Подростковый возраст – один из самых трудных этапов, которые приходится переживать личности в процессе ее становления. В этом возрасте ребенок уже чувствует себя взрослым, но еще не может нести всю полноту ответственности за свои поступки.
Жизнь постепенно приучает его к тому,
что не все дается просто так, стоит лишь протянуть руку,
что нужно и научиться просить,
нужно нести ответственность за свои поступки, слова и действия,
нужно научиться считаться с тем, что мир, к сожалению, вовсе не вертится только вокруг тебя, как это кажется маленькому ребенку, но что в мире есть другие люди и каждый из них имеет свои сферы интересов, свои притязания, свои ожидания…
Ребенок в подростковом возрасте отрицает все, что, как ему кажется, связывает его с детством: сказки, нежные теплые взаимоотношения, простое доверчивое отношение к людям и к миру, веру в Деда Мороза, а с ним – и веру в чудеса, в реальность волшебства в обычной повседневной жизни.
Подростковый возраст очень важен тем, что именно в этом возрасте складываются основные «разочарования», которые затем будут влиять на восприятия мира человеком во взрослом возрасте. В этом возрасте дети крайне чувствительны к воздействиям извне, особенно – к негативным воздействиям. Внутреннее отрицание мира детства с одной стороны и неумение еще адаптироваться в мире взрослых – с другой, порождает подростковый негативизм, который легко воспринимает любое отрицательное воздействие со стороны окружающих. Обиды, испытанные ребенком в этом возрасте, несправедливость, допущенная по отношению к нему, могут сформировать стойкое отрицательное отношение к внешнему миру, которое на подсознательном уровне будет перенесено и во взрослую жизнь и в последующем может оказывать свое отрицательное воздействие на протяжении всей жизни человека.
Ответственность родителей по отношению к своим детям в этом возрасте заключается в том, чтобы показать ребенку, что все доброе и теплое, что есть в мире детства, присутствует и во взрослой жизни (речь идет о чуде и теплых доверительных взаимоотношениях между людьми). Что все это – является не своеобразными маркерами возраста, а маркерами отношения к жизни в целом. Наверное, единственно правильного отношения к жизни. Во всяком случае, такого отношения, которое позволяет наслаждаться жизнью и всем тем, что она дает – и плохим, и хорошим. Наслаждаться уже самим фактом бытия и жития.
К сожалению, научить ребенка жить радостно, всегда надеясь на лучшее, в соответствии с фразой «Делай что должен и будь что будет» можно только одним единственным способом – жить по таким законам самому. Правило «Нельзя научить ребенка тому, что не умеешь сам», как никогда актуально в подростковом возрасте. В этот период ребенок отрицает все авторитеты, больше времени предпочитает проводить наедине с самим собой и со своими друзьями, как никогда остро чувствует ложь и фальшь в словах и поступках и буквально подсматривает за взрослыми с тем, чтобы поймать их на расхождении слов и дел и на этом основании выстроить еще более негативное и скептическое отношение ко всему взрослому миру. В это время далеко не всегда можно просто сесть и поговорить с ним «как мужчина с мужчиной», он становится очень закрытым и подозрительным. Поэтому единственным эффективным средством воздействия остается пример, который мы подаем собственной жизнью, собственными действиями.
Следовательно, основой сказкотерапии в подростковом возрасте должно являться, как это ни парадоксально, возвращение сказки в свою собственную жизнь, если она оттуда по каким-то причинам пропала. Подростковый период собственного ребенка может стать для родителей хорошим стимулом для пересмотра своего собственного отношения к жизни в соответствии с принципами, которые мы хотели бы привить своему ребенку. В конце-концов, если мы считаем, что это сделает его счастливым, почему бы нам самим не попробовать – а вдруг это и нас сделает счастливыми и поможет наполнить жизнь новым смыслом… Во всяком случае, не так уж плохо жить на свете, будучи точно уверенным в том, что в мире всегда побеждает добро. Потому что оно на самом деле побеждает, просто, возможно, не так быстро и не так просто, как нам хотелось бы… А раз так, значит нужно научиться самим и научить наших детей главному: ждать, верить и действовать…
Сказка несет в себе не только веру в добро, точнее веру в добро не только на уровне нашего поколения. Сказка несет в себе мудрость, знания о глубинных законах бытия, накопленных народом в течение многих поколений. Именно в этом один из лечебных аспектов сказки – в сказке время всегда относительно, эпоха и место действия определяются не точнее чем «жили-были» или «в тридевятом царстве в тридевятом государстве». Сказка является связующим звеном между поколениями, она позволяет передавать накопленный опыт, мудрость, обретенную путем долгих страданий и лишений, без нотаций и злополучных «а вот я в твоем возрасте…» или «а твой отец (бабушка-дедушка, брат-сестра и прочие родственники) в твоем возрасте…». Сказка несет знания, мудрость, оптимизм, но не несет в себе никакой назидательности, тон ее повествователен и нейтрален по отношению к слушателю. Сказка не делает однозначных выводов, часто заканчивается на самом интересном месте, далеко не все и не всегда описывает точно и детально. Она – передает опыт, но вместе с тем и оставляет место для фантазии, место для проявления индивидуальности и того, кто ее рассказывает, и того, кто ее слушает. Именно поэтому сказка и воспринимается так личностно.
