Поэма. проданная венера

Василий Дмитриевич Фёдоров

Реализованная ВЕНЕРА

Я был у старших на примете,
И вот в один раз мне велят
На комсомольском комитете
О красоте прочесть доклад.
Мой вкус был самым деревенский,
А други просят:
— Не забудь
О красоте, ну, знаешь, женской
В собственном докладе помянуть. —
А что я знал?
Что имеется сутулость
И имеется девическая стать?
На чём Душа моя споткнулась,
Не нужно мне напоминать.
И однако будущего для,
Марая белые страницы,
Задумал я в собственном докладе
Раскрыть все виды красоты:
Всё то, чем люди восхищались,
С чем шли, рассеивая мрак.
Все темы другие давались,
А тема женская —
Никак!

Не помогал мне опыт старый,
Что лёг в пудовые тома…
Всё лезет на глаза деревня,
Подслеповатые дома,
И щучьи зубы частокола,
И рёбра ветхого плетня,
И школа сельская…
Та школа,
В которой около меня
Сидела Граева Наташа…

В те дни она таковой была,
Что ничего природа отечественная Красивее не создала.
В деревне, не забываю, говорилось
С насмешкой острою, как нож:
— Ты что-то, девка, загордилась —
Как НатаГраева идёшь!

Сейчас
Желаю заметить опять
Всё то, что память сберегла.
И речка времени прежнего
Перед глазами потекла.

Избрал я место наудачу
У каменного голыша,
Сижу за кустиком — рыбачу,
Ловчусь перехитрить ерша.
С настойчивостью непонятной
Грежу о его клевке
И всё наблюдаю,
Как луч закатный
Разнежился на поплавке.
Не видел я, как по откосу
Прошла она,
Как на песок
Одежду скинула
И косы
Под светло синий запрятала платок.
Но видел я,
Как стихли воды,
В то время, когда она к реке прошла —
Фантазия!
Каприз природы!
Причуда света и тепла!
Она, омытая лучами,
В то время, когда вода коснулась стоп,
Осторожно повела плечами,
Как словно бы скинула озноб.
Волна пред нею расступилась
И опять преградила путь…
Сверкали плечи,
Золотилась
Её заносчивая грудь.
В том месте,
Над речною глубиною,
Сказали мои уста
Ещё не троганное мною
Громадное слово:
Красота.

Ничем
Не помешав Наташе,
Преодолев блаженный стыд,
Я подстерёг её тогда же
У зеленеющих ракит.
Как, вспоминаю, сердце билось,
В то время, когда, проплавав полчаса,
Она пришла, остановилась
И посмотрела мне в глаза!
Смутилась внезапно,
Стыдливой стала…
В моих зрачках —
Ей-ей, не лгу! —
Себя, должно быть, увидала,
Какой была на берегу.

А старики —
И это тяжко —
Делали выводы Нату под гармонь:
— Конём наслаждаются в упряжке,
Конь на гульбе
Ещё не конь…

Торопясь продолжить воспоминания,
Как в прошлые твержу я дни
Привычное ей заклинанье:
“Ты с глаз моих не уходи!”
Но время строит стенки,
И самой ужасной стеной
дымы и Огни дней армейских
Заколыхались предо мной…

И скоро
Я её заметил,
Посмотрев на мир из-под руки,
Не на гульбе —
В том самом виде,
Как выражались старики.
Заметил с чёрными горшками,
Перекалёнными в печах,
С шестипудовыми мешками
На перекошенных плечах.

Порядок слов,
Звучавший мило,
Сейчас бросал всё тело в дрожь:
— Ты что-то, девка, приуныла —
Как НаткаГраева идёшь!..

При встрече
На дороге пыльной
Её глаза несли мне весть,
Что от работы непосильной
Вся свяла, не успев расцвесть.
Лицо обветрено и грубо.
И шла она,
Не шевеля
Губами,
По причине того, что губы
Потрескались,
Как в зной почва.

В далеком прошлом успела позабыть,
Что до поры иссохли груди,
Что стала по земле ходить,
Как ходят пожилые люди,
Что живость огня и света
В её глазах в далеком прошлом заснула.
В мои с надеждой посмотрела —
И отшатнулась от меня.
В моих,
Повидевших много, —
А в них я всё сберечь могу! —
Себя в соседстве увидала
С той, прежней, Натой,
Что стояла
Передо мной
На берегу.

Я знал,
Что из морщин многочисленных,
Примеченных издали,
Каждая чёрточка почётна,
Как честный шрам фронтовика.

* * *

За боль,
За раннюю сутулость
Торопись сторицею воздать.
Отыщи же, чем не стала молодость
И чем она имела возможность бы стать!
На чём от самого рожденья
Не отразятся
Ни ветра,
Ни мировое потрясенье,
Ни горе одного двора.

