Виктор спросил:
– Тебе что нужно?
Ваня осмотрел всех, и ему все понравилось – такой знакомой была длинная улыбка Игоря, так тепло ощущалось соседство Володи Бегунка и девушки в красной повязке. Ваня не затруднился с ответом:
– Чего мне нужно? Я, знаете, что? Я буду здесь жить.
– Это еще посмотрим, будешь или нет.
Но Ваня был уверен в своем будущем:
– Буду. Уже целый месяц все сюда иду и иду.
– Ты бекспризорный?
– Нет… я еще не был беспризорным.
– Ваня Гальченко.
– Родители у тебя есть?
Ваня на ьэтот вопрос не ответил, а только головой завертел, не отрываясь от Виктора взглядом.
– Нету, значит, родителей?
– Они… они были, только взяли и уехали.
– Отец и мать? Уехали?
– Нет, не отец и мать.
– Разбери себя. Рассказывай по порядку.
– По порядку? Отец и мать умерли, давно, еще была война, тогда отец пошел на войну, а мать умерла…
– Значит, родители умерли?
– Одни умерли, а потом были другие. Там… дядя был такой, и он меня взял, и я жил, а потом он женился, и они уехали.
– Бросили тебя?
– Нет, не бросили. А сказали: пойди на станцию, купи один фунт баранины. Я пошел и все ходил, а баранины нигде нету. А они взяли и уехали.
– Ты пришел домой, а их нет?
– Нет. Ничего нет. И родителей нету, и вещей нету. Ничего нету. А там жил хозяин такой, так он сказал: ищи ветра в поле.
– А потом?
– А потом я сделал ящик и ботинки чистил. И поехал в город.
– Та?ак, – протянул Виктор. – Как скажете, товарищи бригадиры?
Сказал Нестеренко:
– Пацан добрый, да и куда же ему деваться? Надо принять.
Кто?то несмело:
– Но у нас же мест нет?
Володя стоял у дверей:
– Вот я скажу, Торский!
– Говори.
– Мы с ним вместе будем. Вместе! На одной кровати. Зырянский перед этим долго рассматривал Ваню, а теперь одобрительно притянул его к себе:
– Правильно, Володька, давайте его в четвертую бригаду.
Игорь встал:
– А я прошу, если можно, в восьмую. Я тоже могу уступить пятьдесят процентов жилплощади.
Володя обиженно закивал на Игоря головой:
– Смотри ты какой! Ты еще сам новенький! В восьмую! А твой бригадир молчит! А ты за бригадира?
Виктор на Володьку прикрикнул:
– Володька, это что за разговоры!
Володя отошел к дверям, но на Игоря смотрел сердитым, темным глазом, и полные губы его шевелились, продолжая что?то шептать, видно, по адресу Игоря.
Из бригадиров коротко высказывалось несколько человек, каждый не больше, как в десяти словах:
– Пока еще не разбаловался, нужно взять.
– Мальчишка правильный, видно. Берем.
– Это хорошо. Он еще не познакомился с рапзными там тетями, так из него человек будет. А нам отгонять его от колонии, рука ни у кого не повернется.
Клава Каширина недовольно сказала:
– И чего вы все одно и то же? Конечно, нужно принять, а только пускай Алексей Степанович скажет, как там по правилам выходит.
Ее поддержали, обернулись к Захарову, но Володя Бегунок предупредил слово заведующего:
– Вот постойте! Вот постойте! Вот я расскажу. Алексей Степанович, понимте, в прошлом году пришел такой пацан, да этот, как же, Синичка Гришка, он у тебя в десятой бригаде, Илюша. А его тогда не хотели принимать. Сказали: места нету и закона такого нету. И не приняли. А он две недели в лесу жил. И опять пришел. И опять его не приняли. Сказали: почему такое нахальство, его не принимают, а он в лесу живет. И взяли его и повезли в город, в спон, еще ты возил, помнишь, Нестеренко?
– Возил, – Нестеренко улыбнулся и покраснел.
– Возил, а он от тебя из трамвая убежал. Помнишь, Нестеренко?
– Да отстань, помню.
– Убежал и начал опять в лесу жить. А потом вы, Алексей Степанович, взяли и сказали: черт с ним, давайте его возьмем. И еще тогда все смеялись.
И видно было, что тогда все смеялись, потому что и теперь по лицам заходили улыбки. А только нашелся голос и против Володькиной сентенции. Голос принадлежал бригадиру третьей, некрасивому, сумрачному Брацану:
– Много у нас воли дали таким, как Володька. Он трубач, с дежурством шляется целый день, так теперь уже и речи стал говорить на совете бригадиров. По?твоему, всех принимать? Ты знаешь, какая у нас колония?
– Знаю… Правонарушительская?
– Такая она и есть.
– И вовсе ничего подобного.
Виктор прекратил прения:
– Довольно вам!
Но Воленко считал, что вопрос поднят важный:
– Нет, Виктор, почему довольно? Брацану нужно ответить.
– Ты ответишь?
– Надо ответить. Брацан давно загибает.
– Чего загибаю?
– Говори, Воленко.