Современные психологи идут дальше, они утверждают, что сказка не только передает опыт поколений, она еще и обращается к нашему подсознанию, а потому и способна врачевать подсознательные, самые глубинные и самые болезненные раны…
Что же касается целей сказкотерапии для взрослых и подростков, то Татьяна Зинкевич-Евстигнеева так определяет ее цели и ее предмет.
«В качестве предмета метода сказкотерапии с подростками и взрослыми можно определить воспитание Внутреннего Ребёнка, развитие души, повышение уровня осознанности событий, приобретение знаний о законах жизни и способах социального проявления созидательной творческой силы.
И направлена она на осознание своих потенциалов, возможностей и ценности собственной жизни, понимание причинно-следственных связей событий и поступков, которые совершаются человеком, на внутреннее ощущение своей силы и гармонии.
Для подростков и взрослых эмоциональный аспект метода сказкотерапии открывает дверь к их личностному ресурсу, позволяет «вспомнить» сказочное мироощущение. Это помогает иначе взглянуть на собственные поступки, различные ситуации, переосмыслить свою жизнь…»
Не очень сильно вдаваясь в теорию, мы можем сказать, что сказка при работе с подростками может использоваться
— для того чтобы исцелить, вернуть утраченную веру в чудо,
— для того чтобы поддержать угасающую веру в чудо,
— для того чтобы определить – когда и почему в ребенке умерла вера в чудо и вера в людей и попытаться затем понять – каким же образом можно вернуть ребенку целостность его души.
Но самое главное воздействие сказки заключается в том, что она может помочь там, где обычные слова уже не помогут, там где исцеление зависит не столько от внешней помощи, сколько от глубинного желания самого человека исцелится, вернуть утраченную целостность. Сказка в этом случае играет важную роль – она помогает пробудить в человеке желание исцеления и желание обретения мира, изменения собственной жизни. Даже если подросток или взрослый человек твердо убежден в том, что чудес в жизни не бывает и не может быть по определению, все равно на какое-то время сказка зажигает в нем энтузиазм, желание сейчас, срочно и немедленно все поменять в своей жизни, начать ее «с чистого листа». Конечно, через какое-то время этот энтузиазм пройдет, но главное уже сделано – человек вышел из самого опасного и безнадежного состояния – состояния апатии и нежелания вообще что-либо делать, нежелания двигаться…
Ниже мы приводим сказку, основная цель которой – передать состояние покоя, обратить внимание на что-то, находящееся вне привычной жизни человека, вне его жизненной рутины или, как говорят англичане, everyday routine. Но не будем забегать вперед, вначале – сказка, а уже потом – ее анализ.
Девочка и Великий Город…
Сказка покоя…
Великий Город был похож на изваяния львов, охраняющих его мосты… Темный камень набережных был шершавым и еще хранил тепло скупых солнечных лучей, золотящих воды Великой Реки всего несколько часов в сутки. Течение Реки было почти незаметным – лишь легкая рябь на поверхности воды свидетельствовала о тайной мощи, заключенной в ее глубинах…
Река была похожа на город – соответствовала и подходила ему как темный хвойный лес соответствует мощи Уральских гор… Река несла свои воды далеко от них – немного великих гор было на ее пути, но встречались на нем великие города и великие люди…
Темный камень набережных, широкие ступени, исчезающие под водой, покрытые тиной кольца, обозначающие места швартования судов, чугунная вязь оград, изящные дуги тяжелых мостов, уже не освещенных солнцем и еще не – искусственным светом… Присутствие человека было весьма явным, но, в отличие от других рек, – эта не казалась ни скованной, ни укрощенной… Они были равны – Великая Река и Великий Город…
Дуги мостов плавно перетекали в полотно улиц – узких, извилистых, проложенных в те времена, когда человек еще чувствовал себя непрошенным гостем, а не самодовольным хозяином, когда он двигался по земле осторожно, стараясь лишь слегка касаться ее легкими движениями нежного и пылкого любовника, столь отличными от уверенных и нарочито небрежных – усталого и пресыщенного супруга…
Сам себе он порой напоминал руины древнего Колизея или таинственное молчание Египетских пирамид. Казалось, что суета сует протекала сквозь него, словно золотой песок сквозь пальцы, оставляя на них лишь легкий отблеск драгоценного металла… Люди жили, рождались, страдали, были счастливы и умирали – он стоял неизменный и вечный…
Впрочем, рождались здесь гораздо реже… Люди приезжали, вдыхали его отравленный воздух, творили и умирали в нем… Даже те, кому – с сожалением и болью – приходилось покидать его строгие камни, уносили в своих жилах отраву его набережных и дворов, она оставалась жить в их душах, бередя и тоскуя… Те, кому довелось вдоволь надышаться его отравленным воздухом, навсегда приобретали привычку сдерживать свои чувства, скрывать их под покровом чуть более плотным, чем жители жарких южных городов, давать им чуть больше времени на то, чтобы выстояться, созреть, приобрести богатство оттенков.
