Секретарь виконта

Леди Эллен Райленд одевалась к вечернему приему гостей. Корсет, плотно стягивавший и без того узкую талию виконтессы, делал ее похожей на тоненькую рюмочку. Весьма искусная прическа — творение французского парикмахера миледи — ловко соединяла классические вкусы самого мастера с требованиями английской моды 1778 года. Бальный наряд леди отличался той трудно достижимой художественной простотой, которая стоила господину виконту втрое дороже, нежели прочим бультонским богачам обходились самые замысловатые ухищрения их жен по части модных туалетов.

Чтобы не испортить фигуры, леди Эллен ни на один миг не допустила к материнской груди свою единственную дочь Изабеллу. Девочка, родившаяся вскоре после путешествия супругов по Скандинавии, вкушала с первых минут земного существования молоко своей кормилицы, шведской крестьянки Хельги Лунд.

По традиции, привычной для старых слуг Ченсфильда еще со времен прежней хозяйки дома, кормилица младенца проявляла о ребенке больше заботы, чем сама миледи. Но если маленький Чарльз знал, по крайней мере, отцовскую ласку, то участь Изабеллы оказалась более грустной. Виконт встретил рождение девочки с нескрываемым разочарованием и за пять лет ни разу не подошел к ее кроватке. Изабелле шел уже шестой год, и росла она в родительском доме, как маленькая Золушка, забытая родителями и оберегаемая от всех невзгод только своей суровой рослой няней.

В ранних августовских сумерках за окном уже становились неразличимы осенние краски ченсфильдского сада, когда леди Эллен укрепила на корсаже три живые розы — дар домашней оранжереи — и поправила подвески бриллиантового ожерелья. Она подняла руки к своим светло-золотым волосам, наклонила голову, и эти движения раболепно повторили за ней шесть зеркальных створок туалетного зеркала.

В эту минуту перед ярко освещенным туалетным столиком миледи появилась кормилица Изабеллы. На скверном английском языке Хельга объяснила виконтессе, что ее дочь заболела: у девочки сильный жар и красная сыпь на теле.

Миледи попросила кормилицу отступить от столика и торопливо поставила шандал с пятью свечами между собой и нянькой, воздвигая огненную преграду против неведомой заразы. Затем виконтесса приказала горничной доложить ей, как только прибудет доктор Грейсвелл, который был включен в число приглашенных, и обещала няньке попозднее заглянуть в детскую.

— Девочка заболела оттого, что вы позволяете ей играть бог знает с какими детьми, — недовольно добавила миледи, вспомнив, что недавно, во время верховой прогулки в осенних лугах, она встретила группу крестьянских ребятишек, среди которых веселилась и Изабелла вместе с ее скандинавской няней. — Ступайте и никуда не выходите из детской!

Между тем в нижних залах обновленного до неузнаваемости ченсфильдского дома уже начали собираться гости. Одним из первых прибыл редактор бультонского еженедельника «Монитор». В вестибюле он холодно раскланялся с весьма плотным издателем жиденького оппозиционного «Бультонс Адвертайзера», мистером Руби Розиниусом. Журналисты немедленно затеяли между собою спор на злободневную тему — о неудачах американской войны.

Вскоре среди гостей появился широкоплечий человек с квадратным подбородком, сосед по имению, владелец большого поместья Уольвсвуд, сэр Генри Блентхилл, отпрыск древней рыцарской семьи. Престарелый отец сэра Генри, маркиз Джон Блентхилл, продолжал здравствовать, насчитывая от роду не менее девяноста лет. Он помнил еще сэра Френсиса, первого виконта Ченсфильда, прадеда нынешнего владельца, и считал семейство Райленд безродными выскочками и скороспелыми богачами. Однако женитьба сэра Фредрика на родовитой леди и все возраставшая слава новоявленного виконта в делах коммерции склонили сэра Блентхилла-младшего уступить деловитому соседу участок пограничных охотничьих угодий Уольвсвуда за баснословную сумму. С тех пор господин виконт и будущий маркиз нередко охотились вместе и запросто бывали друг у друга. Поговаривали, что сэр Генри не остался равнодушным к чарам миледи Райленд, но ее супруга это обстоятельство, по-видимому, не особенно тревожило.

