Ире стоит попробовать упражнения на крайности — они иногда бывают очень полезны. В ходе такого упражнения здравый смысл изгоняется из репетиционной комнаты, и артист играет всего одно действие, но в его крайнем проявлении. Джульетта может сыграть сцену с матерыо, словно пытаясь развеселить ее (до крайности), или напугать ее (до крайности), или унизить/соблазнить/просветить ее и т.д. и т.п. Иногда все это выглядит смешно, иногда скучно, но бывает, что одна реплика или один момент действия вспыхивают безусловной жизнью. И именно эта секунда дает нам пищу для размышления, ибо именно в этот момент к невидимой работе прибавляется что-то живое. Затем упражнения на крайности необходимо забыть, но — что удивительно — они не пройдут бесследно.
Чем больше упражнений Ира проделает для «подпитки»» невидимого сознания, тем конкретнее и определеннее станет ее видимая мишень. Например, представим, что однажды Ира попытается на репетиции сыграть сцену с леди Капулетти, поставив себе единственную задачу — заставить мать обнять ее. Один-единственный раз все участники репетиции позволят ей играть это действие в его самой крайней, самой нелогичной форме.
Выходя играть ту же самую сцену в следующий раз, Ира почувствует, что невидимая работа наложила отпечаток на то, что она видит. В том, как она увидит мать, будет больше истории отношений и больше уверенности. То есть мишень развивается сама, вне нашего сознательного контроля.
В женщине, которую увидит Ира, будет уже больше конкретности. У Иры будет больше шансов увидеть истинно двойственную мишень. Даже если двойственность леди Капулетти скрыта от видимого сознания Джульетты, эта двойственность окажется зарегестрирован- ной в невидимом сознании нашей героини. Раз и навсегда.
Отнюдь не очевидно, как невидимое сознание влияет на видение и поведение видимого сознания. Нам придется примириться с таинственностью данного механизма. И хотя мы не понимаем природы этого процесса, нам будет полезно довериться ему. Мы же не знаем, что заставляет нас дышать. Но вряд ли разумно было бы перекрыть себе кислород только потому, что мы слабо представляем себе поэтапный процесс работы респираторного аппарата.
История
Один богатый коллекционер старинной китайской керамики-терракоты пришел в ярость, когда ему продали очередную подделку. Он нашел лучшего в мире специалиста по китайской керамике и решил научиться разбираться в терракоте. Специалист — древний старец — жил очень просто, но запросил с ученика огромные деньги за курс обучения. Курс был рассчитан на шесть недель, и на эти шесть недель коллекционер обязался во всем подчиняться учителю. Наш миллионер прибыл в келыо, где жил старец-аскет. Прибыл с десятком фотокамер и компьютеров. Старик попросил оставить все оборудование за дверью. Миллионер подчинился. Оборудование растащили другие старцы-аскеты. Миллионер краснел от злости, но ему приходилось продолжать подчиняться учителю — он все же хотел научиться отличать настоящую керамику от подделок.
В первый день занятий старик завязал ему глаза, отвел в коровник и дал ему в руки кусок керамики. Миллионер ожидал объяснений, но их не последовало. Так он и просидел двенадцать часов кряду, а вместо чая ему дали теплого молока яка.
На следующий день повторилось все то же самое — повязка на глаза, керамика, молчание. Так продолжалось пять с половиной недель. Каждый день то же самое. Миллионеру пришлось прикусить язык. Он очень злился, но ему хотелось постичь секреты старца. Через шесть недель, старик как всегда завязал ему глаза, дал в руки кусок керамики, и миллионер, наконец, взорвался. Он разбил керамику об близлежащий череп яка и сорвал с глаз повязку.
И наш коллекционер заорал на старца: «Ты заставил меня притащиться в этот богом забытый монастырь, позволил своим дружкам разворовать мои компьютеры, ты каждый день травил меня этим вонючим молоком яка, принуждал носить повязку для глаз с рассвета до заката — и теперь, чтобы окончательно оскорбить меня, ты только что вместо настоящей керамической статуэтки сунул мне в руки подделку!»
отношения
Как бы любой отшельник ни старался избегать любых взаимоотношений с миром, даже если мы возьмем отшельника-атеиста, живущего в изолированном от окружающего мира танкере, ему все равно не избавиться от самых всепоглощающих взаимоотношений — отношений с самим собой.
Это полезный принцип для зажатого артиста. У Джульетты, в первую очередь, есть отношения с Джульеттой. Как и все отношения, эта страстная связь постоянно находится в движении.
Как мы уже говорили, самый лучший способ для Иры «стать» Джульеттой — это увидить те же мишени, что видит Джульетта. Но как Джульетта видит самое себя? Она видит в себе то, что ей хотелось бы изменить. Может быть, она слишком высокая? Слишком смышленая? Слишком зависимая? Чем бы она хотела отличаться от себя самой? Какой она предпочла бы быть? Меньше самоконтроля? Больше спонтанности? Меньше самоуверенности?
То, что Джульетта видит, глядя в зеркало, безусловно важно, но не так важно как то, что она предпочла бы видеть в зеркале. То, что Джульетта думает о себе, жизненно важно.
Создание спасительного расстояния между одним «мною» и другим «мною» может необычайно рассводобить зажатого актера.
ИЗ КРАЙНОСТИ В КРАЙНОСТЬ — что делать? (проект ХочуЖитьИначе)
