Бытие-в-мире имеется исходно и неизменно целая структура. В прошлых главах (I раздел гл. 2-5) она была феноменально прояснена как целое и, все на той же базе, в ее конститутивных моментах. Этот в начале предобзор целости этого феномена потерял сейчас вакуум первого неспециализированного абриса. Действительно, впредь замечательная многосложность устройства этого структурного целого и его повседневного метода бытия может легко заслонить единый феноменологический взор на целое как таковое. Таковой взор обязан но оставаться тем более свободным и поддерживаться в тем более надежной готовности, что на данный момент мы поставим вопрос, к которому пытается по большому счету подготовительный фундаментальный анализ присутствия: как экзистенциально-онтологически выяснить целость распознанного структурного целого?
Присутствие экзистирует фактично. Спрошено об онтологическом единстве экзистенциальности и фактичности, соотв. о сущностной принадлежности данной к той. Присутствие на базе собственного сущностно ему принадлежащего размещения имеет метод бытия, в котором оно поставлено перед самим собой и открыто себе в собственной брошенности. Брошенность же имеется бытийный образ сущего, которое неизменно имеется сами его возможности, в частности так, что оно осознаёт себя в них и из них (на них себя бросая). Бытие-в-мире, к которому равноисходно принадлежат и бытие подручного и со-бытие с другими, имеется неизменно для самости себя. Но самость ближайшим образом и большей частью несобственна, человеко-самость. Бытие-в-мире неизменно уже в падении. Средняя повседневность присутствия может исходя из этого быть выяснена как падающе-разомкнутое, брошенно-бросающее бытие-в-мире, для которого в бытии при «мире «и в событии с другими дело идет о его САМОМ собственном умении быть.
Удастся ли схватить это структурное целое повседневности присутствия в его целости? Даст ли бытие присутствия распознать себя в таком единстве, дабы из него стала понятна сущностная равноисходность вскрытых структур вместе с принадлежащими к ним экзистенциальными возможностями модификации? Имеется ли метод достигнуть этого бытия феноменально на земле теперешнего состояния экзистенциальной аналитики?
очень плохо стоит вне вопроса: целость структурного целого феноменально недостижима через состраивание элементов. Это потребовало бы строительного замысла. Бытие присутствия, онтологически опорное структурное целое как таковое, делается доступно в некоем полном просмотре через это целое глядя на один исходно единый феномен, уже лежащий в целом, так что он онтологически фундирует любой структурный момент в его структуральной возможности. «Подытоживающая» интерпретация не имеет возможности потому быть собирательной сводкой прежде добытого. Вопрос об экзистенциальной основочерте присутствия сущностно отличен от вопроса о бытии чего-либо наличного. Повседневный опыт окружающего мира, оставаясь онтически и онтологически направлен на внутримирное сущее, не имеет возможности онтически исходно подать присутствие для онтологического анализа. Равным образом никакому имманентному восприятию переживаний не достаточно онтологически достаточной путеводной нити. Иначе, бытие присутствия нельзя дедуцировать из идеи человека. Вероятно ли из прошлой интерпретации присутствия вывести, какого именно онтически-онтологического подхода к нему оно само от себя требует как единственно адекватного?
К онтологической структуре присутствия в собственности бытийная понятливость. Существуя, оно само себе в собственном бытии разомкнуто. Метод бытия данной разомкнутости образуют понимание и расположение. Имеется ли в присутствии осознающее размещение, в каком оно особенным образом разомкнуто себе самому?
В случае если экзистенциальная аналитика присутствия желает сберечь принципиальную чистоту собственной фундаментально-онтологической функции, то для ответа предварительной задачи, обнаружения бытия сущего, она обязана искать одну из широчайших и исходнейших возможностей размыкания, лежащих в самом присутствии. Метод размыкания, каким присутствие ставит себя перед собой, должен быть таков, дабы в нем оно само стало доступно в известном упрощении. Вместе с разомкнутым в ней структурная целость искомого бытия обязана тогда стихийно выйти на свет.
