Тяжело обрисовать, с каким беспокойством хорошие жены встретили Кэт Харстон, в то время, когда ее привезли к ним на Филлимор-Гарденс. Хорошая госпожа Димсдейл прижимала ее к собственной широкой груди, целовала, бранила и проливали над ней слезы, а врач был так взволнован, что принялся свирепо хмуриться, покрикивать и звучно топать ногами, дабы хоть как-то сдержать собственные эмоции.
— Неужто вы правда пологали, что мы имели возможность вас забыть, не смотря на то, что мы так обезумели, что по требованию этого злодея прекратили вам писать? — задал вопрос он, погладив Кэт по бледной щечке и ласково ее поцеловав.
— Я была таковой глупенькой, — ответила она, мило краснея и поправляя волосы, пара растрепавшиеся от столь ласковой встречи.
— Но какой подлец… какие конкретно подлецы! — зарычал врач, взмахивая кулаком и пританцовывая на половичке перед камином. — Дай всевышний, дабы их изловили до начала суда!
Но молитва хорошего врача услышана не была, и перед судом предстал один лишь Бурт. Все наши друзья отправились в Винчестер, дабы давать показания, и бывший рудокоп был признан виновным в убийстве Ребекки Тейлфорс и приговорен к смертной казни. Он был казнен через 20 дней и погиб, как и жил, нераскаянным безбожником.
Рядом от Филлимор-Гарденс имеется маленькая скромная церковь, в которой мелкий скромный священник каждое воскресенье произносит проповедь с простенькой кафедры. Церковь эта находится в Касл-лейн, узеньком тупичке, и, не смотря на то, что всего в каких-нибудь ста ярдах от нее проходят много благочестивых людей, о ее существовании практически только бог ведает, потому что она так и не обзавелась гордым шпилем, а колокол ее столь мелок, что простой разносчик подымает куда больший трезвон. Вот из-за чего прихожане ее весьма немногочисленны и непостоянны, если не считать двух-трех семей, каковые, случайно зайдя в нее, почувствовали, что получили тут подлинный духовный приют. Неоднократно бедный священник готов был проливать слезы, в то время, когда, израсходовав семь дней на то, дабы отделать и отшлифовать собственную проповедь, он внезапно обнаруживал в воскресенье, что обязан произносить ее перед безлюдными скамейками.
Так вообразите же удивление хорошего старика, в то время, когда к нему обратились прося заявить в один момент о бракосочетании двух пар (причем, как ему было известно, и невесты и женихи принадлежали к избранному кругу), а помимо этого, сказали, что соединит эти пары вечными узами он сам в собственной церкви. От полноты эмоций он срочно приобрел очень некрасивую тёмную шляпку, украшенную красными и веткой сирени вишнями, и празднично преподнес ее собственной супруге, которая по доброте душевной сердечной не замедлила прийти в восхищение, а позже медлено спорола все крикливые украшения и заменила по собственному вкусу. Немногочисленные прихожане были не меньше поражены, услышав, что Тобиас Клаттербек, холостяк, собирается сочетаться браком с Лавинией Скэлли, вдовой, а Томас Димсдейл питает такие же намерения по отношению к Кэтрин Харстон, женщине. Они не замедлили сказать об этом своим приятелям и привычным, так что маленькая церковь внезапно прославилась, и священник не только сказал собственную любимую проповедь о бесплодной смоковнице перед бессчётными слушателями, но и собрал в данный сутки такую сумму пожертвований, о которой ни при каких обстоятельствах не смел и грезить.
Но в случае если это оглашение прославило церквушку в Касл-лейн, то что же возможно сообщить о том дне, в то время, когда к ней подкатила вереница прекрасных карет с прекраснейшими кучерами, каковые все, будучи людьми женатыми, хранили на лице выражение брезгливой скуки, как будто бы хотя продемонстрировать, что они сами через это в далеком прошлом прошли и все это им досконально известно. Из первой кареты выпрыгнул очень щеголевато одетый джентльмен, действительно, средних лет и склонный к полноте, но весьма бодрый и румяный. Его сопровождал большой человек со светло-каштановой бородой, то и дело посматривавший на собственного спутника с озабоченностью, которую на протяжении ответственного боксерского матча испытывает секундант, опасающийся, что его подопечный вот-вот будет нокаутирован. Из второго экипажа вышел загорелый юный человек крепкого сложения, а за ним — морщинистый старичок, одетый очень элегантно. Данный последний очень сильно переживал и, пока они шли по проходу, два раза ронял бледно-зеленую перчатку. Все четверо остановились в дальнем углу и начали негромко переговариваться, изнывая от невыносимой неловкости — простой удел сильного пола при аналогичных событиях. Господин Гилрей, шафер Тома, был представлен фон Баумсеру; все держались очень любезно и отчаянно нервничали.
