Но одного указания на цель научной деятельности еще не хватает чтобы отличить науку от вторых сфер духовной деятельности, кроме этого претендующих на обладание истиной – от мифа, магии, религии, от многообразных псевдонаук. Для этого необходимо постараться отыскать еще какие-то черты науки, научного знания, каковые были бы свойственны лишь им и отсутствовали у других форм и результатов духовной деятельности. Неприятность нахождения четких параметров, разрешающих отличить науку от вторых видов духовной деятельности, именуется проблемой демаркации. Более столетия философы и учёные пробовали отыскать ответ данной неприятности.
Продолжительное время отличительную изюминку научного знания видели в его обоснованности фактами, экспериментальными данными либо наблюдениями, а своеобразным способом науки вычисляли индукцию – переход от отдельных фактов к обобщениям. Считалось, что сперва ученый собирает факты, накапливает наблюдения, после этого обобщает их в законах либо теориях. К примеру, датский астролог Негромко де Браге более 20 лет замечал перемещение планет и фиксировал их положение на небосводе. Он накопил огромный эмпирический материал. Опираясь на собственные наблюдения и этот материал, И.Кеплер вывел законы перемещения планет около Солнца. Со своей стороны, И.Ньютон обобщил результаты Кеплера и Галилея, создав классическую механику. Будучи обобщением эмпирических данных, научная теория находит собственный подтверждение в этих данных. И вот как раз подтверждаемость научного знания – теорий, законов – фактами либо эмпирическими данными и считалась его отличительной изюминкой. Наука ищет – и находит – подтверждение собственных теорий, и этим она отличается от других форм духовной деятельности. Отчего же теории и законы науки находят столь широкое подтверждение? Вследствие того что законы и эти теории подлинны: они обрисовывают настоящий мир таким, каков он имеется в действительности. Опираясь на научную истину, мы избегнем неточностей и добьемся успеха в собственной деятельности. Практическое приложение научных результатов – еще одно ответственное подтверждение истинности ее теорий.
Все это в значительной степени справедливо. С достижениями науки связаны огромные технические завоевания прошедшего столетия. Но подтверждаемость эмпирическими данными либо успешными техническими применениями не решает неприятности демаркации – не разрешает четко отделить науку от ненауки. Как показывает история познания, многие фальшивые, концепции и ненаучные идеи обнаружили подтверждения. Скажем, учение Птолемея каждый день подтверждается наблюдением всех людей: мы видим, что именно Солнце ходит около Почвы. алхимия и Астрология опирались на громадный эмпирический материал. Вычислять ли их науками? Хиромантия находит бессчётные подтверждения. Паровая машина была создана на базе фальшивой теории теплорода. Да что на большом растоянии ходить: рассуждения о «летающих тарелках» (НЛО) сейчас опираются на тысячи наблюдений. Но возможно ли на этом основании вычислять их научными? Нет, простое эмпирическое подтверждение некоторых идей либо концепций еще не дает нам права вычислять их научными.
Узнаваемый английский философ ХХ в. К.Поппер внес предложение второе решение проблемы демаркации. Научное знание говорит о мире, об отдельных его областях либо сторонах, оно пытается обрисовать мир так, как он существует сам по себе. Но в собственных попытках дать подлинное описание мира наука может ошибаться, потому что через чур поразительно, дабы мы имели возможность сходу и легко определить, каков мир в действительности. Если бы истина давалась нам легко, наука была бы попросту не нужна. В том-то и дело, что путь к истине тяжёл и долог, исходя из этого ученые затрачивают большое количество сил, перед тем как возьмут истину. Но в случае если наука говорит о мире и далеко не сходу приходит к истине, то отсюда вытекает, что в каждой научной теории, в каждом научном утверждении содержится элемент риска: они могут быть неверны, и опыт, опыт, наблюдение смогут их опровергнуть. Вот данный элемент риска, свойство в принципе опровергаться эмпирическими данными и есть, согласно точки зрения Поппера, отличительной изюминкой научного знания.
Каждая, кроме того самая абсурдная мысль способна отыскать подтверждение. Отыщем в памяти, что в свое время учение о колдуньях обнаружило бессчётные подтверждения: многие дамы честно признавались в том, что они колдуньи. По-видимому, нынешние астрологические прогнозы кроме этого подтверждаются. Но в случае если некая мысль либо концепция находит одни только подтверждения, то появляется подозрение: а говорит ли она о мире, пробует ли обрисовать настоящее положение дел, т.е. есть ли она научной? Возможно, эта мысль высказывает только отечественное отношение к миру, отечественные вкусы, оценки, есть совокупностью взаимосвязанных определений, а вовсе не описанием мира, претендующим на истинность? В случае если так, то мысль лежит вне науки, т.к. наука пытается к подлинному описанию мира. Но в случае если нам все-таки удастся сообщить, какие конкретно факты, экспериментальные эти, наблюдения способны опровергнуть отечественную идею, то тем самым мы дадим обоснование ее научности. К примеру, вы утверждаете, что в нашем мире жизнь идет чем дальше, тем хуже. И этому вы отыщете бессчётные подтверждения. Но если вы желаете, дабы ваше утверждение вычисляли научным, вы должны сообщить, при наличии каких событий вы готовы от нее отказаться. Свойство быть опровергнутой опытом – вот что отличает научную концепцию от ненаучной.
