский всю жизнь искал и пробовал самые разные формы, репетиционные способы, педагогические приемы, дабы соединить собственную совокупность с практикой. Были пьесы более либо менее удавшиеся ему, но до конца дней собственных он не успокаивался, не удовлетворялся результатами . Он осознавал, он ощущал, что ни он сам, ни его театр еще не добрались до вершины. Станиславский видел ее, кликал людей на штурм данной вершины. Но не все его соратники сходу осознали его.
И Станиславский обратился к молодежи.
Незадолго до смерти, тяжело пациент, но, как неизменно, одержимый, он ведет студийную работу. Как раз сейчас были развиты базы высшей правды о природе театрального мастерства. Коротко Станиславский выяснил сущность собственного учения как способ физических действий. Возможно заявить, что на данный момент данный способ есть единственным и ничего равного ему в области актерского мастерства в мировом театре не существовало и не существует.
Станиславский — великий великий гражданин и художник театра нашей страны. Ни при каких обстоятельствах театр не был для него развлечением и забавой. Театр — кафедра, с которой возможно сообщить людям довольно много хороша. Вся красивая судьба Станиславского в мастерстве была служением добропорядочной идее борьбы за людскую счастье.
Основное в совокупности Станиславского — учение о сверхзадаче. Так Станиславский именовал главную идея пьесы, ее идею. Поиски верной и увлекательной сверхзадачи, подчинение данной сверхзадаче всего спектакля были основной заботой Константина Сергеевича в работе над постановкой. Но Станиславский не считал сверхзадачу венцом стремлений театра. Он расширил понятие сверхзадачи, предложив термин «сверх-сверхзадача». А понятие сверх-сверхзадача он расшифровал как цель судьбе человека-живописца, как идею, которая обладает всем творчеством артиста, режиссера, драматурга.
Сверх-сверхзадача, по Станиславскому, обязана сказать людям самое ответственное, самое сокровенное, самое необходимое сейчас. Она как бы перебрасывает мостик со сцены в зрительный зал, заставляет любую ветхую хорошую пьесу звучать современно, соединяет в едином порыве думы и зрителей и чувства артистов.
Как мало мы знаем Станиславского и как неумело пользуемся его учением о сверх- и сверх-сверхзадаче. какое количество еще ставится у нас пьес неизвестно для чего, неясно для кого… В то время, когда задаешь себе вопрос: любой ли твой спектакль оказывает помощь людям жить лучше, вернее осознать самих себя, отечественную реальность, воспитывать силы для борьбы и чувство великого братства — приходится ответить: нет, далеко не все…
Появившийся более ста лет тому назад, Станиславский являет собой пример высокой гражданственности, большого понимания долга перед народом. Так как лишь гражданственность, партийность живописца смогут сделать его современным.
Гражданственность Станиславского проявлялась прежде всего в режиссерской и педагогической работе. Высокие идеи спектакля и пьесы самыми узкими, казалось бы незримыми, средствами претворялись в образы людей, в их поступки. Неумолимая логика, психотерапевтическая достоверность, социальная точность каждого лица, характера, образа создавали на сцене настоящую картину судьбы и незаметно, но деятельно формировали мысли и эмоции зрителей.
Сверхзадача, идеал, гражданский пафос Станиславского соединялись с глубочайшей психотерапевтической и художественной правдой образа. тончайшее мастерство и Высокая идейность — это и имеется основное условие творчества живописца-реалиста.
Театр, учил Станиславский, призван показывать «жизнь человеческого духа». Мастерству, равнодушному к человеку, ненавидящему жизнь, учение Станиславского вечно чуждо. Мастерству, закрывающему глаза на реальность, удирающему от нее, Станиславский не нужен.
М. Неприятный назвал литературу человековедением. Человековедением занимается и театр.
Отечественное время — красивое время для расцвета мастерства человековедения. Целый обширный опыт Станиславского, его уроки, пьесы, книги оказывают помощь мастерам театрального мастерства постичь духовную сущность советского человека и привить ему совершенства новой красоты.
Современные юные люди почему-то воображают себе Станиславского этаким величественным «верным» старцем, ученым от мастерства. Какой это бред! Станиславский был страно горячим, пылким, увлекающимся человеком. Неистощимым на выдумки, озорным. В бешенстве ужасным. Но что меня , это его храбрость и мужество. Завоевав мировую славу, он написал книгу «Моя жизнь в мастерстве», в которой шепетильно и сурово перечислил и проанализировал все собственные неточности. Неточности, а не победы. Ну кто на данный момент так рискнет? Прожив три четверти века, открыв новую главу в истории мирового театра, воспитав плеяду изумительных артистов и, наконец, создав известную совокупность, он на старости лет заключил , что все сделанное им за полвека совсем не результат, а лишь начало пути. И уже отягощенный заболеваниями, он собрал начал и учеников все сызнова.
Да, Станиславский — большой пример человека всегда ищущего, ни при каких обстоятельствах не успокаивающегося, постоянно движущегося вперед.
Мастерство Станиславского — необычный сплав лукавого и мудрости юмора, ошеломляющего классической гармонии и фейерверка фантазии, задушевности и страсти. Он умел одинаково виртуозно играться и на литаврах и на узких струнах людской души. Его любовь к людям, вера в творческие силы народа соединялись с гневным протестом против всего чёрного, низменного, некрасивого. Он обожал, знал, верил в собственный народ и постоянно говорил ему правду.
