Вся эта обстановка отыскала отражение в культуре, мастерстве, науке. По окончании объявления Ф.Ницше «смерти Всевышнего» культура сосредоточилась на Знаке. Отношения, складывающиеся в обществе, стали трактоваться по аналогии с отношениями, складывающимися между значимыми единицами речи и языка. Показались способы структурного языкознания (Ф.Соссюр), социологии языка (Сепир, Уорф), гумбольдтианское учение о внутренней форме; К.Юнг нашёл архетипы — знаки коллективного бессознательного; К.Ясперс открыл в языке шифры изначального смысла Бытия; М.Хайдеггер — голос Бытия; холисты — выраженный в знаке культурный миф народа; Ж.Лакан — понял, что кроме того бессознательное структурировано как язык. «Для экзистенциалистов, персонологов, неофрейдистов, представителей философской антропологии знак — это тоннель, лаз в подполье культуры, соприкосновение с невидимой глазу плазмой, создающей собственными импульсами напряжение на поверхности культуры, конфликты нашей жизни. Их корни — в том месте, в глубинах бытия. И философия культуры «спускается» к ним, к Эросу, и Танатосу, смерти и жизни» (Каган, 1998, с.161).
К.Леви-Стросс и Р.Барт применив данный способ соответственно к изучению старой и современной культуры, положили основание структурализму и постструктурализму. Структурализм исходит из того, что человеком в мире руководят неосознанные структуры, зашифрованные в языке. Сама культура структурирована как язык: в ней возможно отыскать значимые оппозиции, параллелизм, семантические и реляционные значения. Процессы, происходящие в культуре, следовательно, возможно истолковывать как сообщения. «политику и Экономику, города и жилище, одежду и вещи, ритуалы, культуры и мифы — все возможно разглядывать как текст, содержащий сообщения, вернее, нескончаемое количество сообщений. В этих накатывающих друг на друга волнах «означающих», так и не достигающих ни одного определенного «означаемого», сам язык предстает как сообщение» (в том месте же, с.162). В каждом тексте выявляются напластования вторых текстов, в любом сообщении — другие сообщения. По существу, сообщения и тексты являются коллажами , составленные если не из заимствований и прямых цитат, то по крайней мере — из чужих мыслей. Исходя из этого при первом же погружении «аналитического скальпеля» в конкретный текст — последний распадается на молекулы обрывков из вторых текстов, и без того происходит практически до бесконечности. Если сравнивать с размытостью и распылённостью сообщений язык, на котором они составлены, являет собой крепость и твёрдость собственной структуры, талантливой «выразить из себя» все новые сообщения. Как раз механизм порождения текстов, запрятанный в языке, а не сами тексты, интересует структуралистов.
С афористической точностью выразил это характерное современной культуре предпочтение языка как средства сообщения самому сообщению М.Мак Люен, назвав одну из собственных книг «Medium is the Message» («Средство сообщения — это само сообщение»).
Работу с текстами культуры, начатую структурализмом, продолжил поструктурализм. Дабы преодолеть несоответствие между культурой и жизнью, поструктурализм внес предложение брать текст в момент его становления, дабы «посмотреть» под маску культуры, в ту «преисподню», где нет еще готовых форм, а исходные «наивности» еще не претерпели метаморфоз. Подобный процесс изучения стал называться деконструкции. Постмодернистское мастерство выступило как пример деконструкции хороших текстов, стремясь к обновлению судьбы любой ценой, высвобождению ее из-под насилия отвердевших ментальных норм. «Деконструкция» — термин предложенный Ж.Деррида — не есть способом, в смысле стандартных научных процедур либо правил, не есть «критикой» ни в общепринятом, ни в кантовском смысле. «Не есть она и «анализом» — предприятием по разборке и расчленению какого-либо целого на отдельные, потом неразложимые элементы, потому, что эти «ценности», равно как и анализ, сами сущность кое-какие философемы, подлежащие деконструкции» (Деррида, цит. по Керимов, 1998, с.230).