Как одно такое удовлетворяющее методическим требованиям размещение в базу анализа кладется феномен кошмара. Разработка этого основорасположения и онтологическая черта размыкаемого в нем как для того чтобы отправляется от феномена падения и отграничивает кошмар от ранее анализированного родственного феномена страха. Кошмар как бытийная возможность присутствия вместе с самим в нем размыкаемым присутствием дает замечательную землю для эксплицитного схватывания исходной бытийной целости присутствия. Бытие последнего приоткрывается как забота. Онтологическая разработка этого экзистенциального основофеномена требует отграничения от феноменов, ближайшим образом напрашивающихся для отождествления с заботой. Подобные феномены сущность воля, желание, позыв и влечение. Забота не может быть дедуцирована из них, по причине того, что они сами в ней фундированы.
Онтологическая интерпретация присутствия как заботы лежит, как каждый онтологический анализ вместе с добытым в нем, далеко от того, что остается доступно доонтологическому пониманию бытия либо же онтическому знанию сущего. Что онтологически познанное простому рассудку на фоне единственно ему онтически известного чуждо, удивлять не должно. Однако уже и онтическая опора предпринятой тут онтологической интерпретации присутствия qua заботы может показаться притянутой и теоретически измысленной, совсем уж умалчивая о насильственности, какую смогут усмотреть в том, что классическая и выверенная дефиниция человека оказывается исключена. Из этого потребность в доонтологическом подтверждении экзистенциальной интерпретации присутствия как заботы. Она лежит в том свидетельстве, что присутствие уже рано, чуть высказавшись о самом себе, истолковало себя, пускай только доонтологически, как заботу (сига).
Аналитика присутствия, пробивающаяся вперед впредь до феномена заботы, призвана подготовить фундаментально-онтологическую проблематику, вопрос о смысле бытия по большому счету. Дабы от достигнутого направить взор четко на это, за рамки особенной задачи экзистенциально-априорной антропологии, должны быть ретроспективно еще подробнее схвачены те феномены, каковые стоят в теснейшей связи с ведущим бытийным вопросом. Это во-первых эксплицированные до сих пор модусы бытия: подручность, наличность, определяющие внутримирное сущее неприсутствиеразмерного характера. Потому, что до сих пор онтологическая проблематика осознавала бытие в первую очередь в смысле наличности («действительность», «мировая» реальность), а бытие присутствия оставалось онтологически неизвестно, требуется разбор онтологической связи заботы, мирности, подручности и наличности (действительности). Это приводит к более строгому определению понятия действительности в контексте дискуссии ориентированных на эту идею теоретико-познавательных постановок вопроса в идеализме и реализме.
Сущее имеется независимо от опыта, постижения и знания, какими оно размыкается, раскрывается и определяется. Но бытие «имеется» лишь в понимании сущего, к чьему бытию в собственности что-то такое как бытийная понятливость. Бытие может исходя из этого не быть концептуализировано, но ни при каких обстоятельствах – совсем не осознано. В онтологической проблематике с покон веков бытие и истину сводили совместно, не смотря на то, что не отождествляли. Это свидетельствует, не смотря на то, что в исходных основаниях вероятно потаенно, о понятности и необходимой взаимосвязи бытия. Для достаточной подготовки бытийного вопроса требуется исходя из этого онтологическое прояснение феномена истины. Оно проводится ближайшим образом на земле того, чего предшествующая интерпретация достигла с феноменами разомкнутости и раскрытости, высказывания и толкования.
Заключение подготовительного фундаментального анализа присутствия имеет соответственно темой: основорасположение кошмара как отличительная разомкнутость присутствия (§ 40), бытие присутствия как забота (§ 41), подтверждение экзистенциальной интерпретации присутствия как заботы из доонтологического самоистолкования присутствия (§ 42), присутствие, мирность и действительность (§ 43), присутствие, разомкнутость и истина (§ 44).