Ищи красивое на свете,
Делай выводы, оправдывай, вини
И по нетронутой монете
Монету стёртую цени.
Не поменяв мечтам заветным,
По жизни в отыскивании пройди.
В каком-то виде бессмертном
Наташу Граеву отыщи.
Её будущее да будет вехой,
Везде известный прекрасно.
Искал я.
И в книжонке ветхой
Её бессмертье я отыскал.
Рука, листавшая устало,
Успела, к счастью, долистать
До той,
Кем дорогая не стала
И кем она имела возможность бы стать.

Я видел:
В весёлом полёте
Кисть жизнетворца создала
Всю красоту тёплой плоти,
Причуду света и тепла.
Влюблённый и ревнивый гений
В слиянье мук и радости
Набросил матовые тени
На лёгкие изгибы рук.
Таковой летит в том направлении, где всевышние!
И он, уже не тратя сил,
Куском парчи,
Упавшим в ноги,
Её чуть-чуть отяжелил.

Чуть приметными мазками
На продолжительный срок.
На вечный срок
За чёрными её зрачками
Свет человеческий зажёг.
Тем светом ей
Скорбь, тревогу
И горе изгонять дано.
С таковой легко искать дорогу,
В то время, когда делается мрачно.

Она стыдлива без ужимок,
Как та,
Которую я знал…
И это был снимок,
А где же сам оригинал?
Где рождена?
В какие конкретно эры,
В какой из поднебесных государств?
И кто она?
Прочёл: “Венера”.
А чуть пониже: “Тициан”.
В этот самый момент же на бумажной сини
Отчётливо и на виду
Приписка: “Собственность России”.
Замечательно!
Я её отыщу!

И опять,
В поиски ушедший,
Всем говорю:
Дескать, так и без того…
Смеются:
— Что за сумасшедший!
Венеру ищет! Вот чудак! —
Какой-то полный незнакомец
Откашлялся и пропыхтел:
— Избаловали!..
Комсомолец,
А тож — Венеру захотел!

Иду,
Чем дальше, тем храбрее
По городу — через снега,
Иду в галереях
Через прошлые столетия,
Через сокровища народов,
Не падая пред ними ниц,
Через толпу экскурсоводов,
учениц и Учеников.

Переходя от века к веку,
В людской толкаясь тесноте,
Они пришли ко мне, как в Мекку,
На поклоненье красоте.
И красоте той добропорядочной
Себя дав полностью,
Тянусь и я к ней,
Как голодный
За хлебным тянется пайком.

Её ищу я в каждом зале,
В простенках каждого угла.
— У вас Венера не была ли?
— Нет, —отвечают,—не была.—
Снова растолковываю по порядку:
— зеркало и Амур…
Рукой
Венера поправляет прядку… —
Снова слышу:
— Не было таковой.

Но вот совсем рядом
Борода над толпой всплыла.
Блеснуло старческое око
Из-под очков.
— Была! Была! —
И отыскал в памяти я,
Как поезд спешил
В лесную отчизну мою,
И я с таким вот повстречался
В металлургическом краю.
Сейчас мне вспомнилось,
Как ночью,
В огнях заметив домен последовательность,
Похвастал кто-то:
— Кстати,
Я строил данный комбинат. —
Добавил, ус крутнувши лихо,
Что ставил в том месте прокатный стан,
А старец, вот такой же, негромко
Увидел:
— Вы и Тициан.

Тогда,
Болтавшие о многом,
Толкуя обо всём легко,
Как на обиженного Всевышним,
Посмотрели мы на старика.
И он притих,
Ни об мастерстве,
Ни о вторых делах страны
Уже не сказал,
Только с грустью
Посматривал со стороны,
Как спорил с химиком строитель.
Так безрадостно на исходе дней
Разочарованный родитель
Смотрит на выросших детей.
Сейчас старик подвижен, ярок.
Определил и снова не определю.
— Вы отыскали в памяти её?! —
Ответил:
— Я отыскал в памяти юность собственную.

Мы шли,
И не было мне необычно,
Что сказал он не шутя:
— Вы понимаете, у Тициана
Она не первое дитя… —
Дрожало старческое веко,
А он твердил мне об одном:
— Полвека! Да, мой дорогой друг, полвека
Я был её опекуном.

Все чёрточки лица страдали,
Кривились, словно бы был он пьян.
— Что ж стало с ней?
— Её реализовали.
— Куда?
— В том направлении… за океан.

Мы реализовываем
И кожи и лес,
Но красоты дефицит в нас!
Чуть ли нужен и вероятен
Громадного горя пересказ.
Он знал,
Что жили небогато,
И ведал, реализована для чего,
Но лишь индивидуальные потери
Не восполняются ничем…

В то время, когда
В Магнитогорске рыли
Для первой домны котлован,
Она плыла за океан.
Навстречу ей автомобили плыли.
Он сказал об данной встрече так,
Как будто бы сам с ней в рабство плыл.
— Я парусиною прикрыл
Её блистательные плечи. —
Он рисовал мне
Небо в тучах,
Над палубой туман густой…

За красоту времён будущих
Мы заплатили красотой.