Он весь был как старое выдержанное вино, вино, которое ценят не столько за его вкус, сколько за непередаваемую полноту и насыщенность послевкусия – того, что еще долго остается на языке и в крови, за тех демонов, которыми оно насыщает кровь, разум, душу, будя воображение и обостряя восприятие…
…Девочка брела по каменному полотну города… Нет, не брела – шла, еле касаясь невысокими каблучками их строгой сдержанности… Звук каблучков гулко отражался от камня домов…
Город был огромным, каменным и пустым… Люди, заселявшие его дома, текли сквозь душу, как воды Великой реки проплывали под кружевом мостов… Они были едины – мосты и река, но существовали по разные стороны плоскости – глубина одной оборачивалась мощью и крепостью других… Глубина ее души, безумная жажда жизни, выплескивающаяся из ее взгляда, отражались мягкими улыбками спешивших мимо людей. Они видели ее, замечали то светлое, что таилось и было еще незаметно ей самой и – с легким кивком одобрения – делали полушаг в сторону, чтобы не нарушить того благословенного состояния, которое пережили многие из них на заре рождения души…
Это был город людей, понимавших, что зажженная свеча всегда дает и свет и тепло, даже если она и спрятана от постороннего взгляда. Более того, это был город людей, понимавших, что свече нет дела до того, кому светить – толпе или одинокому путнику. Путник скорее сбережет и оценит ее пламя, чем толпа, крадущая у человека последние остатки его человечности…
…Заблудившийся солнечный зайчик вдруг вспрыгнул ей на плечо. Резко остановившись, она стала похожа на лодку, пришвартовавшуюся к кольцу, поросшему тиной… Река людей обтекала ее, не мешая ее неподвижности и порыву. Заглянув зайчику в глаза, она улыбнулась. Зайчик радостно вспыхнул, пятно света осветило спешащих мимо прохожих, асфальтовую мостовую, холод причудливой решетки, попыталось дотянуться до вздыхавшей рядом воды. Напрягая последние силы в непосильном порыве, зайчик вздрогнул, заплясали в его луче пылинки, свет еще раз вспыхнул – и – погас…
…Улыбка еще мгновение освещала лицо девочки, затем пропала, слегка позолотив уголки губ и глубину зрачков…
…Поток людей, словно поняв, что нет больше причин охранять безмолвие и одиночество, подхватил, закружил, понес и выплюнул ее на перекрестке двух улиц…
На расстоянии вытянутой руки от течения она минуту приходила в себя, подобно пловцу, которому неимоверным усилием удалось избежать водоворота перед водопадом… Людской поток тек сплошной рекой – лица сменяли спины, спины сменялись лицами. В ее душе, несомненно, жил озорной котенок – он любопытно выглянул из карих глаз и даже попытался поймать лапкой какого-то спешащего по своим делам прохожего… Брысь!, подумала девочка и рассерженно тряхнула головой. Котенок недовольно убрал усатенькую мордочку, пристроился было вздремнуть, но тут же увлеченно принялся наблюдать за тем, как бегут серые облака в клочке неба, зажатом узкой и длинной улицей. Предприняв пару тщетных попыток поймать облако, котенок все-таки свернулся клубочком и пушисто замурлыкал…
Улица, на которую течение выплюнуло девочку, была изогнута, подобно луку. Любопытствуя, что может прятаться за углом у которого нет угла, она пошла по ней и оказалась перед величественной, массивной, но в то же время – необычайно воздушной аркой, украшенной непонятной формы барельефами.