Но вот послышалось шуршание шелка, и все глаза устремились к центральному проходу, по которому шествовали к алтарю невесты. Госпожа Скэлли смотрелась столь же очаровательно, как и в тот сутки, пятнадцать лет назад, в то время, когда она в последний раз принимала участие в аналогичной церемонии. На ней было жемчужно-серое платье и такая же шляпка, а в руке она держала красивейший букетик, для которого майору было нужно обегать целый Ковентгарденский рынок. За ней шла Кэт, неординарно прелестная в атласном платье цвета слоновой кости и кружевной вуали, как будто бы сотканной феями. Чёрные ресницы ее фиалковых глаз были опущены, а щеки окрасил легкий румянец смущения, но походка ее была жёсткой, и она без колебания отвечала, как положено, на вопросы мелкого священника, державшегося весьма празднично. Посаженый папа, врач Димсдейл, в шикарном жилете, сияя ухмылкой, вручал невест их будущим мужьям самым широким жестом. А рядом стояла его жена в лиловом бархате и слезах. Находилось при церемонии и множество друзей и родственников, включая обоих социалистов, которых пригласил майор, — сидя на боковой скамейке, они обширно радовались всем окружающим.
После этого участники церемонии расписались в церковной книге, и начались такие поцелуи, рыдания и раздача вознаграждений, каких эта церквушка еще ни разу не видела. Госпожа Димсдейл была свидетельницей и обязательно желала расписаться на строке, предназначенной для невесты, что стало причиной множество радостных смеха и шуток. После этого одышливый орган заиграл «Свадебный марш» Мендельсона, и майор, выпятив грудь, прошествовал со своей супругой по проходу, а за ним Том вел Кэт, глядя по сторонам гордыми и радостными глазами. Кареты подкатили к крыльцу, захлопали створки, защелкали кнуты, и еще две пары рука об руку отправились по дороге судьбы, которая ведет… кто знает куда.
Свадебный ланч был устроен на Филлимор-Гарденс — прекраснейший ланч. Находившиеся до сих пор вспоминают, какой тост за здоровье молодоженов провозгласил врач Димсдейл и с каким восхищением встретили данный тост все остальные. Вспоминают они и витиеватую обращение, которую сказал майор, благодаря за данный тост, и мужественную скромность Тома, сказавшего за ним. Вспоминают они и множество вторых забавных происшествий и прекрасных речей. Как фон Баумсер внес предложение выпить за здоровье Бюлова из Киля, а Бюлов из Киля — за здоровье врача Димсдейла, что выпил за здоровье русского с непроизносимой фамилией, по окончании чего русский, не имевший возможности ответить речью, спел революционную песню, которой никто не осознал. Так радостно и приятно прошел данный ланч, а позже были поданы кареты, и новобрачные, осыпаемые добрыми пожеланиями и рисом, отправились в собственные свадебные путешествия.
Долги компании «Гердлстон» были менее грозными, чем полагали. По окончании исчезновения главы компании в конторе на Фенчерч-стрит началась было паника, но ревизия книг продемонстрировала, что, не обращая внимания на неверные записи, торговля последнее время шла очень удачно и потребуется не через чур большая сумма, дабы компания имела возможность снова подняться на ноги. Димсдейл дал этому предприятию целый собственный капитал и всю собственную энергию, а помимо этого, внес предложение Гилрею стать его компаньоном, что принесло большое количество пользы им обоим. И сейчас компания «Димсдейл и Гилрей» занимает почётное место и видное среди компаний, ведущих торговлю с Африкой. Из служащих у них капитанов самым громадным их уважением и доверием пользуется Макферсон, чья шлюпка благополучно преодолела буруны, погубившие его бывшего шкипера, как и его хозяина.
Судьба Эзры Гердлстона малоизвестна. Действительно, много лет спустя некоторый коммивояжер поведал Тому о бедном, опустившемся оборванце, завсегдатае самых низкопробных притонов Сан-Франциско, что в итоге был убит на протяжении пьяной драки. По описанию, он был похож на младшего Гердлстона, но ничего определенного узнать так и не удалось.
А сейчас я обязан проститься с рожденными моим пером людьми, в обществе которых я совершил столько времени. Я вижу, как они уходят в будущее, становясь умнее и радостнее. Вот майор, все так же выпячивающий грудь, излеченный от многих собственных богемных привычек, но все такой же искусный рассказчик и добряк. А вот и его верный друг фон Баумсер, постоянный гость за его гостеприимным столом, с таким упорством пичкающий сластями юного Клаттербека, не замедлившего показаться на свет, что его возможно заподозрить в сговоре с домашним врачом. Госпожа Клаттербек, все такая же пышная и добрая, неустанно пробует положить финиш данной тайной контрабанде, но коварный немец умудряется перехитрить кроме того ее. Я вижу, как ее муж и Кэт, ставшие значительно лучше из-за перенесенных страданий, делают безоблачно радостными последние годы хороших старичков, каковые так гордятся своим сыном. Я смотрю на них всех, а они все дальше отодвигаются в смутный сумрак будущего; но, закрывая эту книгу, я знаю: что бы ни ожидало нас в том месте, им извечная справедливость всего сущего сулит одно лишь счастье.
Застежка из подвижных узелков для бус и браслетов собственными руками