Хрестоматийным постмодернистским текстом можно считать работу Л.Фидлера «Пересекайте рвы, засыпайте границы» (1969), в которой ставится задача снятия границ между элитарной и массовой культурами, между настоящим и ирреальным. Автор, по данной концепции, будет «двойным агентом», осуществлять связь между технологизированным мифом и миром (чудесным образом, выдумкой), отвечать в равной мере и элитарному, и популярному вкусам. Произведение искусства будет многоязычным, купить двойную структуру, как на социологическом, так и на семантическом уровнях. Ч.Дженкс ввел понятие «двойного кодирования», которое подразумевает возможность автора в один момент апеллировать к профессионалам и массе.
Хорошим романом постмодерна стало произведение Умберто Эко «Имя Розы», сравнимаемое многими критиками со слоеным пирогом, направленным разным социальным слоям читателей. У.Эко быстро противопоставлял постмодерн модернизму, которому «дальше идти некуда, потому, что он разрушает образ, отменяет образ, доходит до абстракции, до чистого холста, до дырки в холсте». Это отвержение модернизма предлагается дать добро особенным образом: «постмодернизм — это ответ модернизму: раз уж прошлое нереально стереть с лица земли, потому что его уничтожение ведет к немоте, его необходимо переосмыслить: без наивности» (У.Эко, цит. по Каган, 1998, с.353).
М.Хайдеггер, считающийся одним из отцов постмодерна отправился дальше Фидлера и Эко. Во имя «демократизации» культуры он заявил отказ от трансцендентных совершенств и о «понижении» главных сокровищ. Он растолковал это не рвением к слепому разрушению и не суетой обновленчества, но необходимостью придать миру таковой суть, что не унижает его до роли переходного двора в некую потусторонность.
Собственного пика постмодернистское чувство достигло на Западе в 80-е годы, причем, с одной стороны ощущалась исчерпанность постмодернистских представлений, с другой — ничего нового им на смену не пришло, более того, создавалось чувство, что постмодернизм втягивал в поле собственного действия все новые и новые сферы культурного сознания. В эти годы длилась «методологическая агрессия» литературоведения в другие сферы знания. Дж.Каллер писал: «В 60-е и 70-е годы литературоведение, казалось, было занято импортированием теоретических моделей, перспектив и вопросов из таких областей, как лингвистика, антропология, философия, психоанализ и история идей. Но в 80-х годах обстановка, думается изменилась: литературоведение стало экспортером теоретического дискурса, в то время, как другие дисциплины — право, антропология, история мастерства, кроме того психоанализ — приняли к сведению то, что литературные критики именуют «теорией», и обратились к ней для стимулирования собственных собственных изысканий» (цит. по Ильин, 1998, с.170).
Но неспециализированный результат — негативен: постмодернистская научно-познавательная парадигма была талантливой только на нигилистическую критику и не давала утвердительных ответов. Кармен Видаль написала по этому поводу в 1993 г.: В 80-е годы суть был утерян, и мы игрались с означающими. Объекты, включая человека, существовали лишь как символы. Рвение к бесконечности. Тщетная свобода. Эстетика исчезновения. Социальное дезертирство. Деидеологизация. Публичная сфера стала пустыней, где трансполитический темперамент, жестокость отечественного асоциального и поверхностного мира превратилась в экстатическую критику культуры» (цит. по Ильин, 1998, с.171).
Исчерпанность ветхой парадигмы и отсутствие новой хорошей возможности ведет к тенденции возврата к сфере личной судьбе, к религиозно-духовной проблематике, тем либо иным формам религиозности. Мишель Серрес в 1989 г. писал об этом так: «Двадцать лет назад, в случае если я желал заинтересовать собственных студентов, я сказал им о политике, в случае если я желал вынудить их смеяться, я сказал им о религии. Сейчас, в случае если я желаю вызвать у них интерес, я говорю им о религии, а вдруг желаю их посмешить, то говорю им о политике» (цит. по Ильин, 1998, с.180). Наряду с этим многие исследователи выделяют, что не происходит возврата к каноническим формам религии, а расцветает огромное множество разнообразных сект, появляется интерес к обрядам и языческим ритуалам, эзотеризму, оккультизму, восточным диетам, медитации, магии, сатанологии и спиритизму — словом всему, что раньше считалось предрассудками.
Фридрих Ницше — супергерой Постмодерна
