Незавершенность социальной и политической действительности, ее многовариантность и многообразие оставляют место для разных ее интерпретаций. К тому же познание социальной действительности связано с трансформацией самой данной действительности. Само явление познание может поставить под сомнение существующий порядок и, более того, подорвать его. Причем это есть следствием не практических результатов познания, а самого процесса познания. В случае если в естественных науках предпочтение отдается объяснениям, то в публичных — пониманию. Растолковать — значит распознать внутренние и внешние связи между составными частями лабораторного опыта, призванного повторить либо создать природный эффект.
В сфере социального речь заходит не только об объяснении вещей, но и об адекватном их понимании в смысле постижения. Растолковать социальный феномен — значит в первую очередь обрисовать его. К примеру, объяснение — описание финансового кризиса содержится в установлении предшествовавших ему спекуляций, первых банкротств, увеличения банковских учетных ставок и т.д. Описание образовывает значительную часть социальных и гуманитарных дисциплин и базу классифицирующего знания. Потому, что социальное является процессом устремлений людей и реализации потребностей, то осознать его — значит выяснить совокупность представлений и намерений, лежащих в базе социальных феноменов. Классифицирующее знание требует теоретического фундамента, что в социальных и гуманитарных науках пронизан идеологическим содержанием. Разумеется, что концепция социальной и гуманитарной наук, скопированная с естественной, была бы через чур ограниченной.
Как отмечал Х.-Г. Гадамер, науки о духе сближаются с этими методами постижения, каковые лежат за пределами науки: с опытом философии, с опытом мастерства, с опытом самой истории. Все это такие методы достижения, в которых возвещает о себе истина, не подлежащая верификации методологическими средствами науки.
Цезарь, Платон, Аристотель, Макиавелли, Маркс в той либо другой степени вмешивались собственными практическими действиями в качестве исторических субъектов в процессы и те феномены, каковые они разбирали. Фукидид был изгнан из Афин как приверженец аристократии. Цезарь сам воображал себя читателю собственных Комментариев о галльской войне. Платон пробовал реализовать на практике собственные теории в Сиракузах и написал, потерпев в этом неудачу, собственные законы. Аристотель написал конституцию собственного родного города Стагира. Макиавелли руководил зарубежными делами Флоренции и только на базе уроков, извлеченных из этого опыта, написал книгу Правитель. Маркс разбирал необходимость исчезновения капитализма, руководя I Интернационалом.
Отношения между политической совокупностью, сферой и политическими институтами публично-политической мысли складываются в тесном сотрудничестве между собой, испытывая обоюдное влияние.
Политический анализ не имеет возможности основываться на одних лишь фактах, потому, что конкретные факты покупают значимость только в той мере, в какой их возможно соотносить с целым, снабжающим теоретически обоснованный контекст для интерпретации фактов. В определенном смысле нереально разглядывать политические университеты в отрыве от политической мысли, потому, что идея предшествует действию и напротив. Задача политолога пребывает в достижении самого тесного эмпирического начала и взаимодействия теории, действия и рефлексии, практической вовлеченности и интерпретации. В государствах разработки и Запада достижения обществоведческих дисциплин часто употребляются для ответа экономических, социальных, политических и иных неприятностей. Показательно, что в истории западного обществознания была социологизация его отраслей, усиливался их прикладной темперамент. В частности, цель эмпирических изучений в области политической социологии -оказание практической помощи стране конкретными рекомендациями по реализации политического контроля над обществом. Симптоматично, что в последние десятилетия в следствии тесного сотрудничества политологов, социологов, политэкономистов и т.д., с одной стороны, и представителей национально-политических университетов — с другой, в большинстве развитых государств Запада появился собственного рода политико-академический комплекс. известный представители публичных наук довольно часто совмещали и совмещают политическую и отвлечённую деятельность.
В Критике чистого разума И. Кант продемонстрировал, что средства научного познания не в состоянии дать нужную и необходимую для всех картину мира. Указав науке ее пределы, он провозгласил самостоятельность нравственных и эстетических аргументов. Кант полагал, что нормы науки составляют только один нюанс в уяснении высших сокровищ. Тут наровне с ними и независимо от них действуют кроме этого нормы эстетического чувства и нравственного сознания. И в наши дни беспрецедентно большого уровня развития научных знаний многие ученые четко поняли необходимость признания наукой собственных возможностей и границ. Обосновывая идея о том, что познание социально-исторического мира не имеет возможности встать до отметки науки методом применения индуктивных способов естественных наук, Х.-Г. Гадамер подчеркивал: Единичное не является простым подтверждением закономерности, которая в практических событиях разрешает делать предсказания. Наоборот, идеалом тут должно быть познание самого явления в его однократной и исторической конкретности.
Необходимо помнить, что обычно политики и госдеятели принимают решения скорее на базе сложившихся у них точек зрения а также интуиции, нежели одного лишь научного знания, расчётов и математических формул. В этом смысле политика больше мастерство, нежели наука. Без добротной догадки эмпирические эти смогут быть легко ненужны. Тут научное знание и воображение действуют рука об руку. В этом смысле учёного и функции художника совпадают. Изображение мира политики в целом возможно представить не как фотографирование, а как создание живописцем портрета. То, что живописец изображает, это не правильная фотография, а концепция характера, его видение изображаемого объекта, в противном случае, что имел возможность бы видеть, скажем, милицейский. Подобным же образом мир, что мы рисуем в отечественных политических рассуждениях, постигается, а не только воспринимается. Мы воображаем в отечественном изображении политической действительности скорее отечественные политические аргументы, нежели воспроизводим политическую практику. Это по собственной сущности субъективный образ. Эти аргументы, образ, оценка — часть мира политики, так же как портрет, созданный живописцем, есть частью его мира. В сфере политического, в противоположность платоновскому разграничению между верой и знанием, знание и имеется вера.
А 3.15 понимания и Феномен объяснения в соц-гуманитарном знании — Философия науки для аспирантов
