В понедельник утром, когда я натягиваю свою вторую эспадрилью[14] от Эмилио Пуччи, снаружи нетерпеливо сигналит автомобиль. Я радостно напеваю себе под нос, пока заканчиваю утреннюю рутину, наношу макияж и выбираю аксессуары. Я роюсь в коробке с украшениями и, достав длинные сережки-капельки, замечаю, что они не подходят к моему новому парику.
После прошлой недели я решила приобретать новый для каждой работы. Чтобы освежать мою маскировку. И в качестве небольшого удовольствия для себя. Если мне придется весь год терпеть эту пытку, по крайней мере, я могу попробовать найти в этом немного веселья. И кроме того, я полагаю, что это отличный способ мысленно дистанцироваться от того, что я вынуждена делать. Например, сегодня не Лексингтон Ларраби собирается на работу Бог знает куда, Бог знает что там придется делать, а Кассандра с огненно-рыжими длинными локонами, которая выглядит, словно она готова в любой момент сорваться на кастинг.
Я нашла этот чудесный парик в интернет-магазине и начала заказывать их оттуда. Теперь как будто я становлюсь новым человеком каждую неделю этого года!
Снова сигналят.
Я напеваю громче, чтобы заглушить шум, и открываю один из своих шкафчиков, роюсь в вещах, пока не нахожу флакончик прозрачного лака для ногтей. Я быстро крашу один слой поверх французского маникюра, дую на кончики ногтей и вытягиваю руки, чтобы полюбоваться работой.
Маникюр занял почти три часа, чтобы исправить все то, что чистящие средства причинили мои ногтям. А массажистка, которая работала с моими застывшими мышцами? Она, наверное, прямо в эту минуту сидит у врача и жалуется на кисти рук. Бедняжка.
Но хорошая новость в том, что я чувствую себя великолепно. Отдохнувшей и обновленной.
Мой отец может делать все, что ему пожелается. Он может жениться на 29-летней золотоискательнице и нанимать неприятных посредников забирать меня утром и отвозить обратно, но он не может сломить мой дух (и этого не будет). В минувшие выходные я мило поговорила со своим психоаналитиком, и он любезно напомнил мне, что у меня полная власть над своими эмоциями. Я не могу контролировать то, что делают или говорят другие люди. Я могу только контролировать свою реакцию на все эти вещи.
И я поняла, что реагировала совершенно неправильно.
Я была так занята нытьем о выпавшей мне доле, что даже не задумалась о том, как ее улучшить. Я так отвлекалась на тесную униформу и испорченный маникюр, что совсем забыла о той черте, что мне удалось унаследовать от отца: способность нестандартно мыслить. Возможность выработать стратегию.
И у меня есть стратегия. Сегодня я иду в бой с новым планом атаки. Планом, который, несомненно, в течение следующих пятидесяти одной недели удержит меня с моим достоинством, репутацией… и нетронутым маникюром.
Замечательно, что я самостоятельно до этого дошла. И честно не знаю, как я раньше до этого не додумалась. Наверное, я была так ослеплена и оглушена токсичными чистящими средствами, что не могла ясно мыслить.
Биииииииип!
Звук такой, словно кто-то рухнул трупом на автомобильный гудок. Я закатываю глаза — некоторые люди так любят закатывать драму — и бросаю в сумку сменную одежду. Ведущий прогноза погоды в телевизоре говорит, какой прекрасный сегодня будет день.
— Идеальная погода, чтобы провести день на пляже, — с энтузиазмом щебечет он. — Не забудьте взять с собой солнцезащитный крем!
За этим следует стук в мою дверь. Я пультом выключаю телевизор и спокойно зову:
— Войдите!
В дверях появляется Горацио, выглядя при этом довольно возмущенным (хотя это почти незаметно, нужно прожить с ним так долго, как я, чтобы признать это). Холли выдает небольшой счастливый тявк, подбегает к нему и подпрыгивает к его коленям. Он поднимает ее на руки и удерживает под мышкой.
— Да, Горацио?