Арка была глубокой, сродни тоннелю и, казалось, все ветры Великого города собрались под ней, чтобы выпить по чашечке чая и поболтать минутку друг с другом. Какой-то шаловливый ветерок, обрадовавшись ее появлению, подхватил конец ее длинного легкого шарфа и попытался завязать с ней знакомство. Котенок, только было мирно задремавший в глубине ее души, недовольно пошевелил ушами и, не просыпаясь, одними усами, пробормотал озорнику Подожди, не мешай, не видишь что ли, люди пытаются отдыхать… Ветерок отстал, подобрав с асфальта какую-то бумажку, оброненную кем-то еще с утра. Бумажка, польщенная столь пылким вниманием, охотно начала исполнять причудливый танец. Котенок, следивший за происходящим шкуркой на загривке, проснулся и собрался принять участие в ставшей интересной забаве, но был отвлечен иной картиной..
Перспектива, открывшаяся из-под закончившейся, наконец, арки, заставила его встрепенуться, стряхнуть с себя остатки сна и уставиться на мир во все свои огромные и любопытные глаза. Бескрайняя площадь, выложенная квадратными плитами, была обрамлена с трех сторон удивительной красоты зданиями: зелень, золото, белизна и легкие оттенки пастели перемешивались и заставляли девочку ощущать себя Золушкой, на которую неотвратимо надвигается с каждой ступенью великолепный королевский дворец. Но – главным – самым удивительным и непостижимым в этой картине был ангел с царским ликом, взмывший в серое бездонное небо на гранитной колонне, державшей, казалось в равновесии всю сложную воздушную перспективу площади.
Котенок еще раз пошевелил усами и уловил влажный запах реки, а чуть дальше – моря. Всей своей шкуркой он вдруг ощутил как бьются волны о камни, шурша смешной пеной, как расходится вода под острыми килями судов, еще один вздох и он поймал аромат рыбы, устало бьющейся в пакетиках прибрежных, нет – вдольбрежных – рыбаков, забрасывающих свои тонкие удочки в темные толщи Великой реки.
Луч уходящего солнца вдруг вспыхнул и отразился от чего-то золотого и острого – котенок повернул голову и вновь застыл в изумлении. Длинная вереница машин огибала причудливый островок парка, размеренно вползая на полувоздушный мост, напоминающий своим изяществом балерин Дега, когда единственный штрих, небрежный росчерк пера, заставляют воспарить в сложнейшем па изящную фигурку в пачке… Мост был словно соткан из легких, небрежных, полузавершенных линий… Если площадь держалась колонной с царственноликим ангелом, то здесь центром композиции из зелени парка и тонкого черного кружева моста был золотой шпиль, расположенный чуть в глубине, за листьями и шумом фонтана.
Котенку стало любопытно – что еще держит своим золотом шпиль, какие еще чудеса приготовил ему этот сдержанный и неторопливый город, он торопился пробежать все его набережные, ткнуться носом и потереться шкуркой о каждое дерево, посидеть на всех его скамейках… Но девочке было страшно сделать шаг и покинуть такое, уже казалось бы обжитое, надежное, исследованное пространство под аркой. Мир, открывшийся ее взору, был иным, совершенно непохожим на все, ранее виденное и пережитое. Душа ее не могла попасть в тон торжественной строгости площади, царственноликий ангел смущал, проникая всевидящим оком в глубины души: ей хотелось скрыть от него царящий в ней сумбур и трепет… Казалось, что стоит только сделать шаг, покинуть полутень каменного свода, и этот чуждый, но такой восхитительный мир захлестнет, перемелет, оценит и сочтет недостойной эту душу, столь чуждую его гармонии и совершенству…
…Но мир манил… Любопытство и желание постепенно пересиливали страх… Медленно подняв лапку в туфельке на невысоком каблуке, зажмурив глаза и собрав в кулак всю свою силу воли, твердо повторяя про себя Я не боюсь, но даже если я и боюсь, то мне все равно не страшно…, девочка осторожно наступила на первый квадратик площади…
…Ангел хранил безмолвие, хотя и не отводил от нее своего пронзительного взгляда… Ангел парил над миром… Ангел все видел и понимал, но оставался бесстрастен всей своей ангельской душой… Квадратик был твердым и надежным, с него можно было попытаться сделать следующий шаг…
Дворец надвигался, взор ангела уже скользил над, котенок шевелил усами, не доверяя порывам ветра с реки, ветер пах остро и раздражающе… Ветер обнимал девочку и падал к ее ногам… Затаив дыхание, стараясь быть как можно неприметнее, не нарушить гармонии неосторожным дыханием, мелкими шажками она приблизилась к колонне, потрогала ладошкой ее основание – камень был холодным и чуть шершавым и, медленно, словно боясь рассеять чары, оглянулась вокруг, поворачивая не только голову, но все тело…
Площадь, дворец, дворец, проем арки, дворец, вереница машин, парк, мост, блики реки, дворец… Над площадью – ангел в сером плотном небе… Воздух – влажный, пахнет водорослями, рыбой и сказкой… Голова – кружится, сознание норовит потеряться… Нет, это не я, это не со мной, не здесь… Кружиться, еще, еще, закрыть глаза, дышать этим воздухом, слушать, слышать, пробовать его на вкус… Быстрее, быстрее, еще…
Голова за закрытыми глазами закружилась… Девочка задохнулась, пошатнулась на квадратике площади, прислонилась спиной к подножию колонны, поймав взглядом распростертые в небо крылья ангела, и остановилась, подобно взнузданным лошадям на портике по-над аркой.
