Все вы служили народу и народному суеверию, вы, прославленные философы! — а не истине! Потому и воздавали вам почести.
И всегда говорило сердце ваше: «Из народа вышел я, и оттуда снизошел на меня Глас Божий».
Хитрые и упрямые, как ослы, всегда были вы заступниками народа…
Чтобы поверил я в «искренность» вашу, должны вы сначала сломить в себе волю к поклонению.
Искренним называю я того, кто удаляется в пустыню безбожия и разбивает там сердце свое, готовое поклоняться…
…а в городах живут прославленные философы — откормленные вьючные животные.
Всегда, словно ослы, тянут они — повозку народа!
Но народом остаетесь вы для меня и в добродетелях своих, народом с близорукими глазами, который не знает, что такое дух!
Дух есть жизнь, которая сама надрезывает жизнь: собственным страданием умножает она знание свое: знали вы уже это?
И счастье духа в том, чтобы стать помазанником и жертвой на заклание, освященной слезами: знали вы уже это?
Слепота ослепшего и его искания на ощупь свидетельствуют о силе солнца, на которое взглянул он: знали вы уже это?
Мало того, что дух движет горами; надо, чтобы научился просветленный строить из гор: знали вы уже это?
Вы знаете только искры духа, но не видите, что он — наковальня, не видите жестокости молота его!
Поистине, вам неведома гордость духа! Но гораздо непереносимее была бы для вас кротость его, пожелай она заговорить!..
Вы не орлы, и потому не испытали вы, духовной радости в ужасе. Но кто не птица, тому не дано устраивать дом над пропастью.
Вы — теплы: но холодны ключи глубокого знания. Холодны, словно лед, глубочайшие источники духа — отрада для рук, горячих деяниями.
Вот стоите вы предо мной, почтенные и важные, с прямыми спинами, вы, прославленные философы! Ни сильный ветер, ни могучая воля не подвигнут вас.
Видели вы когда-нибудь, как по морю проносится парус, округлый, надутый ветром и трепещущий от бешенства его!
Подобно парусу, трепеща от бури духа, мчится мудрость моя по морю — моя необузданная мудрость!
Но вы, знаменитые философы, слуги народа, разве можете вы мчаться со мной!
…Так говорил Заратустра.
Заратустра не философ. Философия для него — пустая трата времени, причем не только вашего, но и чужого тоже, поскольку философия — не что иное, как игра ума. Это не способ искать истину, это не способ искать любовь, это не способ искать красоту; она только и делает, что создает системы из пустых слов.
Но они обманули миллионы людей. И миллионам людей они помешали отправиться на поиски ключа к тайнам жизни. Философия никого никогда не трансформировала. У людей от нее пухнет голова, но она не вносит революцию в их жизнь; благодаря ней не происходит никаких превращений. Это величайший обман, который человек изобрел для себя и для других. Она дала людям красивые слова, в которые можно играть. Люди забавляются ею как дети, и те, кто заигрался этими словами, остались детьми, отставшими.
Например, мир философии дал вам ваше самое знаменитое слово, Бог, — наверное, самое бессмысленное слово в человеческом языке. Это не ваше открытие, это не ваше творение; наоборот, философы, теологи, священники убедили вас, что вы — создание Бога.
Это очень важный пункт, с которого начинается паломничество к Заратустре. В прошлом считалось, что Бог — творец всего, но сама эта идея низводит человека до вещи. Только вещь можно создать. Если человек создан Богом, то у человека нет гордости, нет собственного достоинства; он — просто марионетка. Бог в любой момент может передумать и уничтожить человечество, и мы абсолютно беспомощны. Мы не принимали никакого участия в нашем создании, и мы не примем никакого участия в нашем разрушении.
Если это так, жизнь теряет всякий смысл. Она становится трагедией, тюрьмой, безысходным рабством. И не один Заратустра указывает, что концепция Бога противоречит эволюции человека: Махавира согласен с ним, Гаутама Будда согласен с ним.
Эти три великих гения полностью согласны в одном: нельзя допустить, что Бог — создатель человека и его сознания. Допустить это — значит, уничтожить всякий смысл, значение, свободу, любовь, творчество — разрушается все, что дает человеку радость и экстаз. Без Бога человек свободен. Он не был создан, он эволюционировал. Вы должны понять: идея создания и идея эволюции противоречат друг другу. Они несовместимы — создание означает отсутствие эволюции.
