Жечь было удовольствием. Какое?то особенное удовольствие видеть, как пламя пожирает вещи, как они чернеют и изменяются. Бронзовый наконечник брандспойта зажат в кулаках, огромный питон изрыгает на мир ядовитую струю керосина, кровь стучит в висках, а руки кажутся руками диковинного дирижёра, выполняющего разрушения и симфонию огня, превращая в пепел изорванные, обуглившиеся страницы истории. Символический шлем, украшенный цифрой 451, низко надвинут на лоб, глаза блещут оранжевым пламенем при мысли о том, что должно на данный момент случиться: он нажимает огонь – и воспламенитель жадно кидается на дом, окрашивая вечернее небо в багряно?жёлто?тёмные тона. Он шагает в рое огненно?красных светляков, и больше всего ему хочется сделать на данный момент то, чем он так довольно часто забавлялся в юные годы, – сунуть в пламя прутик с леденцом, пока книги, как голуби, шелестя крыльями?страницами, умирают на крыльце и на лужайке перед домом, они взлетают в огненном вихре, и тёмный от копоти ветер уносит их прочь.
Твёрдая ухмылка застыла на лице Монтэга, ухмылка?мина, которая появляется на губах у человека, в то время, когда его внезапно опалит огнём и он быстро отпрянет назад от его жаркого прикосновения.
Он знал, что, возвратившись в пожарное депо, он, менестрель огня, посмотрев в зеркало, дружески подмигнёт собственному обожжённому, измазанному сажей лицу. И позднее в темноте, уже засыпая, он всё ещё будет ощущать на губах застывшую судорожную ухмылку. Она ни при каких обстоятельствах не покидала его лица, ни при каких обстоятельствах, сколько он себя не забывает.
Он шепетильно стёр и повесил на гвоздь тёмный блестящий шлем, бережно повесил рядом брезентовую куртку, с удовольствием вымылся под сильной струёй душа и, насвистывая, сунув руки в карманы, пересёк площадку верхнего этажа пожарной станции и скользнул в люк. В последнюю секунду, в то время, когда трагедия уже казалась неизбежной, он выдернул руки из карманов, обхватил блестящий медный шест и со скрипом затормозил за миг перед тем, как его ноги коснулись цементного пола нижнего этажа.
Выйдя на пустынную ночную улицу, он направился к метро. Бесшумный пневматический поезд поглотил его, пролетел, как челнок, по прекрасно смазанной трубе подземного туннеля и вместе с сильной струёй тёплого воздуха выкинул на выложенный жёлтыми плитками эскалатор, ведущий на поверхность в одном из пригородов.
Насвистывая, Монтэг поднялся на эскалаторе навстречу ночной тишине. Не думая ни о чём, по крайней мере, ни о чём в особенности, он дошёл до поворота. Но ещё раньше, чем выйти на угол, он внезапно замедлил шаги, как словно бы ветер, налетев откуда?то, ударил ему в лицо либо кто?то окликнул его по имени.
Уже пара раз, приближаясь вечером к повороту, за которым освещённый звёздами тротуар вёл к его дому, он испытывал это необычное чувство. Ему казалось, что за мгновение перед тем, как ему развернуть, за углом кто?то стоял. В воздухе была какая?то особенная тишина, как будто бы в том месте, в двух шагах, кто?то притаился и ожидал и только за секунду до его появления внезапно превратился в тень и пропустил его через себя.
Возможно, его ноздри улавливали не сильный запах, возможно, кожей рук и лица он чувствовал чуть заметное увеличение температуры вблизи того места, где стоял кто?то невидимый, согревая воздушное пространство своим теплом. Осознать это было нереально. Но, завернув за угол, он всегда видел только белые плиты пустынного тротуара. Лишь в один раз ему показалось, словно бы чья?то тень мелькнула через лужайку, но всё провалилось сквозь землю, перед тем как он смог вглядеться либо сказать хоть слово.
Сейчас же у поворота он так замедлил шаги, что практически остановился. В мыслях он уже был за углом – и уловил не сильный шорох. Чьё?то дыхание? Либо перемещение воздуха, вызванное присутствием кого?то, кто весьма негромко стоял и ожидал?
Он завернул за угол.
По залитому лунным светом тротуару ветер гнал осенние листья, и казалось, что идущая навстречу женщина не переступает по плитам, а скользит над ними, подгоняемая листвой и ветром. Легко нагнув голову, она наблюдала, как носки её туфель задевают кружащуюся листву. Её узкое матовой белизны лицо светилось нежным, неутолимым любопытством. Оно высказывало лёгкое удивление. Чёрные глаза так пытливо наблюдали на мир, что, казалось, нет ничего, что могло от них ускользнуть. На ней было белое платье, оно шелестело. Монтэгу чудилось, что он слышит каждое перемещение её рук в такт шагам, что он услышал кроме того тот легчайший, неуловимый для слуха звук – яркий трепет её лица, в то время, когда, подняв голову, она заметила внезапно, что только пара шагов отделяют её от мужчины, стоящего среди тротуара.