Котенок ошеломленно фыркал и возмущенно тряс ушами.
Ветер, свернувшийся у ее ног, воспрянул и растрепал короткие темные волосы, посидел у нее на плече и помчался дальше по своим срочным делам…
Город был слишком огромным, слишком необычным, слишком насыщенным образами и запахами. Хотелось закрыть глаза и просто брести по его вечным улочкам, открыв душу и разум его очищающим ветрам…
Впрочем, ничего другого и не оставалось. Передохнув под распростертыми крыльями ангела, девочка сделала попытку пойти дальше…
Медленно, аккуратно и осторожно переступая с плитки на плитку, она приближалась к строгому дворцу. Без всякого нарочитого радушия, сдержанно и с достоинством, он распахнул перед ней свои витые ворота и она очутилась во внутреннем дворике. Прямо на нее, пристально и не мигая, в двенадцать пар смотрели львы самой причудливой раскраски, кажется, один был даже в клеточку, а другой – с алюминиевыми крыльями, распростертыми за спиной… Каждое окно сторожили голова льва и маленький ангел, а на крыше была настоящая вакханалия муз с лирами, причудливых амуров, странных созданий, удивительных фигур – ей сложно было понять, какие из этих созданий были реальными, а какие – лишь созданные ее задохнувшимся воображением… Все они на мгновение прекратили свои танцы и изучающее посмотрели на девочку, особенно пристально разглядывая слегка оробевшего и попытавшегося спрятаться котенка. Но, спустя несколько секунд, безумство жизни возобновилось, с крыши посыпались звуки арфы вперемешку с солеными морскими брызгами и ароматом чешуи.
Осторожно пройдя мимо сказочных львов, девочка поднялась по искусственному холмику к елям, росшим посредине двора. Ели охотно укрыли ее от последних любопытных взоров пляшущей братии и ласково подставили скамейку, строгое литье которой совпадало с рисунком витых решеток дворца…
Девочка, ошеломленная, смущенная, запутавшаяся в своих чувствах, с облегчением присела, пытаясь прийти в себя, собрать разбежавшиеся бесследно мысли, осознать происходящее…
Она была в городе всего несколько часов, а казалось – уже целую жизнь. Она еще даже не начала узнавать его, а он уже оставил неизгладимый след, нарушил привычное восприятие мира, существующие связи между вещами, понятия дозволенного и недозволенного (понятия хорошо и плохо пока не существовали в ее душе, она еще жила на уровне табу, на уровне можно и нельзя. Великий город одним только ликом царственного ангела нарушил добрую толику существовавших нельзя, положив основание тому, что прекрасно). Город жил в ином измерении, измерении, в котором ей предстояло освоиться и которое ей предстояло впитать, положить в основание иной жизни, — жизни, где боль и радость переплетаются настолько тесно, что создают собой полноту. Полноту жизни, полноту мысли, полноту восприятия. Ей еще только предстояло увидеть и понять, насколько необыкновенна, прекрасна и непредсказуема жизнь, почувствовать, попробовать и принять то, что есть только одна стоящая вещь – это постоянное движение вперед, движение навстречу истинной жизни и истинной сущности…
Всему этому ее научит великий город и люди, которые приходят, остаются и умирают в нем… А пока она сидела под елями во внутреннем дворике Зимнего дворца и усталый котенок, свернувшись клубочком, тихо посапывал, прикрыв лапкой нос, и шевелил во сне ушами, ловя сквозь сон отдаленный плеск рыбы в Неве…
Помощь семье, в которой есть подросток. Екатерина Уголева