* * *

И с ней
Не встретясь,
Я простился.
Нерадостен был мой уход.
Заснул я поздно.
Мне приснился
Металлургический завод.
Мне снились волны
В кудрях пены,
Бегущие за край света,
Мне снились толстые мартены,
Похожие на суда.
Пускай окна в них
Прикрыты хорошо
И только на каждом красный глаз,
Но и в зашторенные окна
Бьёт пламя,
Обжигая нас.

Но что такое?!
Шум стозвучный
Внезапно стих, рассеялся угар.
С открытым ртом стоит подручный,
Бороду щиплет сталевар.
В глазах у парня бес запрыгал,
И не заберу никак я в толк,
С чего он звучно загыгыкал:
— Гы, баба!.. Обнажённая!.. —
И смолк.

Смотрю я,
Также ошарашен,
Дивлюсь, как на печной пролёт
Походкой лёгкою Наташи
Венера русая идёт.
Боса, парчой полуоткрыта
В угоду прошлым временам,
На крошки ступит доломита,
Поморщится —
И опять к нам.
Смотрит всё пристальней,
Всё строже.
Ни слова нам не оброня.
Желаю, дескать, взглянуть,
За что же
Вы про…
Вы отдали меня.

Старик,
Тихо увлекая
Меня от зевак и гостьи,
Задал вопрос тихо:
— Кто такая? —
Я к мастеру, дескать, так и без того…
Дескать, не забывайте,
В то время, когда тут рыли
Для первой домны котлован,
Она плыла за океан.
Навстречу ей автомобили плыли.

И мастер,
Подошедший близко,
Остановился перед ней
И поклонился низко-низко,
Сняв кепку с головы собственной…
Помедлил,
Дав словам отсрочку,
Позже, прижав ладонь к груди,
Заговорил:
— Забудь обиду нас, дочка…
Всё видела, сейчас делай выводы.
Бывало, бьюсь,
Из кожи лезу,
И недопью и недоем.
Мы пропадали без железа,
И рабство нам угрожало
Всем.
Как строились,
Душой болея,
Ты, вечная, нас не осознаешь.
И что тебе!
Ты, не старея,
До коммунизма доживёшь.
Захочешь жить у нас, например, —
Гости без никаких бумаг… —
Старик набрался воздуха:
— Вот так, Венера…
По батюшке не зная как.

Я взглянул
И содрогнулся кроме того.
В тёплом отблеске огня
Уж не Венера,
А Наташа
С укором наблюдает на меня.
Снова покорила
Ясность взгляда
Глаз чёрных, затаивших зов,
Как затенённые озёра
Среди нехоженых лесов.
В них,
Укрываясь от напастей
Души глубинной чистотой,
Надежда на громадное счастье
Всё ходит
Рыбкой золотой.

Приятели не сходу додумались,
Что говорит она со мной:
— Вы перед вечной оправдались,
Попытайтесь перед земной…

* * *

Не знаю,
Так ли я ответил,
В то время, когда в жёсткой простоте
На комсомольском комитете
Просматривал доклад о красоте.
Встречая взором
Взор сердечный
Сидевший прямо предо мной,
Я с грустью сказал о вечной
И с болью отыскал в памяти о земной.

Я сказал,
Как перед Натой:
История от первых дней
Ни перед кем не виновата, —
Виновны лишь перед ней.
Одной цепи я вижу звенья,
Сработанные не день назад:
И мировые потрясенья,
И горе одного двора.
На всё
Я в жизни вижу отклик,
От горя к эйфории мосты.
Будущее Наташи — это подвиг.
А подвиг стоит красоты.

Глазами встретившись с одною:
— Ты знаешь ли, —сообщил я ей,—
Какой заплачено ценою
За лёгкий взлёт
Твоих бровей?—
Не знаю, так ли
Двум мальчишкам,
Зевнувшим неохотно в кулак,
Сообщил я, может, строго через чур.
Послушайте,
Сообщил я так:

— Всё позабудется на свете,
Всё сгладится в итоге.
Вам, избалованные дети,
Не отыскать в памяти бедности отцов.
Вам подавай только то, что мило,
сад и Красавицу в цвету.
Кровь пролилась,
А не чернила
В сражениях за красоту.
Вам огорчительно до боли,
Вам оскорбительно до слёз,
Что материнские мозоли
Не пахнут лепестками роз.

Наташи прошлой мы не встретим,
Но людям жить и быть красе.
В этом случае уже не детям,
В этом случае сообщил я всем:
— Рост красоты по годам и дням
Мы обеспечим — верю я,
Как обеспечен курс рубля
Всем достоянием народа!

Мечтатель,
Верный почитатель
Земных красот,
Согласись, брат,
Что виноват,
И я, читатель,
С тобой в растратах виноват.
Мы равнодушны и незрячи,
Не знаем,
Что смелей резца
Моя ль,
Страны ли неудача,
Морщинку, складку обозначив,
Коснётся каждого лица.
Судьбу,
Сгибающую лучших,
Мы не берём за горло:
“Находись!”