Когда моя подруга рассказала мне историю о своем отце, я тут же вспомнил похожую ситуацию, свидетелем которой оказался более двадцати лет назад. Однако у этой истории, к счастью, другой конец и она повествует о силе одного человека, которому удалось рассеять убежденность в ранней смерти, довлевшей по меньшей мере над двумя поколениями.
Даже по современным стандартам конец 1970-х годов был временем невероятного напряжения и неуверенности во всем мире. Американцы все еще не оправились от эмбарго на нефть, которое двумя годами раньше чуть ли не поставило страну на колени. В конце 1979 года иранские боевики, совершив вопиющий акт агрессии, взяли в заложники пятьдесят два американца, заставив прочий мир удивляться и вопрошать, чем же ответит наша страна. И все эти события произошли во время одной из самых страшных, хотя и необъявленных войн в истории нации — холодной войны.
Именно в это время меня наняла одна большая энергетическая корпорация для обслуживания своего нового детища — уникального в своем роде, высокоскоростного и очень объемного (размером с комнату, миниатюризации удалось добиться лишь через несколько лет) компьютера, предназначенного для вычислений, связанных с исследованиями морского дна в поисках неоткрытых дефектов, указывающих на вероятные источники энергии. И для нашей нации в целом, и для корпорации, в которую я попал, в частности, сама мысль о том, что наши убеждения могут влиять на реальность, в ту пору была совершенно чужда.
Проработав в корпорации буквально несколько дней, я встретил женщину, нанятую примерно в то же время, что и я. Она-то и описала мне ситуацию в своей семье, где убеждение по поводу жизни и смерти настолько возобладало над умами членов семьи, что они воспринимали его как «наследственный» фактор. Как новые сотрудники, которым полагались страховые и прочие гарантии от фирмы, мы только-только закончили разбираться со множеством бумаг и рекламных пакетов, пересмотрев, как нам казалось, бесконечное число папок с документами, включая такое количество страховых полисов, от которого у меня голова шла кругом. Неожиданно мы с этой женщиной стали говорить о страховых полисах, причем с горячностью, удивившей нас обоих.
Хотя я, безусловно, был согласен с ней в том, что мы должны со всей ответственностью подойти к выбору страховки и выбрать из множества вариантов наилучший из всех возможных, однако после целого дня, проведенного за чтением бумаг, все страховые пакеты казались мне на одно лицо. Я уже был готов выбрать наугад любой и потому не понимал, почему она проявляет такую осмотрительность при выяснении даже самых малозначительных деталей того, какую выгоду какая из этих страховок дает. Я мыслил в том духе, что так или эдак, но страховые и прочие гарантии у нас все равно будут. Я не понимал, почему для нее было так важно знать все эти малозначимые детали: как составлять прошение, как скоро она получит денежный чек после официального известия о смерти мужа и когда страховой полис вступит в силу. Именно в этот момент она и рассказала следующую историю.
—В роду мужа никто из мужчин не живет более тридцати пяти лет, — сказала она доверительным тоном.
—В самом деле? — ответил я, явно сбитый с толку таким началом, что, вероятно, отразилось на моем лице.
—О да, —сказала она, видимо не вкладывая в свой ответ никаких задних мыслей. Очевидно, ей приходилось вести такие разговоры и раньше. — С этим, знаете ли, ничего не поделаешь. Это все генетика. Дедушка моего мужа умер в возрасте тридцати пяти лет. Его отец тоже умер в этом же возрасте. А пару лет назад умер его брат, тоже в возрасте тридцати пяти лет. Моему мужу сейчас тридцать три года, он следующий, так что нам нужно обо всем позаботиться именно сейчас.
Я не верил своим ушам. Хотя я не был знаком с этой парой, я все же знал, что они давно жили вместе и имели двух очаровательных детишек. Если она и в самом деле считала, что ее муж подвластен той же закономерности, которая довлела над мужчинами в его семье, тогда ее интерес к страховке неожиданно обретал логику и смысл. Она искренне верила, что вскоре страховка ей непременно понадобится.
В то же время какая-то часть меня просто не могла примириться с тем, что я услышал. И дело не в том, что я не верил, будто случаи вроде того, что описала моя напарница по работе, в самом деле могут происходить. Скорее я не верил в то, что они должны происходить. Сама идея, что можно стать жертвой ограниченного срока жизни только потому, что все в семье рано умирают, казалась мне неправдоподобной. Я не мог не думать о том, что эта история, возможно, могла бы иметь иной финал. Возможно, в их жизни что-то изменится и ее муж станет первым мужчиной в семье, который вырвется из этого замкнутого злополучного круга, довлевшего над ними, сколько они себя помнят. Теперь, после того как она рассказала мне о семейном «проклятии», к тому же учитывая и то, что мы вместе работаем… короче говоря, у нас появился повод для глубоких, подчас эмоциональных разговоров, которые не замедлили последовать.
Я быстро уяснил, что такая тема, как короткая жизнь и скорая смерть, является крайне болезненным предметом для обсуждения и что вести об этом разговоры с другим человеком провокационно и рискованно, особенно если этот человек сидит с тобой в одном офисе.
Хотя исследования указывают на безошибочную корреляцию между нашими сущностными убеждениями и здоровьем нашего тела и продолжительностью жизни, эту связь очень легко истолковать неверно. Все дело в том, как подается информация. С одной стороны, я убежден, что ни один человек не просыпается вдруг утром с решением сознательно выбрать в жизни такое физическое состояние, которое бы приносило боль ему и страдание его близким. С другой стороны, я знаю, что, изменив убеждение, мы можем изменить состояние здоровья и жизнеспособность своего тела. Главное здесь — найти такой способ передачи информации о столь чудесных возможностях, который бы не был ни назидательным, ни осуждающим. Нужно правильно сообщить, что обстоятельства, угрожающие жизни, — это просто чья-то «ошибка». Потому я и сделал все от меня зависящее, чтобы донести эту мысль до моей коллеги. Вскоре мы уже вовсю вели разговоры на эту тему в обеденный перерыв, рассуждая о мире как средоточии квантовых возможностей и о силе убеждений, позволяющих выбирать эти возможности в жизни.
Не могу сказать наверняка, чем закончилась вся эта история, поскольку через несколько лет я уволился из компании. Прошло более двадцати лет с тех пор, как я последний раз разговаривал со своей бывшей соседкой по офису. Но одно могу сказать со всей определенностью: к тому времени, когда я уволился, муж той женщины отпраздновал свой 35-й день рождения и перевалил за него. Ко времени обеда, который я устроил, увольняясь, он пребывал в добром здравии и был определенно жив! К удивлению и облегчению его семьи, он прервал то, что они считали «семейным генетическим проклятием», распространявшимся на многие поколения. Поскольку он переступил границы, обозначенные для него убеждениями близких ему людей, у него появился повод взглянуть на свою жизнь иначе, дав тем самым повод и своей семье сделать то же.
Иногда все, что требуется, — это чтобы один человек совершил, казалось бы, невозможное в присутствии других людей. Видя, как разбиваются ограничения и открываются новые, доселе невиданные возможности, люди смогут объять эти возможности своим умом и закрепить их в собственном мысленном мире, поскольку лично убедились в их реальности.
Стать Красивой Здесь И Сейчас I Узел Вечной Молодости, Самомотивация