Ветви над их головами, шурша, роняли сухой ливень листьев. Женщина остановилась. Казалось, она готова была отпрянуть назад, но вместо того она внимательно поглядела на Монтэга, и её чёрные, лучистые, живые глаза так просияли, как словно бы он сообщил ей что?то неординарно хорошее. Но он знал, что его губы сказали только простое приветствие. Позже, видя, что женщина, как заворожённая, наблюдает на изображение саламандры, на рукаве его тужурки и на диск с фениксом, приколотый к груди, он заговорил:
– Вы, разумеется, отечественная новая соседка?
– А вы, должно быть… – она наконец оторвала глаза от эмблем его профессии, – пожарник? – Голос её замер.
– Как вы необычно это сообщили.
– Я… я додумалась бы кроме того с закрытыми глазами, – негромко проговорила она.
– Запах керосина, да? Моя супруга неизменно на это жалуется. – Он захохотал. Дочиста его ни за что не отмоешь.
– Да. Не отмоешь, – промолвила она, и в голосе её раздался ужас.
Монтэгу казалось, словно бы она кружится около него, крутит его во все стороны, осторожно встряхивает, выворачивает карманы, не смотря на то, что она не двигалась с места.
– Запах керосина, – сообщил он, дабы прервать затянувшееся молчание. – А для меня он всё равняется, что духи.
– Неужто правда?
– Само собой разумеется. Почему бы и нет?
Она поразмыслила, перед тем как ответить:
– Не знаю. – Позже она посмотрела назад назад, в том направлении, где были их дома. – Возможно, я отправлюсь с вами? Меня кличут Кларисса Маклеллан.
– Кларисса… А меня – Гай Монтэг. Ну что ж, идёмте. А что вы тут делаете одна и без того поздно? какое количество вам лет?
Тёплой ветреной ночью они шли по серебряному от луны тротуару, и Монтэгу чудилось, словно бы около веет узким запахом свежих абрикосов и земляники. Он посмотрел назад и осознал, что это нереально – так как на дворе осень.
Нет, ничего этого не было. Была лишь женщина, идущая рядом, и в лунном свете лицо её сияло, как снег. Он знал, что на данный момент она обдумывает его вопросы, соображает, как лучше ответить на них.
– Ну вот, – сообщила она, – мне семнадцать лет, и я помешанная. Мой дядя говорит, что одно неизбежно сопутствует второму. Он говорит: в случае если спросят, сколько тебе лет, отвечай, что тебе семнадцать и что ты безумный. Прекрасно гулять ночью, правда? Я обожаю наблюдать на вещи, вдыхать их запах, и не редкость, что я брожу вот так всю ночь напролёт и встречаю рассвет .
Некое время они шли без звучно. Позже она сообщила задумчиво:
– Понимаете, я совсем вас не опасаюсь.
– А из-за чего вы должны меня опасаться? – удивлённо задал вопрос он.
– Многие опасаются вас. Я желаю сообщить, опасаются пожарников. Но так как вы, в итоге, такой же человек…
В её глазах, как в двух блестящих капельках прозрачной воды, он заметил собственное отражение, чёрное и маленькое, но до небольших подробностей правильное – кроме того складки у рта, – как словно бы её глаза были двумя чудесными кусочками лилового янтаря, навеки заключившими в себе его образ. Её лицо, обращённое сейчас к нему, казалось хрупким, матово?белым кристаллом, светящимся изнутри ровным, немеркнущим светом. То был не электрический свет, пронзительный и резкий, а необычно успокаивающее, мягкое мерцание свечи. Как?то раз, в то время, когда он был ребёнком, погасло электричество, и его мать нашла и зажгла последнюю свечу. Данный маленький час, пока горела свеча, был часом прекрасных открытий: мир изменился, пространство прекратило быть огромным и уютно сомкнулось около них. сын и Мать сидели вдвоём, необычно преображённые, честно хотя, дабы электричество не включалось как возможно продолжительнее. Внезапно Кларисса сообщила:
– Возможно задать вопрос вас?.. Вы в далеком прошлом трудитесь пожарником?
– С того времени как мне исполнилось двадцать. Вот уже десять лет.
– А вы в то время, когда?нибудь просматриваете книги, каковые сжигаете?