Вы что-то создаете — статую, картину, стихотворение. Будет ли ваша картина развиваться? Будет ли ваша статуя со временем меняться? Будет ли ваше стихотворение непрестанно обновляться, каждый момент, чтобы идти в ногу с эволюцией? Все созданное полностью останавливается; оно закрыто для эволюции. Вот почему в истории о сотворении мира говорится: Бог создал мир за шесть дней — и на этом все остановилось.
Эволюция означает, что Вселенная существовала всегда — постоянно меняясь, двигаясь, развиваясь, создавая новые формы, лучшие формы. Именно эволюция была причиной рождения человека и его сознания. Религия Заратустры — эволюция, а не создание. А в эволюции нет места для Бога, по крайней мере, как Создателя. Единственное возможное для Бога место, если вы так уж любите это слово и непременно хотите куда-нибудь его пристроить, единственная возможность — это возможность развития сознания человека до своего наивысшего потенциала. Это будет созданием Бога.
Заратустра отрицает Бога как Создателя, но он готов принять Бога как наивысшее создание человеческого сознания. Чтобы избежать непонимания, он называет это наивысшее развитие сознания «сверхчеловеком». Сверхчеловек — его Бог. Но он не в начале, он приходит как высшее крещендо, в конце. Он для вас — не Повелитель и не Господь, он — ваша наивысшая форма, рафинированная форма. Отсюда второе, что нужно запомнить: Заратустра не может верить в одного Бога. Есть миллионы существ, все они развиваются, и будут миллионы богов; ибо в каждой жизни имеется зерно, потенциал стать Богом.
Заратустра полностью революционизирует концепцию Бога и религии. Теперь религия больше не поклонение или вера; теперь религия становится величайшим творческим актом человека. Теперь религия — не то, что порабощает человека, сковывает его дух. В руках Заратустры религия становится искусством сбрасывания всех цепей, разрушения всех помех — чтобы человеческое сознание могло стать божественным сознанием, чтобы человек исчез и дал рождение сверхчеловеку.
Двадцать пять веков назад этот человек владел одной из самых потенциально богатых идей: Бог в начале не имеет никакого значения. Самое большее, вы станете верующими — а всякая вера слепа, всякая вера ложна. Она не поможет вам вырасти, она лишь научит вас становиться на колени, подобно рабу, перед мертвыми статуями, сгнившими писаниями, примитивными философиями.
Заратустра хочет полностью расчистить почву от всего прогнившего, от всего старого. Он хочет, чтобы ваши глаза устремились к далекой звезде — звезде вашего будущего, звезде, которой вы можете стать, которой вы должны стать, ибо пока вы не станете этой далекой звездой, ваша жизнь не будет танцем, ваша жизнь не будет песней, ваша жизнь не будет празднованием.
Он полностью переносит фокус с прошлого на будущее. С прошлым ничего не поделаешь. Что прошло, то прошло — с этим ничего не поделаешь; вы не можете его изменить. Поэтому, оттого, что человечество верило в прошлое, оно застряло на одном месте. Что вы можете поделать с прошлым?
Он переносит фокус на будущее. Будущее открыто. Все возможности в ваших руках. Вы можете создать сверхчеловека, вы можете создать новое человечество; вы можете создать рай на земле. Заратустра чрезвычайно любит землю. Он — не отрицатель мира; он необычайно любит деревья, горы, реки, цветы, птиц, людей.
По сравнению с ним, все остальные религии относятся к этой прекрасной планете предосудительно. Они хотят, чтобы вы думали о небесах и рае, а это всего лишь фикции. Он — первый ученый в том, что касается религии. Он хочет, чтобы вы были реалистами — у нас есть только эта планета, и у нас есть только это время, и это единственная жизнь, которую мы имеем. Теперь от нас зависит, что мы из нее сделаем. Вы можете сделать ее прекрасной песней, великим и славным опытом, золотом экстаза. Вы можете быть творцами. И вашим величайшим творением будет творение Бога — создание сверхчеловека.
Он не философ, он алхимик. Он не верит в Бога, он верит в человека. Он не верит ни в какой рай, он верит в землю. И он верит в огромный потенциал, который заключен в земле, который, как зерно, носит в себе каждый человек.
Они и не росли, поскольку их ум был обращен назад.