Увы, опровержимость, как и подтверждаемость, кроме этого не дает нам возможности совершить четкую демаркационную линию между наукой и ненаукой. Дело в том, что многие научные теории нельзя опровергнуть посредством опыта либо опыта. В первую очередь, само собой разумеется, это относится к математическому знанию. В то время, когда мы утверждаем, что два плюс два равняется четырем, нам и в голову не придет обращаться к опыту за подтверждением либо опровержением этого арифметического равенства. А также в случае если кто-то укажет нам, что сложение двух кроликов с двумя волками вовсе не дает четырех животных, мы не сочтем отечественное равенство опровергнутым. Мы скажем, что утверждения математики конкретно относятся к числам, линиям, точкам, функциям, структурам и только опосредованно – к действительности. Исходя из этого их запрещено конкретно опровергнуть опытом. Но многие научные теории таковы: они конкретно говорят не о самой действительности, а о некоторых абстрактных, совершенных объектах. Исходя из этого их запрещено прямо столкнуть с опытом, с опытом.
Попытка опереться на экспериментальное подтверждение либо опровержение не дает нам возможности отделить науку от ненауки. Однако, эмпирическая проверяемость, дающая подтверждение либо опровержение отечественных концепций, есть серьёзной чертой научного знания. Само собой разумеется, в науке имеется теории и идеи, каковые нельзя проверить опытом, опытом. Одновременно с этим за пределами науки возможно встретить такие интеллектуальные построения, каковые подтверждаются либо кроме того опровергаются опытом. Эмпирическая проверяемость не дает нам возможности совершить четкую границу. Но во многих случаях данный критерий все-таки разрешает отделить научные построения от идеологических, политических, религиозных спекуляций. Если вы никак не имеете возможность подтвердить собственную концепцию фактами, то правомерно усомниться в ее научности. В случае если все около подтверждает вашу идею и не видно, что имело возможность бы ее опровергнуть, то вероятнее она лежит вне науки.
Эмпирическая проверяемость есть наиболее значимым критерием научности. Но к нему додают еще кое-какие дополнительные показатели науки. В частности, американский историк науки Т.Кун постарался обосновать идея о том, что наука отличается от других форм духовной деятельности наличием «парадигмы» — фундаментальной теории, которую принимает все сообщество ученых. Скажем, все физики принимают начала термодинамики и законы сохранения, особую квантовую теорию и теорию относительности; все биологи принимают законы эволюции Менделя и теорию Дарвина; химики соглашаются с периодическим законом Менделеева и т.п. А вот, скажем, в сфере мастерства для того чтобы единства нет. В случае если внезапно все живописцы начнут подражать манере Модильяни либо Пикассо, скульпторы примутся ваять как Эрнст Неизвеестный либо Зураб Церетели, а писатели будут стараться максимально совершенно верно воспроизводить язык и манеру Льва Толстого, мастерство сразу же погибнет. Из этого можно заключить, что в случае если в некоей области духовной деятельности сложилось единство взоров, выделилась некая общепризнанная совокупность методов и знаний, то эта область делается наукой.
Ко мне же возможно добавить наличие особенного языка. Любая научная дисциплина в собственном развитии производит совокупность понятий, относящихся к изучаемому фрагменту либо нюансу настоящего мира. Термодинамика пользуется иными понятиями, нежели механика; химия имеет собственный словарь: химический элемент, валентность, катализатор, основание, кислота и т.п.; понятия биологических наук практически ничего общего не имеют с понятиями экономики либо лингвистики. Как раз исходя из этого, чтобы стать ученым, экспертом в некоей области науки, студент должен большое количество сил затратить на усвоение языка избранной им дисциплины. Этим разъясняется кроме этого, из-за чего ученые различных областей науки редко планируют совместно: они говорят на различных языках и не знают друг друга. Так, наличие особенного языка – одна из характерных линия зрелой научной дисциплины.
Однако, возможно повторить, что и наличие парадигмы, и выработка особого языка еще не гарантируют, что мы имеем дело с наукой. В сущности, это свидетельствует только о том, что некая сфера людской деятельности купила достаточно высокую степень специализации, и дабы заниматься данной деятельностью, необходимо усвоить специальные принципы и особый язык. Но воровская шайка, пользующаяся языком, непонятным для посторонних, и исповедующая неспециализированный принцип насильственного обогащения, не делается именно поэтому сообществом ученых.
Вопрос о том, что такое наука, как совершенно верно отличить науку от ненауки, так и не взял до сих пор строгого ответа. Пользуясь вышеуказанными параметрами, мы можем примерно заявить, что такое наука и в общем обрисовать сферу научной деятельности. Наука имеется сфера людской деятельности, направленной на выработку, обоснование и систематизацию интерсубъективных знаний о мире. Однако, постоянно останутся вызывающие большие сомнения случаи, для которых отечественные параметры будут бессильны. Не следует, но, вычислять это таким уж серьёзным недочётом. Критерии научности должны оставаться пара неизвестными, в противном случае они могут быть препятствием для происхождения новых научных познания и дисциплин новых, ранее явлений и неизвестных предметов. Кто знает, возможно, в наступившем столетии парапсихология либо изучение НЛО станут в полной мере респектабельными научными дисциплинами?
