В то время, когда Манвэ услышал, куда направился Мелькор, показалось ему несомненным, что тот замыслил укрыться в ветхих собственных твердынях на севере Средиземья; и Оромэ и Тулкас поспешили на север, дабы, в случае если удастся, перехватить его — но не нашли ни следа, ни слуха о нем за берегами тэлери, в незаселенных пустошах, что лежали недалеко от Льда. Потому стража на северных границах Амана была удвоена, — но зря, потому что прежде, чем началась погоня, Мелькор развернул назад и тайно перенесся на большом растоянии на юг. Он все еще был одним из валаров и мог изменять вид либо ходить без покровов, как его братья; не смотря на то, что близилось время, в то время, когда он лишится данной возможности окончательно.
Так, невидимым, пришел он, наконец, в мглистый Аватар. Край данный, лежавший к югу от Эльдамарского залива, узкой полосой протянулся у подножия восточных Пелоров, и его продолжительный и мрачный берег был черён и неизведан. В том месте, между отвесными чёрным холодным и горными стенами морем, залегли самые глубокие и непроглядные тени в мире; и в том месте, в Аватаре, в неизвестности и тайне жила в собственном логове Унголианта. Эльдары не знают, откуда она взялась, но кое-кто говорит, что многочисленными столетиями раньше, в то время, когда Мелькор в первый раз с завистью посмотрел на Владения Манвэ, ее породила тьма, окружающая Арду, и она была одной из тех, кого Мелькор растлил и привлек к себе на работу. Но она отреклась от собственного Господина, хотя быть хозяйкой собственных вожделений, высасывая все, чтобы насытить собственную вакуум; и она бежала на юг, — спаслась от валаров и охотников Оромэ, по причине того, что их бдительность была направлена к северу, а на юг они продолжительное время не обращали внимания. Так она подобралась к свету Благославенного Края, потому что жаждала света и ненавидела его.
Она жила в глубоком ущелье, приняв вид ужасного паука, и плела в расселинах тёмную паутину. В нее ловила она целый свет, какой имела возможность — и снова исторгала его чёрными сетями удушающей мглы, покуда свет не прекратил попадать в ее логово; и она недоедала.
Итак, Мелькор пришел в Аватар и отыскал Унголианту; и опять принял вид, какой носил тираном в Утумно — Владыки Тьмы, большого и страшного. В этом виде он остался навек. В том месте, в тёмных тенях, которых не имел возможности прозреть кроме того Манвэ со собственного большого трона, Мелькор с Унголиантой измыслили месть. Осознав план Мелькора, Унголианта разрывалась между великим страхом и жаждой; потому что не хотела она испытывать мощь владык и оставлять собственный укрывище для опасностей Амана. А потому Мелькор сообщил ей: Делай, как я велю. И в случае если, в то время, когда все исполнится, голод твой не уймется, я дам тебе все, что желание твое сможет захотеть. Дам полной горстью.
Он поклялся легко, как клялся неизменно; и смеялся в глубине души. Так ветхий преступник соблазняет новичка.
Перед выступлением Унголианта окутала себя и Мелькора покровом тьмы; Бессветием, которого не прозреть ничьим глазам, потому что оно — пустота. Позже медлительно начала плести сети — вервие за вервием, с обрыва на обрыв, со скалы на утес, все выше и выше — покуда не добралась, наконец, до вершины Хиарментира, высочайшего пика в той области мира, на большом растоянии на юге от великой Таниквэтиль. За тем краем валары не следили: западнее Пелоров почвы были безлюдны и сумрачны, а восточнее гор, не считая позабытого Аватара — лежало только безбрежное море.
Но на данный момент на вершине горы залегла Унголианта; она сотворила лестницу из сплетенного вервия и скинула вниз, — и Мелькор встал и поднялся рядом с ней на вершине, глядя на Хранимый Край. Под ними лежали леса Оромэ, а западнее золотилась высокая пшеница полей Йаванны, и мерцали травы ее пастбищ. Но Мелькор посмотрел на север — и заметил далеко сияющую равнину, где серебряные крыши Валмара блистали в смешенье лучей Тэльпериона и Лаурелина. Тут Мелькор звучно захохотал и помчался вниз по продолжительным западным склонам, и Унголианта мчалась рядом, тьмою собственной закрывая их обоих.
А нужно заявить, что то было время праздника, и Мелькор знал это. Не смотря на то, что все времена года во власти валаров, и в Валиноре нет ни зимы, ни смерти, жили они, однако, в Арде, а это только малая песчинка в Чертогах Эа, чья жизнь — Время, всегда текущее от первой ноты до последнего хора Эру. И, потому, что валары обожали тогда облачаться, как в платье, в обличье Детей Эру, — так сообщено в Айнулиндалэ — равняется они ели и выпивали, и собирали плоды Йаванны, выросшие на Земле, сотворенной ими по воле Эру.
Потому Йаванна установила созревания и время цветения всего, что росло в Валиноре; и любой раз, в начале сбора плодов, Манвэ устраивал великое празднество во славу Эру, в то время, когда все народы Валинора пели и радовались на Таниквэтиль. Сейчас был тот самый час, и Манвэ заявил праздник более пышный, чем все бывшие со времени прихода эльдаров в Аман. Потому что, не смотря на то, что бегство Мелькора предсказывало будущие печали и труды, и воистину никто не имел возможности сообщить, какие конкретно еще раны смогут быть нанесены Арде, перед тем как его одолеют опять, — в то время Манвэ решил исцелить лихо, появившееся среди нолдоров; и все были приглашены в его чертоги на Таниквэтиль, чтобы отбросить в том месте рознь, что легла между их принцами, и окончательно позабыть об уловках Неприятеля.