Все новые экипажи подкатывали к колоннам парадного крыльца и, высадив гостей, отъезжали по плавному полукругу подъездной аллеи за ворота, на конюшенный двор замка. Пока леди и джентльмены поправляли перед зеркалами наряды, а в залах, коридорах и на лестницах уже шелестели платья, ручейком журчал девичий смех и нарастал гул голосов, седой мажордом со свисающими до плеч бакенбардами (традиция Ченсфильда) громко объявлял имена прибывших.

— Его преосвященство епископ Томас Редлинг, — возвестил мажордом.

Когда это имя было названо, виконт извинился перед сэром Блентхиллом, с которым он сражался на бильярде, передал кий старику Мортону и пошел встречать гостя. Высокий епископский сан достался в удел мистеру Редлингу всего два года назад, и притом отнюдь не без помощи светских друзей и личного банковского счета сэра Фредрика. При перечислении заслуг бультонского викария особо подчеркивались миссионерские заслуги этого лица в Африке.

Епископ подымался по лестнице, слегка поддерживаемый под локти секретарем своей канцелярии преподобным Саймоном Бренди. Виконт, одетый в офицерский морской мундир с капитанскими нашивками и пышными круглыми эполетами, встретил епископа на верхней площадке лестницы.

— Вы облеклись в одежду воина? — тихо спросил епископ и поднял руку для благословения.

Виконт склонил перед ним свой напудренный парик и ответил так же тихо:

— В годину бедствий — это единственная одежда, приличествующая дворянину, отчизне коего грозит опасность.

Затем оба прожженных лицемера проследовали в зал, где леди Эллен уже занималась гостями. Виконтесса была виновницей нынешнего торжества: в этот день ей исполнилось тридцать два года, и она принимала поздравления и комплименты с чуть грустной улыбкой.

В центральном двухсветном зале с балконом и хорами загремела музыка. Кадриль началась. Первой парой шли хозяева дома. Виконт танцевал превосходно: в старинном экосезе он был так изящен и в то же время так мужественен, что вся публика наградила шумными рукоплесканиями заключительное па красивой четы. На вальс миледи оказалась приглашенной сэром Генри Блентхиллом, прибывшим без своей супруги. Незаметно оберегая во время танца носки своих атласных туфелек от опасного столкновения с монументальными башмаками сэра Генри, виконтесса разобрала в числе последних имен, оглашенных мажордомом, фамилию доктора Грейсвелла и вспомнила наконец о заболевшей дочери. Выслушав просьбу виконтессы, доктор отправился в детскую.

После залитых светом парадных залов, детская показалась доктору полутемной. Пара больших васильковых глаз, блестевших от лихорадки, встретила врача с любопытством и опаской. Влажные льняные завитки вились вокруг головы ребенка. Смятое постельное белье было отброшено в беспорядке, а в ногах у девочки, на уголке одеяла, спал котенок.

Доктор присел у постели, пощекотал котенку брюшко и этим мгновенно завоевал доверие пациентки.

— Это Панч, он у меня еще совсем грудной котенок, — пояснила Изабелла оживляясь.

Смущенная Хельга все порывалась убрать котенка, но врач отстранил ее руку. Доктор Грейсвелл был ревностным поклонником Руссо и его воспитательных методов.

— Вы правильно поступаете, Хельга, приучая ребенка к животным, — сказал он. — Это развивает наблюдательность и природную гуманность человека. Следите только, чтобы зверек, играя, не поранил ребенку глаз, а две лишние царапины в этом возрасте ничего не значат.

Врач нашел у девочки корь, велел заказать лекарство и завешивать днем окна детской. Попрощавшись с пациенткой весьма сердечно, доктор Грейсвелл отправился к миледи. Утомленная танцами, она обмахивалась веером. Услышав диагноз, миледи успокоилась и решила подняться в детскую. Шумя волнами шелка, как ченсфильдская роща в бурю, виконтесса подошла к постельке, и девочка увидела перед собою свою блистательную матушку.

— Боже мой, там лежит какое-то гадкое животное! — брезгливо поморщилась дама.