И все-таки, в случае если эти параметры нарушаются, это дает нам предлог задуматься: относится ли к науке то, чем мы занимаемся?
Наука в истории
Вопрос о том, в то время, когда появилась наука, практически столь же сложен, как и вопрос о том, в то время, когда показались мастерство либо миф. без сомнений, большое количество подлинного знания было накоплено еще в старейшие времена. Скотоводство, земледелие, строительство храмов и пирамид, обработка камня, кости, металлов в Шумере, Вавилоне, Китае, Египте – все это опиралось на знание растительного мира и животного, на развитие ремесел, на математические, астрономические, инженерные знания. Но в старом мире подлинное знание было вплетено в мифологические и религиозные представления, а познавательная деятельность еще не была отделена от повседневной практики. Пожалуй, лишь в древней Греции примерно в VII – VI вв. до н.э. познание начало превращаться в независимую разновидность людской деятельности, а научное знание начало отделяться от религиозно-мифологических представлений. Такие древние мыслители, как Фалес, Фукидид, Аристотель, Архимед, Евклид были уже учеными в современном смысле этого слова. Неспешно в качестве независимых научных дисциплин выделились математика, астрономия, физика, медицина, история, логика и другие науки. До сих пор школьники обосновывают известную теорему Пифагора и изучают геометрию Евклида; механику Архимеда; логику Аристотеля; историю Геродота, Фукидида, Плутарха.
К сожалению, по окончании крушения Римской империи в V в. н.э. успехи древней науки в Европе были забыты практически на тысячу лет и в какой-то мере сохранялись только на арабском Востоке. Восстановление науки в Европе начинается лишь в XVI в. вместе с великими географическими открытиями, началом и изобретением книгопечатания промышленной революции. Первым и самый важным результатом науки Нового времени было обоснование и открытие гелиоцентрической картины мира. Открытия Коперника, Кеплера, Галилея, Декарта, Ньютона заложили фундамент нового научного мировоззрения и обеспечили прочный фундамент последующего бурного развития научного познания. Классическая механика, взявшая законченное выражение в фундаментальном труде И.Ньютона «Математические начала натуральной философии» (1687 г.), была ведущей и образцовой дисциплиной для науки XIII столетия. Вооруженная средствами матанализа, механика еще и в XIX в. оставалась замечательным орудием изучения в смежных областях физики. Создав кислородную теорию горения в конце XVIII в., А.Лавуазье заложил фундамент научной химии. Сначала XIX в. стали бурно развиваться оптика и теория электромагнетизма. В середине XIX в. появилась теория биологической эволюции и были заложены фундамент генетики. На рубеже XIX – XX вв. наука пробралась в мир атома и подвергла коренному пересмотру фундаментальные понятия классической физики. В течение ХХ в. революционные преобразования испытали практически все науки.
Все большее число людей вовлекается в познавательную деятельность. Еще в XIII – XIV вв. появляются первые университеты; образуются академии наук и научные сообщества, члены которых объединяются для совместной научной работы; в XVIII в. начинают выходить первые научные издания. Все это содействует распространению научных знаний и формированию особенного международного научного сообщества. На рубеже XIX – XX вв. появляется новый метод организации научных изучений – большие лаборатории и научные институты с замечательной технической базой. Современная наука все теснее связывается со всеми социальными университетами, пронизывает собой не только промышленное и сельскохозяйственное производство, но и военную сферу, политику, управление. Дабы оценить, до какой степени наука поменяла социальную судьбу, достаточно посмотреть назад около: самолёт и автомобиль, радио и телефон, личный компьютер и телевизор – все это вошло в судьбу людей в течении одного последнего столетия.
Современная наука включает в себя много научных дисциплин либо конкретных наук. Все они разделяются на три многочисленные группы в зависимости от предмета изучения. Науки о природе – естественные науки либо легко естествознание – изучают явления и предметы неорганического, растительного и животного мира. К их числу относятся физика, химия, биология, география, геология и т.п. Науки об обществе исследуют институты и различные стороны людской общества, их происхождение, взаимоотношения и функционирование между ними. К их числу относятся социология, история, экономическая наука, языкознание, теория страны и права и т.п. Наконец, в последние десятилетия ХХ в. начал выделяться особенный класс технических наук, изучающих неестественные устройства, созданные человеком, и методы их совершенствования. Само собой разумеется, резких границ между этими группами наук совершить запрещено. Куда, к примеру, отнести антропологию либо экономическую географию? Более того, в последние десятилетия появилась тенденция к синтезу и объединению разных наук, к появлению новых научных дисциплин на стыках ранее существовавших наук. Однако, указанное разделение наук на три многочисленные группы имеет определенный суть и оказывает помощь ориентироваться в пестром конгломерате сейчас существующих дисциплин.
Чем научная теория отличается от ненаучной? [Фактор понимания]