Он сдержанно улыбается.
— Кажется, ваш посетитель ждет вас снаружи.
— О, правда? — спрашиваю я невинно, отклоняясь в сторону, чтобы посмотреть в зеркале, как собраны мои новые волосы. — Я даже не заметила.
В зеркале я вижу отражение лица Горацио, и я знаю, что он не купился на мои щенячьи глазки. Чувствую себя немного неуютно, что ему приходится быть перебежчиком в этой битве между мной, Люком и моим отцом, но, как говорится, в любви и на войне все средства хороши.
Биииииииииииииииииииип!
Дожидаюсь, пока не замолкнет отвратительный звук, и говорю сладеньким тоном:
— Можешь сказать ему, что я сейчас спущусь.
Горацио кивает и разворачивается, чтобы уйти, все еще держа Холли на руках.
— Подожди! — окликаю я, и он останавливается. Я подлетаю к нему и наклоняюсь поласкать мордочку Холли. — Пока-пока, малышка, — мягко воркую я. — Мамочка будет скучать по тебе сегодня.
Горацио терпеливо ждет, пока я ласкаю ее и наконец глажу один последний раз по макушке.
Я выпрямляюсь и говорю Горацио:
— Спасибо, что заботишься о ней.
Он кланяется и разворачивается, бормоча:
— Los perros no estan en mi contrato. (Собаки не в моем контракте, исп.)
— Я знаю, что собаки не в твоем контракте, — сладко отвечаю я. — Вот почему я это таааак ценю!
Он качает головой и продолжает идти.
— Разве ты не рад, что заставлял меня смотреть все эти испанские мыльные оперы с тобой, когда я росла? — кричу я ему вслед, но он не отвечает.
После очередного окрестности-сотрясающего сигнала от Люка я вздыхаю, хватаю сумку и направляюсь к лестнице.
— Доброе утро, Люк, — вежливо говорю я, спускаясь по дорожке от дома. — Как дела сегодня?
— Спасибо, что так быстро вышла, — бормочет он.
Я весело улыбаюсь, скользя на пассажирское сиденье.
— Всегда пожалуйста.
Его глаза скользят по моей одежде, на мгновение задерживаясь на парике, прежде чем перейти на ноги. Он качает головой.
— Возможно, для назначения этой недели тебе захочется более удобную обувь.
Я смотрю вниз на мои пальцы и не могу удержаться от улыбки, видя милые маленькие ромашки, нарисованные моей маникюршей на ногтях.
— О чем ты? Это эспадрильи от Пуччи.
Он смотрит на меня пустым взглядом.
— Эспадрильи известны своим удобством.
— Как хочешь, — бормочет Люк. — Это твои ноги.
Я застегиваю ремень безопасности и продолжаю восхищаться своим маникюром. Он прав. Это мои ноги. И, спасибо моей новой блестящей стратегии, я не планирую сегодня их слишком утруждать.
Я чувствую, как Люк со скукой переводит на меня глаза, и разворачиваюсь, чтобы подозрительно взглянуть на него.
— Что?
Его глаза сужаются.
— Что с тобой?
Я пожимаю плечами.
— Я не знаю. Что с тобой?
— Ты… — он ищет верное слово, — милая.
Я хихикаю на его озадаченное выражение лица.
— Я всегда милая.
Я вижу его бушующую внутреннюю битву. Он борется с каким-то оскорбительным замечанием — задумывается между возможностью оскорбить меня и поддержать мое неожиданное поведение.
Честно, мне все равно, что он делает. Ему не повлиять на мое настроение. Не сегодня. Нет ничего, что он может сделать, чтобы испортить хороший день, что мне придется провести в магазине.
Даже не тогда, тогда он начинает свою мучительную длительную предполетную процедуру, повторяющуюся каждый раз, когда он куда-либо собирается. Обычно она выводит меня. То, как он должен проверить каждое зеркало по три раза, убедиться, что кондиционер выдувает воздух идеальной температуры, что дворники находятся в исправном состоянии — дважды — прежде чем он заводит машину. Но сегодня я терпеливо сижу на своем месте, тихонько напевая в ожидании, когда мы поедем.