И нянька поторопилась убрать из постели злополучного Панча, ибо идеи автора «Эмиля», по-видимому, были неизвестны миледи. Взятый за шиворот, Панч запищал и растопырил в воздухе пушистые лапы. Девочка подняла отчаянный крик, и миледи покинула детскую с расстроенным лицом. Оставленный ею тончайший аромат духов заставил котенка чихнуть и спрятать нос в собственной шерсти. «Гадкое животное» мирно водворилось на прежнее место. Тишину изредка тревожил отзвук музыки; больной ребенок вздрагивал от этих звуков и приоткрывал глаза, пока не задремал под голос своей усталой няньки.

Тем временем внизу уже распахнулись двери в столовый зал, где два длинных стола блистали парадным сервизом старобританского фаянса на восемьдесят персон, букетами орхидей, фамильным серебром и хрусталем. Усевшись вместе с другими гостями за этот торжественный стол, мистер Ричард Томпсон не смог отказать себе в удовольствии подразнить своего недоброжелателя-хозяина. Он умышленно громко спросил Норварда, не известен ли срок возвращения капера «Окрыленный» в Англию. Адвокат слышал, что у сэра Фредрика были причины избегать любопытства публики по поводу некоторых операций «Окрыленного». Виконт насторожился, услышав вопрос адвоката.

«Какого черта эта крыса интересуется кораблем?» — с раздражением думал владелец капера. В трюмах «Окрыленного» имелась большая партия трофейного оружия с потопленных кораблей, и виконт недавно послал Джозефу Лорну секретное распоряжение найти хорошего покупателя для столь обременительного груза. Клиентуру, готовую платить за оружие втрое дороже, чем платили английские власти, было сейчас нетрудно найти за океаном. Хозяин поместья приветливо улыбнулся адвокату, пояснил, что корабль сражается сейчас с врагами короля — американскими колонистами, — и ловко дал беседе другое направление.

Виконт издавна имел привычку, задаваясь какой-нибудь целью, перевертывать для памяти перстень на безымянном пальце левой руки. Камень, перевернутый вовнутрь ладони, был раздражающе неудобен, но виконт не поправлял перстня вплоть до выполнения задуманного. Посылая адвокату приветливую улыбку, он перевернул на пальце свое кольцо. «Избавиться от Ричарда Томпсона» — намерение не новое, зародившееся у лжевиконта после плавания «Ориона», когда адвокату стала известна тайна Ченсфильда, — вот о чем должен был круглосуточно напоминать владельцу его перстень!

После ужина гостям был предложен домашний концерт. Они смогли насладиться искусством приезжего итальянского скрипача, чье бледное лицо произвело на женскую половину общества не меньшее впечатление, чем исполненные им пьесы Гайдна и Генделя. Затем французская певица, разъезжавшая по городам британского севера, усладила гостей несколькими модными песенками, не лишенными смелости. Сама леди Эллен довольно бегло исполнила несколько этюдов на арфе, инструменте, весьма расчетливо избранном ею в целях наивыгоднейшей демонстрации красивых плеч. Наконец, мистер Ричард Томпсон с большим успехом продекламировал несколько монологов из трагедий Шекспира. Сэр Генри Блентхилл, уснувший в первом ряду кресел еще на интродукции итальянца, тактично и своевременно пробудился при заключительном монологе: он остался доволен, сочтя главным достоинством концерта его непродолжительность.

Затем из-под сводов крытой верхней галереи, откуда днем открывался эффектный вид на парк и озеро, гости любовались красивым фейерверком. В туманном воздухе взвились красные, зеленые и золотистые ракеты, забили фонтаны холодного бенгальского огня и в ослепительном световом вензеле засияло имя миледи.

В танцевальном зале вновь заиграла музыка, и молодежь уже при меньшем скоплении неблагосклонных зрителей из числа пожилых леди и джентльменов с тем большим удовольствием предалась танцам и играм. Любители карт расположились за зеленым сукном ломберных столов. Наконец часть гостей простилась с гостеприимным домом, которому новая хозяйка сумела придать столь не хватавший ему прежде блеск.

А. С. Пушкин. Последняя дуэль. 2006 г.

Похожие статьи:

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

Adblock
detector