Известный указ Петра «О вольности дворянской» подвергся тому же натиску «мифологов». С одной стороны, его содержание искажается то ли умышленно, то ли по незнанию предмета, с другой — историю его появления на свет снова?таки сводят к скверному смешному рассказу…
Из книги в книгу кочует история, как недотепа Петр, сбежав на свиданку к собственной Лизавете, закрыл в помещении вместе с «датской собакою» собственного секретаря Волкова, приказав за время его отсутствия сочинить какую?нибудь национальную бумагу, дабы все были уверенны позже: правитель не по бабам шлялся, а с заката до восхода солнца пребывал в трудах, аки пчелка. Дисциплинированный Волков, почесывая репу и бродя по помещению, наблюдал?наблюдал в отыскивании озарения на датскую собаку, но, не добившись от нее толковой подсказки, в итоге, все же и сам допер — ба, а не сочинить ли мне чего?нибудь этакое о вольности дворянской? И накропал за ночь…
Историю эту уже в конце XVIII века сам Волков поведал князю Щербатову. Тот сдуру поверил, засунул в свои работы — и отправилась писать губерния… Кроме того прекрасный историк Эйдельман, внимательный к источникам, пересказал данный дурной анекдот, как действительность…
Дело кроме того не в том, что Екатерина, кстати, покинула исчерпывающие воспоминания о Волкове как о субъекте ненужном для важной работы: красноречив, но ветрен до крайности, обожает только выпивать и радоваться, и единственное его преимущество — прекрасный почерк…
Указ данный — через чур важная и проработанная бумага, дабы быть «нацарапанным» за ночь недалеким секретарем. Более того, еще за месяц до той ночи приснопамятной ночи, совершённой Волковым в компании датского дога, Петр III посетил Сенат и в общем изложил содержание будущего указа! Что стало причиной всеобщее ликование. Сгоряча предлагали кроме того воздвигнуть императору монумент из чистого золота. Но Петр ответил: «Сенат может дать золоту лучшее назначение, а я своим царствованием сохраняю надежду воздвигнуть более долговечный монумент в сердцах моих подданных».
Итак… Вопреки устоявшемуся точке зрения данный указ вовсе не означал некоего права дворянства на «общее безделье». Напротив, он всего лишь ликвидировал тяжелое наследие «дракона столичного», в то время, когда люди, вопреки и состоянию организма, и склонностям?личному желанию и способностям выбрать ту либо иную область деятельности, обязаны были каторжным образом помогать четверть века «куды руководство рассудит».
Указ детально регламентировал все стороны судьбы дворянства — именно чтобы вольности не превратились в беспредел. Выходить в отставку как с военной, так и с гражданской работы разрешалось лишь в мирное время, с разрешения руководства. Это правило утрачивало силу на протяжении боевых действий, и за три месяца до их начала. Не запрещалось поступать на работу за границей — но лишь в «союзные» державы с обязательством по первому требованию возвратиться в Россию. его контор и Чиновников Сената отныне было выбирать сами аристократы «каждый год по препорции живущих в губерниях».
Строгая ответственность возлагалась на своих родителей за надлежащее воспитание детей. Родители всякого дворянского недоросля по достижении им двенадцати лет обязаны были письменно отчитаться, чему их сын научен, хочет ли обучаться дальше, и в случае если да, то где и чему (сравните с воспоминаниями Головина об обычаях Петр I). Новаторским было установление «прожиточного минимума» — те, кто имел меньше тысячи крепостных, должны были определять детей в Кадетский Корпус. Тех, кто вздумал бы покинуть детей «без обучения пристойных добропорядочному дворянству наук», Петр III прямо пугал «тяжёлым отечественным бешенством». А тех, кто примет решение уклониться от надлежащего обучения детей, предлагалось разглядывать «как нерадивых о добре неспециализированном» и ненавидеть «всем отечественным верноподданным и подлинным сынам Отечества». Им запрещалось не только оказаться при дворе, но и посещать «в торжествах и публичных собраниях».
Само собой разумеется, многие аристократы, взяв внезапно возможность невозбранно покинуть работу и возвратиться в поместья, применяли нежданную свободу только чтобы трескать наливочки и таскать в баню крепостных девок. Но много было и других — тех, кто занимался в собственных имениях науками, собиранием библиотек, просвещением. Достаточно отыскать в памяти Болотова, как раз именно поэтому указу ставшего большим ученым.
С легкой руки авторов смешных рассказов в советскую историографию без мельчайших поправок перешло вывод, словно бы все эти указы дурачку Петру «подсовывали» умные приближенные, а он их подмахивал не глядя, одной рукой держась за бутылку, а второй — то за Лизку Воронцову, то за Ленку Куракину. Но все, что мы уже определили, разрешает сказать с уверенностью: фактически все реформы Петра были его личной инициативой, приходившей в голову не «внезапно», а по окончании продолжительного изучения тех либо иных вопросов, по окончании напряженной интеллектуальной деятельности. Не напрасно по окончании смерти Петра все эти «умные советчики» как?то незаметно растеряли мудрость и совсем ничем себя не показали, но Екатерина многие годы проводила в судьбу очень многое из намеченного Петром (очевидно, приписывая авторство себе).
Уже цитированные не и Почкаев, нужно дать им должное, в собственной толстенной книге старательно перечисляют нововведения и реформы Петра, но делают из всего поведанного потрясающий по наивности вы вод: «Указы не принесли Петру желаемой популярности».
Не принесли?! Д лучшее подтверждение популярности Петра в народе — прямо?таки фантастическое количество самозваных Петров Федоровичей, возможно, превосходящее по численности всех «двойников» вторых коронованных особ. Напоминаю: «самозваные „Петры“ оказались не только в Российской Федерации, но и за границей — и за ними шли, им верили, им подчинялись, за них дрались и умирали. В случае если это не подтверждение популярности, то что такое популярность по большому счету?!
Заичкин с Почкаевым — занимательные парни. В одном месте они в полном соответствии с исторической правдой пишут, что до четырнадцати лет юный Петр воспитывался в лютеранстве, но всего несколькими страницами потом объявляют его… католиком! Из-за чего уж тогда не магометанином? Господа мои, между католичеством и лютеранством имеется некая отличие, и ее следовало бы ведать тем, кто пишет претендующие на научность толстенные книги!
Но Заичкин с Почкаевым правы все же в одном. Все указа Петра, вся его деятельность не принесли ему популярности… у гвардии! Вот уж у гвардии точно не принесли! Напротив. А это, как мы не забываем, в Российской Федерации Гвардейского Столетия означало весьма и довольно много…
И пахло это — смертью!
За рассказом о Петр III и его деятельности мы как?то забыли о отечественных янычарах… Где они, кстати? Чем дышат, о чем толкуют, чего желают?
Переворота!!!
«Архивы истории». «О даре свободы и вольности всему русскому дворянству», 1762 год