Философы, жрецы, теологи — все они стараются держать вас на привязи у прошлого. Так вы остаетесь ручными, покорными. Вы не можете бунтовать; вы всегда боитесь ошибиться, согрешить. Вы всегда послушны, потому что тот, кто послушен, будет спасен, а тот, кто непослушен, будет брошен в ад на вечные муки. Вашим страхом и жадностью всегда пользовались, чтобы разрушить вас, чтобы эксплуатировать вас.
Заратустре нет никакого дела до всех этих коммерческих интересов; его единственная забота — то, чтобы человек стал творцом ценностей. И чтобы вместо того, чтобы смотреть назад, куда он не может пойти, он начал смотреть вперед, где открыто так много измерений, где открыто так много дверей — он может выбирать. Рабы не могут выбирать; только хозяева могут выбирать. Рабы могут быть только нищими. Все религии превращали человечество в нищих. Они называют это молитвой, они называют это поклонением — красивые слова, за которыми прячется безобразная реальность.
Заратустра хочет, чтобы вы были творцами, а не нищими. Но вы можете быть творцами, только если смотрите вперед и постоянно отбрасываете прошлое и мертвое. Опасно хранить трупы. Опасно окружать себя трупами, потому что они могут отравить вашу жизнь — они уже отравили вашу жизнь.
Оставайтесь с тем, что вот-вот случится, что еще не произошло, и это сделает вас юным и свежим. Это будет поддерживать в вас волнение, энтузиазм; это сделает вас всегда готовым к новому путешествию, к новому паломничеству, ибо жизнь бесконечна, ибо время бесконечно. И эта бесконечность жизни и времени открыта для вас. Вы можете в своей собственной душе создать Бога.
Но для Заратустры имя Бога — сверхчеловек. Я думаю, это хорошо, поскольку с Богом связаны самые уродливые ассоциации. Что бы вы ни делали, Бог каким-то образом ускользает назад и становится прошлым. Очень трудно поместить его в будущее.
Он очень похож на одну японскую куклу. Эта кукла индийского мистика Бодхидхармы, основателя великой традиции дзен. В Японии его любовно называют Дарума. Имя Бодхидхарма кажется немного жестким; Дарума — мягче. И они сделали статую Бодхидхармы, которая называется «кукла-Дарума» (в России это — неваляшка. Прим. переводчика).
Необычность куклы-Дарумы в том, что вы можете бросить ее как угодно, но она всегда сядет обратно в позу лотоса. Ее невозможно опрокинуть. Ее верхушка совсем легкая, а дно очень тяжелое. Поэтому, что бы вы ни делали — вы можете пнуть ее, подбросить в воздух — что бы вы ни делали, Дарума всегда будет сидеть в позе лотоса. То же самое и со словом «Бог». Им слишком уж злоупотребляли; оно определяло все прошлое человека и уничтожило все возможности развития человека. Может, вам как-нибудь и удастся протащить его в будущее, но через несколько секунд вы обнаружите, что оно снова сзади… сидит в позе лотоса.
Правильно, что Заратустра отбросил слово «Бог». Это была фикция, а общаться с фикцией невозможно. А сверхчеловек — не фикция; это ваш потенциал, это потенциал каждого человека. Сама идея сверхчеловека делает вас богатым, делает вас наполненным, вы больше не чувствуете себя нищим и поклонником. Не нужно больше ходить ни в какие церкви, храмы или мечети, потому что теперь не нужны никакие молитвы. Вы должны быть творцом, вы должны трансформировать себя.
Религия становится алхимией преображения — из раба в хозяина.
Заратустру нельзя причислить к какой-нибудь категории ваших философов; он стоит особняком. И его весть необычайно ценна. Его весть настолько ценна, что она превышает ценность всех ваших философов, вместе взятых. Они ничего не принесли; они просто спорили, сражались за слова, гипотезы. Они не считали, что человек — не конец, что окончательная остановка еще не наступила и, возможно, не наступит никогда.
Человек не перестанет развиваться. Он может чувствовать, что пришел к окончательной остановке, но этой остановки не будет никогда. И это хорошо, потому что остановка — это смерть. Полная остановка — это могила, потому что будущего больше нет, невозможна эволюция, нет больше творчества. Вы полностью израсходовали свой потенциал.