Кто-то разрешил войти слух, что Станиславский не обожал, либо не ценил, либо кроме того не осознавал значения формы в мастерстве. Как может повернуться язык сказать это про создателя «Тёплого сердца», «Женитьбы Фигаро» и многих вторых шедевров!
Кто-то разрешил войти слух, что Станиславский был сухим и строгим в мастерстве. Чуть ли не аскетом и пуританином. Это Станиславский, что в «Хозяйке гостиницы» довел кавалера Риппафрату до того, что тот выдирал у нахальных Ортензии и Деяниры нижние юбки!
Кто-то настойчиво распространяет легенды о Станиславском — аналитике и рационалисте. А Станиславский как-то в пылу увлечения выбежал на сцену и начал показывать живой лошади, как нужно отмахиваться от жужжащих шмелей и оводов.
Станиславский — необыкновенный человек и обыкновенный гений. Человек, а не апостол. Ему были характерны и слабости. Он кроме того бывал несправедлив. Имел возможность накричать не за дело. И не на того. Он довольно часто болел ангиной. В юности был модником…
Собственную известную совокупность он в первую очередь создал для себя. Довольно продолжительное время он считал себя нехорошим актером. Весьма нескоро сделал вывод, что совокупность может понадобиться и вторым.
на данный момент совокупность Станиславского в собственности всем. Некогда ее пробовали насаждать силой, приказом. Разумеется, исходя из этого и ранее, да и по сей день, не вдумываясь в суть открытых Станиславским законов природы творчества, кое-кто назвал совокупность бюрократической инструкцией и сводом правил. невежды и Популяризаторы не осознали, что по самому собственному духу совокупность отвергает все правила. Совокупность не ставит живописца в какие-то рамки. Наоборот, она раскрепощает его творческие силы, открывает ему дорогу в громадный мир. Любой обязан открыть совокупность в себе самом. Совокупность — верность природе. Как и природа, она движется, изменяется, живет. Совокупность — бунт против догматизма. Каким же слепцом нужно быть, дабы понимать ее догматически!
Станиславским покинуты нам незыблемые законы реалистического стиля актерского мастерства, органического существования актера, методика добывания сценической правды. Но это не означает, что мы можем на этом основании вычислять себя высвобожденными от поисков, что нам больше нечего открывать и никаких неприятностей перед нами не следует.
Такая точка зрения глубоко порочна, по причине того, что она превращает законы совокупности в отвлеченную догму. Великим гением театра нам покинуто огромное наследие, но его открытие будет мертвой схоластикой, умозрительной абстракцией, в случае если мы в собственном рвении все взять в готовом, препарированном виде не сделаем его отечественной повседневной собственной практикой, не посмотрим на него живыми глазами современников.
Время идет, и само понятие правды в мастерстве не остается неизменным, статичным. Не может быть единой правды на все времена. Законы, сформулированные Станиславским, находятся в постоянном перемещении, развитии, и сейчас от нас требуется огромная затрата творческих сил, дабы любой раз заново открывать их для себя. Не просто знать эти законы, но в обязательном порядке сделать их собственными, нынешними, постараться так глубоко пробраться в их существо, дабы заметить, как бы сам Станиславский доходил к их пониманию сейчас, как сам он применил бы их в сегодняшней практике.
Лишь это будет делать совокупность любой раз живой, новой, таковой, какой желал ее видеть Станиславский. Как раз этого потребовал он от своих учеников и последователей. Не готовая рецептура, а действенное оружие в повседневной творческой практике! В другом случае, сколько бы мы ни клялись именем Станиславского, его великое открытие не будет иметь никакой настоящей цены. И без того уж сделано достаточно большое количество, дабы догматизировать его учение, дабы убить уважение к совокупности, вкус к живому претворению и выявлению ее законов в сегодняшнем театре. Такое отношение дискредитирует учение Станиславского, ведет к уничтожению ее живой, действенной силы и дает предлог для всякого рода нигилистических объявлений.
Положение Ленина о наследии, хранить которое — значит в первую очередь развивать, должно быть забрано нами на вооружение сейчас. Необходимо, дабы любой режиссер внес свою лепту в творческое претворение и развитие совокупности в практике сегодняшнего театра. Этого не имеет возможности сделать ни один человек лично; так же как в науке, в мастерстве период личных открытий сменился периодом, в то время, когда все новое возможно найдено лишь в следствии коллективных упрочнений группы одинаково мыслящих людей.
Нам нужно открыть для себя законы Станиславского в новом качестве, в новых проявлениях, потому что не существует и не существует в мастерстве некоего универсального приема, благодаря которому решалось бы любое сценическое произведение. Любой из нас обязан выполнить основной завет Станиславского — создать на базе его учения личный способ работы.
Я не претендую ни на какие конкретно теоретические открытия либо уникальные концепции. Я считаю себя учеником Станиславского. И просто хочу поделиться теми выводами, мыслями и наблюдениями, к каким я пришел в следствии моей собственной творческой практики.
В то время, когда мы придем к будущему театру, нас первым встретит юный, умный и лукаво радующийся Станиславский.
Он появился и жил для будущего театра, и монумент ему необходимо ставить в том месте. А сейчас он с нами. Лишь он в первых рядах.
Совокупность Станиславского — Время Искать (Live)