Были в том месте и ваниары, и нолдоры Тириона, и майары собрались совместно, и валары облачились в величие и красу; они пели пред Манвэ и Вардой в их высоких чертогах и плясали на зеленых склонах Горы, обращенной к Древам. В тот сутки улицы Валмара были безлюдны, а лестницы Тириона негромки; и почвы спали в мире. Только тэлери за горами так же, как и прежде пели на берегах моря; потому что времена года мало трогали их, они не вспоминали ни о заботах Правителей Арды, ни о Тени, что пала на Валинор, — так как покуда она не коснулась их.
И только одно омрачило план Манвэ. Феанор пришел, потому что ему — единственному — Манвэ повелел прийти, но ни Финвэ, ни кто другой из нолдоров Форменоса не явился. Потому что сообщил Финвэ: Покуда сын мой Феанор в изгнании и не имеет возможности войти в Тирион, я считаю себя лишенным трона и не стану видеться с моим народом. А Феанор не надел торжественных одеяний — ни вышивок, ни серебра, ни злата, ни драгоценных каменьев не было на нем; и он лишил валаров и эльдаров света Сильмарилей, покинув их закрытыми в Форменосе, в металлической палате. Однако, он встретился с Финголфином пред троном Манвэ, и был дружелюбен — на словах; а Финголфин предал забвению обнаженный клинок, и протянул руку, говоря так:
— Что я давал слово — то и делаю. Я прощаю тебя и не помню обид. — Феанор без звучно пожал ему руку, но Финголфин промолвил: — Полу-брат по крови, подлинным братом по духу буду я. Ты начнёшь вести, а я направляться. И да не поделят нас впредь никакие печали!
— Я слышал твое Слово, — отвечал Феанор. — Быть по сему. — Но суть их речей был черён для них самих.
Говорят, что в тот самый час, в то время, когда Феанор и Финголфин находились пред Манвэ, настало смешенье света, в то время, когда сияли оба Древа, и безмолвный Валмар был залит золотым и серебряным блеском. И в тот самый час Мелькор и Унголианта пронеслись по-над полями Валинора, подобные тени либо облаку тьмы, что ветер гонит над залитой солнцем почвой; и опустились у зеленого бугра Эзеллохар. Тут Бессветие Унголианты увеличилось до корней Древ, и Мелькор вступил на бугор; и тёмным копьем он пронзил оба Древа, нанеся им ужасные раны, и сок их лился, как кровь, и орошал Почву. Унголианта же слизывала его, а позже начала переходить от Древа к Древу, погружая тёмный хобот в их раны, пока не осушила их; и яд Смерти, что жил в Унголианте, вошел в их ветви и тела, в крону и корни, и они погибли. А ее все томила жажда, и, подползши к Прудам Варды, она выпила их до дна; пока же Унголианта выпивала, она выдыхала испаренья столь тёмные, и рост ее стал столь огромен, а вид так страшен, что Мелькор устрашился.
Так великая тьма пала на Валинор. О делах того дня большое количество сообщено в Алдудэниэ, Плаче по Древам, что сложен ваниаром Элеммирэ и известен всем эльдарам. Но, ни песня, ни повесть не передаст всей скорби и всего кошмара, что настали тогда. Свет погас, но наставшая Тьма была больше, чем легко утратой света. В тот час появилась Тьма, что казалась не пустотой, а живой тварью, — потому что она явилась вне Света и обладала мощью проницать взгляд, входить в душу и сердце и покорять волю.
Варда посмотрела с Таниквэтиль и узрела Тень, воздвигшуюся неожиданно бастионами мрака; Валмар погрузился в позднее море ночи. Скоро Благая Гора стояла одна — последний остров в затонувшем мире. Песни смолкли. В Валиноре царила тишь, ниоткуда не доносилось тишина, только с далека, из-за гор, через ущелье приносил ветер рыдания тэлери, подобные леденящим крикам чаек. Потому что с востока потянуло холодом, и глубинные туманы моря накатывались на стены берегов.
Но Манвэ с большого трона обозревал дали, и взгляд его — единственный — проницал ночь, покуда не узрил Тьму чернее тьмы, которой не имел возможности проницать, огромную, но далекую, скоро спешащую на север; и осознал Манвэ, что Мелькор приходил и ушел.
Тогда началась погоня: почву сотрясали кони воинства Оромэ, и пламя, что высекли копыта Нахара, первенствовал светом, возвратившимся в Валинор. Но, чуть достигнув Облака Унголианты, наездники валаров ослепли, растерялись, рассеялись и поскакали, сами не зная куда; и глас Валаромы затих и смолк. А Тулкас как будто бы запутался в тёмных тенетах ночи — силы покинули его, и он бессильными ударами осыпал воздушное пространство. В то время, когда же Туча ушла, стало поздно: Мелькор насладился местью и ушел неизвестно куда.
ЛУННОЕ ЗАТМЕНИЕ 21 ЯНВАРЯ 2019/ЧТО БУДЕТ ? от Olga Stella