– И скажу. Ты, Брацан, так считаешь: правонарушитель – человек, а все остальные – шпана. Я не знаю, кто ты такой, правонарушитель или нет, и знать не хочу. Я знаю, что ты хороший товарищ и комсомолец. Ты что? Гордишься, что под судом был? В твоей бригаде Голотовский не был под судом, а я Голотовскому все равно не верю. И вы ему не верите: скоро год, как в третьей бригаде, а до сих пор не колонист.
Воленко кончил речь, но, видно, Брацана не убедил. Брацан, по?прежнему сердитый, сидел на своем месте.
– Слово Алексею Степановичу.
– Ты, Филипп, нехорошо сделал, напрасно этот вопрос зацепил. Правонарушители – это дети, которым прежде всего нужна помощь. Советская власть так на них и смотрит. И правонарушителям этим гордиться нечем, разве можно гордиться несчастьем! И вот пришел мальчик. У него тоже несчастье, и ему тоже нужна помощь.
– А почему нашу колонию приспособили?
– Потому что в колонии прекрасно работаете и прекрасно живете. Теперь в споне кричат: «Это наша колония!» А если бы наша колония была плохая, так кричали бы на другое: «Это ваша колония!» А на самом деле эта колония…
Петька Кравчук, стоящий возле дверей, закричал:
– Наша!!
Покрывая общий смех, Виктор возмутился:
– Ну что ты скажешь! Он опять здесь! Вопрос выяснен. Голосую: кто за то, чтобы принять Ваню Гальченко в четвертую бригаду?
Душа у Вани Гальченко замерла, когда поднялись руки. Только один его глаз покосился на Брацана, и поразился: Брацан улыбался ему, и лицо у него было красивое и вовсе не сумрачное.
– Единогласно. Алешка, бери его. Стойте, чего загалдели? С Чернявиным, значит, остается по?старому – сборочный цех. А кроме того, он слово дал. Закрываю совет бригадиров.
Вечером в спальне четвертой бригады было весело. Алеша Зырянский поставил Ваню между коленями, расспрашивал, шутил, пугал. Потом все уселись за стол и выслушали рассказ Алеши о том, какая славная, непобедимая существует на свете четвертая бригада трудовой колонии им. Первого мая и какие в ней замечательные пацаны! Этот самый Алеша Зырянский, которого боялась вся колония, в дежурство которого все вставали на полчаса раньше, чтобы лучше приготовиться к поверке, сейчас сверкал глазами, с трудом сдерживая улыбку и откровенно рассыпал восторженные слова о четвертой бригаде.
– Не бригада, а протсо пирожное! А пацаны у нас какие, Ванька! Ой, и пацаны ж, не знаю даже, кто лучше, даром что у нас самые малые собрались. На кого ни посмотри: вот тебе Тоська Таликов, ты на него только глянь: вот будет бригадир, да у него уже сейчас сестра бригадиром одиннадцатой. А Бегунок! А Филька Шарий! А Кирюшка Новак! А Федька и Колька Ивановы! И Семен Гайдовский, и Семен Гладун! И еще Петька Кравчук!
На Ваню смотрели разные лица: то смуглые, то румяные, то красивые, то не очень красивые, то открыто доверчивые, то доверчивые с иронией, то веселые, то забавно?серьезные, то нахмуренные просто, то нахмуренные через силу, но все одинаково счастливые, гордые своей бригадой и бригадиром, довольные, что живут они на советском свете с честью и умеют за эту честь постоять. Потом Алеша сказал, что он будет перечислять недостатки. Алеша заявил, что он скажет только по одному недостатку на каждого, но зато этот недостаток очень важный. И сказал, что Володька важничает, Петька Кравчук задается, он там где?то был дезорганизатором, Кирюшка думает, что он самый красивый, Гайдовский думает… одним словом, недостатки у всех были одинаковые: все воображали, думали и задавались. Алеша закончил:
– Никогда не нужно себя хвалить, потому что это очень глупо и для четвертой бригады не подходит. Лучше я вас похвалю, когда придется к слову. Дежурный по бригаде!
Володя выскочил из?за стола и вытянулся перед бригадиром:
– Есть, дежурный по бригаде!
– Барахло Ванюшино!
– Есть, Ванькино барахло!
Володя торжественно поднес:
– Получи, Гальченко! Вот трусики, голошейка, тюбетейка. А это мыло. А это пояс. А это простыни, а это полотенце. А школьный костюм завтра. Идем! Там душ горячий. А кто будет Ванькиным шефом?
– Ты и буешь шефом.
– Есть! Алеша, дай машинку, мы его сейчас – Володя показал пальцами.
В дверь заглянул Игорь Чернявин.
– К вам в гости можно?
– Можно.
– Хоть ты меня и собирался выгнать, я на тебя не обижаюсь.
– У нас нет такой моды – обижаться.
Ваня воззрился на Игоря:
– Выгнать? За что?
– Он большой барин. А может, наследство от кого получил.
Ваня захохотал:
– От бабушки? Да?
Игорь поднял Ваню на руках:
– Смотри, Ваня! А скажи, где твой ящик?
Он поставил его на пол.
– А тот украл… Рыжиков. И десять рублей.
– А Ванда?
– Не знаю.
Володя нетерпеливо дернул Ваню за рукав.
– Идем!
Мальчики побежали по коридору. Зырянский улыбнулся Игорю:
– Не обижайся, Игорь. Это называется: горячая обработка металлов.
Владимир Епифанцев в дерзком боевике “ Банды “