Он засмеялся.
– Это карается законом.
– Да?а… Само собой разумеется.
– Это хорошая работа. В понедельник жечь книги Эдны Миллей, в среду – Уитмена, в пятницу – Фолкнера. Сжигать в пепел, после этого сжечь кроме того пепел. Таков отечественный опытный девиз.
Они прошли ещё мало. Внезапно женщина задала вопрос:
– Правда ли, что в то время, когда?то, в далеком прошлом, пожарники тушили пожары, а не разжигали их?
– Нет. Дома всегда были несгораемыми. Поверьте моему слову.
– Необычно. Я слыхала, что было время, в то время, когда дома загорались сами собой, от какой?нибудь неосторожности. И тогда пожарные были необходимы, дабы тушить пламя.
Он засмеялся. Женщина скоро вскинула на него глаза.
– Из-за чего вы смеётесь?
– Не знаю. – Он опять захохотал, но внезапно умолк. – А что?
– Вы смеётесь, не смотря на то, что я не сообщила ничего забавного. И вы на всё отвечаете сходу. Вы совсем не вспоминаете над тем, что я задала вопрос.
Монтэг остановился.
– А вы и правда весьма необычная, – сообщил он, рассматривая её. – У вас как словно бы совсем нет уважения к собеседнику!
– Я не желала вас обидеть. Должно быть, я легко чересчур обожаю приглядываться к людям.
– А это вам разве ничего не может сказать? – Он осторожно похлопал пальцами по цифре 451 на рукаве собственной угольно?тёмной куртки.
– Говорит, – тихо сказала она, ускоряя шаги. – Сообщите, вы в то время, когда?нибудь обращали внимание, как вон в том месте, по проспектам, спешат ракетные машины?
– Меняете тему беседы?
– Мне время от времени думается, что те, кто на них ездит, просто не знают, что такое трава либо цветы. Они так как ни при каких обстоятельствах их не видят в противном случае, как на громадной скорости, – продолжала она. – Продемонстрируйте им зелёное пятно, и они сообщат: ага, это трава! Продемонстрируйте розовое – они сообщат: а, это розарий! Белые пятна – дома, коричневые – коровы. в один раз мой дядя попытался проехаться по шоссе со скоростью не более сорока миль в час. Его арестовали и посадили на двое суток в колонию. Смешно, правда? И безрадостно.
– Вы через чур много думаете, – увидел Монтэг, испытывая неловкость.
– Я редко наблюдаю телевизионные передачи, и не бываю на автомобильных гонках, и не хожу в парки развлечений. Вот у меня и остаётся время для всяких сумасбродных мыслей. Вы видели на шоссе за городом рекламные щиты? на данный момент они длиною в двести футов. А понимаете ли вы, что в то время, когда?то они были длиною всего в двадцать футов? Но сейчас машины мчатся по дорогам с таковой скоростью, что рекламы было нужно удлинить, в противном случае бы никто их и прочесть не смог.
– Нет, я этого не знал! – Монтэг кратко засмеялся.
– А я ещё кое?что знаю, чего вы, предположительно, не понимаете. По утрам на траве лежит роса.
Он постарался отыскать в памяти, знал ли он это в то время, когда?нибудь, но так и не смог и внезапно почувствовал раздражение.
– А вдруг взглянуть в том направлении, – она кивнула на небо, – то возможно заметить человечка на луне.
Но ему уже давно не случалось смотреть на небо…
Дальше они шли без звучно, она – задумавшись, он – досадуя и ощущая неловкость, по временам бросая на неё укоризненные взоры.
Они подошли к её дому. Все окна были ярко освещены.
– Что тут происходит? – Монтэгу ни при каких обстоятельствах ещё не приходилось видеть такое освещение в жилом доме.
– Да ничего. Легко мама, дядя и отец сидят совместно и говорят. на данный момент это уникальность, всё равно как ходить пешком. Сказала я вам, что дядю ещё раз арестовали? Да, за то, что он шёл пешком. О, мы весьма необычные люди.
– Но о чём же вы говорите?
Женщина захохотала.
– Спокойной ночи! – сообщила она и развернула к дому. Но внезапно остановилась, как будто бы что?то отыскав в памяти, снова подошла к нему и с любопытством и удивлением вгляделась в его лицо.
– Вы радостны? – задала вопрос она.
– Что? – вскрикнул Монтэг.
Но девушки перед ним уже не было – она бежала прочь по залитой лунным светом дорожке. В доме негромко затворилась дверь.
451 градус по Фаренгейту — Рэй Брэдбери [Аудиокнига, Владимир Зайцев]