Мне даже не приходится бороться с желанием сказать ему, что шансы, что стеклоочистители перестали работать или зеркала загадочным образом сдвинулись между его домом и моим, около пяти миллиардов к одному. Как в любой другой день.
Нет. Сегодня все хорошо.
— Так в чем причина твоего хорошего настроения? — спрашивает Люк, когда мы выезжаем на шоссе, направляясь в долину. — Луи Виттон выпускает новую переоцененную, потом и кровью сделанную на мануфактуре модель сумочки?
Я ухмыляюсь.
— Нет, насколько я слышала. Но если они выпустят, то я прикуплю одну для тебя.
— В эти выходные открывается новый клуб? — снова пытается он угадать.
— Неа.
— Так ты собираешься сказать, или мне так и придется продолжать угадывать?
Я разворачиваюсь к нему лицом.
— Я не могу быть в хорошем настроении просто так?
Уголком глаза он смотрит на меня.
— Нет. Ты — нет. Кто угодно еще — да. Но не ты.
Скрещиваю на груди руки в притворном оскорблении.
— И почему не я?
— Потому что ты Лексингтон Ларраби. Лексингтон Ларраби просто не просыпается в хорошем настроении. Этому должна быть причина. На это должны поработать внешние силы.
Мое притворное оскорбление быстро превращается в настоящее оскорбление.
— Это не правда!
— Конечно правда, — со знанием начинает он, словно он профессор колледжа и собирается начать свою ежедневную лекцию аудитории, полной ждущих с нетерпением студентов. — Тебе нужны внешние мотиваторы. Что-то снаружи, чтобы хорошо чувствовать себя внутри. Некая мотивационная зависимость.
Я морщу на это нос.
— Ну спасибо, доктор Карвер. Я не догадывалась, что ты еще и мозгоправ.
— Двойная степень по психологии, — информирует он меня. — Я подумал, это было бы неплохим дополнением к моей специальности. Если в один прекрасный день ты собираешься работать в крупных корпорациях, то должен быть в состоянии проникнуть внутрь голов своих сотрудников.
Я хмыкаю.
— И откуда она? Из Гарварда?
Внезапно он выглядит несчастным, и высокомерие исчезает из его голоса.
— Нет. Гарвард не дал бы мне стипендию. Университет Южной Калифорнии предложил мне полную стипендию. Плюс шанс совмещать учебу и работу в компании твоего отца в этом году. Так что туда я и поступил. Хотя Гарвард и был моим первым выбором.
— Ну конечно был, — бормочу я. — Но все равно, ты ошибаешься насчет меня. Мне не нужны внешние кто-то там, чтобы чувствовать себя хорошо. Я всегда чувствую себя хорошо.
Он бросает на меня скептический взгляд.
— Конечно.
— Всегда! — воплю я в ответ. — А почему бы и нет? Я Лексингтон Ларраби! На случай, если ты еще не слышал, у меня состояние в двадцать пять миллионов долларов!
— Ну, пока нет, во всяком случае, — уточняет Люк, возвращается его раздражающее самодовольство.
— Ладно. Но будет.
— А что, если бы ты не была? — осведомляется он.
— Что, если я бы не была кем?
— Что, если бы ты не была Лексингтон Ларраби? Что, если бы у тебя не было состояния в двадцать пять миллионов долларов? Чувствовала бы ты себя хорошо?
— Да, — поспешно говорю я, мою грудь сжимает уже такой знакомый гнев. — Хотя это не твое дело, что заставляет меня чувствовать себя хорошо.
Автомобиль заполняет неловкая тишина, пока я тихо закипаю на пассажирском сиденье. Тогда Люк смотрит на меня, и на его губах возникает подленькая улыбка.
— О-оу.
— Что? — рычу я, мое лицо вспыхивает.
— Похоже, я испортил тебе настроение.
Гормоны отвечают за настроение и состояние здоровья