Я полностью согласен с Заратустрой, что потенциал человека бесконечен, что он может постоянно расти к новым уровням сознания, новым уровням блаженства, новым состояниям экстаза. Он постоянно становится сверхчеловеком, но он — процесс, а не событие. Сверхчеловек — тоже процесс, а не событие.
Заратустра меняет много слов, которые были очень разрушительны для человечества. Ему не нравится слово «событие»; он охотнее пользуется словом «процесс». Ему не нравится слово «бытие»; он охотнее пользуется словом «становление» — так что всегда есть нечто большее, что можно достигнуть, всегда есть нечто большее, что можно исполнить, всегда есть внутреннее пространство, в котором может воспарить ваша душа. Невозможно достичь границ вселенной, ибо у нее нет границ.
Все вы служили народу и народному суеверию, вы, прославленные философы! — а не истине! Потому и воздавали вам почести.
К несчастью, это факт — люди будут уважать вас, если вы поддерживаете их суеверия, даже если, поддерживая их предрассудки, вы отравляете их. Они будут очень уважать вас — они сделают вас святым, они сделают вас пророком, они сделают вас спасителем. Только не трогайте их суеверия. Они так долго жили со своими суевериями, они давно приняли их за истину, и им так удобно с ними — ведь тогда истину не нужно искать; она уже есть. В тот самый момент, когда вы затрагиваете их предрассудки, вся людская толпа оборачивается против вас; они все становятся вашими врагами.
Всю свою жизнь я сталкивался с этим. Тысячи людей приходили ко мне, а потом исчезали. Если они находили, что какие-то мои слова сходятся с их суевериями, они оставались со мной, но в тот момент, когда они понимали, что ошиблись — что я не разделяю их суеверий, наоборот, я против них, — они тут же становились моими врагами.
Когда я поддерживал их смерть, они были со мной, они чрезвычайно уважали и почитали меня. А когда я действительно становился им другом, нес им здоровье, целостность, они превращались во врагов.
Заратустра говорит о знаменитых философах. Их слава зависит только от одного: не оттого, что они как-то содействовали росту человечества, не оттого, что они сделали эту планету прекраснее, не оттого, что жизнь стала более радостной, а любовь — более сочной, но оттого, что они всячески поддерживали ваши предрассудки, ваши суеверия, вымыслы, которые вас утешают; они оставляют вас в покое. Они охраняют, вас от неприятностей, связанных с поисками истины. Они спасают вас от проблем, связанных с преображением в более высокие сущности.
Все вы служили народу и народному суеверию, вы, прославленные философы! — а не истине! Ибо те, кто служил истине, всегда были на кресте. Те самые массы, которым они старались помочь, убивали их, травили, забивали камнями.
Потому и воздавали вам почести. Почему они назвали вас великими философами? В ваших философах нет никакого величия. Но толпа сделала вас великими философами, великими слугами народа, поскольку вы позволяете им спать; вы не тревожите их сон. Их суеверия — это их сон, и пока они будут придерживаться своих предрассудков, они останутся недоразвитыми, отсталыми. Это будет нечто среднее между животным и сверхчеловеком. Они останутся на мосту; они никогда не будут двигаться. Но, конечно, они будут относиться к вам с величайшим почтением.
И всегда говорило сердце ваше: «Из народа вышел я, и оттуда снизошел на меня Глас Божий».
Вы когда-нибудь думали… Подумайте о, так называемых великих философах: Эммануил Кант, Гегель, Декарт; в Индии — Шанкара, Рамануджа, Нимбарка. Ни один из них не был осужден народом. Они распяли сына бедного плотника, Иисуса. Они отравили Сократа, но не тронули Платона, Аристотеля…
Странно, что в истории философии вы не найдете имен людей, которые были распяты, которые были забиты камнями. Это были уважаемые люди — их уважают до сих пор, спустя столетия. И странность в том, что они ничего не дали вам. Вы распинали только тех людей, которые что-нибудь дали вам.
Создается впечатление, что у вас всегда наготове крест для ваших друзей, а врагам вы всегда готовы оказать почести. Какой бы знаменитой ни была философия Эммануила Канта, Шанкары или Бредли, это не более чем словесный понос. Эти люди — больные. Они говорят красивые слова — а людей очень впечатляют высокие слова, которых они не понимают.
Есть только одно, в чем они хотят быть совершенно уверенными: что эти философы не говорят ничего против их суеверий — не возражают против Бога, не возражают против ада и рая, не противоречат их священным писаниям, наоборот — они восхваляют их. И тогда их совершенно не волнует, может ли эта великая философия изменить их собственное сознание. А если она не может изменить их сознание, как она может изменить человечество?
Но возможно, никто и не хочет меняться. Для перемен нужны усилия, а человек лентяй. Перемена означает пойти в неведомое, а человек — трус. Он предпочтет остаться в известном, даже если это известное — не что иное, как несчастье: во всяком случае, это известно. Он никогда не пересечет границу известного, потому что — кто знает? В этом неизвестном можно и потеряться. А вдруг ты не сможешь вернуться домой, к тому же несчастью, к той же жене, тому же мужу, все тем же проблемам и заботам.
Хитрые и упрямые, как ослы, всегда были вы заступниками народа. Людям не нужны никакие защитники. Они так несчастны, что вся их жизнь — не что иное, как медленная смерть. Защищать их жизнь — не значит служить человечеству. Им нужны люди, которые вдолбили бы в их головы хоть какой-то разум, способный разрушить их предрассудки, чтоб они могли пойти на поиски истины; разум, который покончит с их ленью, чтобы они стали процессом, прогрессом, становлением.
Но такие люди им, конечно, не по вкусу. Тот, кто любит человечество, должен смириться с тем, что его будут ненавидеть — все люди во всех странах. Возможно, несколько разумных и смелых людей и соединят с ним руки в великом исследовании истины и сознания, но большинство людей будут очень злы на него. Он помешал им спать, он разрушил их утешения. Они любят своих защитников.
Чтобы поверил я в «искренность» вашу, должны вы сначала сломить в себе волю к поклонению. Заратустра говорит:
«Если вы хотите, чтобы я поверил в вашу искренность, то вот первое доказательство, которое мне потребуется: вам придется сломить в себе волю к поклонению». Кому вы поклоняетесь? Нет ничего выше человеческого сознания;
только человеческое сознание может постоянно превосходить самое себя. Нет больше никого, кому вы могли бы поклоняться, кого вы могли бы почитать. Вы можете возводить храмы и создавать ритуалы, вы можете верить, что кто-то другой позаботится о вас, что вам не нужно волноваться о какой-то трансформации.
Искренним называю я того, кто удаляется в пустыню безбожия и разбивает там сердце свое, готовое поклоняться.
А в городах живут прославленные философы — откормленные вьючные животные.
Всегда, словно ослы, тянут они — повозку народа!
Заратустра суров, но всякий великий творец не может не быть жестким. Он называет ваших прославленных философов «ослами, которые тянут повозку народа» — они служат идиотам. И естественно, эти идиоты очень уважают их. Если вы хотите уважения, вы не должны говорить ни единого слова, противоречащего людским предрассудкам. Вам следует всегда поддерживать их, даже если вы понимаете, что это бред — это верный способ добиться уважения.
Человеку с собственным достоинством не нужно уважения. У него есть собственное достоинство. Он уважает себя; ему не нужно уважение других. Если что-то правильно, он скажет об этом, и скажет максимально ясно. Даже если это больно, он не будет ничего смягчать. Любая операция причиняет боль, и если нужно удалить рак, хирург не может соглашаться с вами, что никакого рака нет.
У меня был родственник… однажды его жена пришла ко мне в слезах и сказала:
— Ты должен что-нибудь сделать. Мой муж никого не слушает. Он не желает вызвать врача и обследоваться. Все домашние и даже соседи замечают, что он становится все слабее, все бледнее. Явно что-то не так. Но он говорит: «Я совершенно здоров. Кто говорит, что у меня что-то не в порядке? Зачем мне доктор?»
Пришлось мне пойти к нему. Я сказал:
— Ты абсолютно прав. Ты просто в расцвете сил и здоровья. Кто говорит, что ты болен? Он улыбнулся и сказал своей семье:
— Вот видите! А вы все изводите меня: «Сходи к врачу, сходи к врачу». Я сказал:
— Не нужны никакие доктора; ты абсолютно здоров. Но просто для того, чтобы убедить всех этих людей, пойдем со мной к врачу.
Он не смог мне отказать, ведь я один его поддерживал. Так что мы пошли к лучшему врачу. По пути он сказал:
— Это действительно необходимо? Может, вернемся прямо сейчас, пока мы еще не пришли? Правда, тогда тебе придется соврать.
Я сказал:
— Я не могу соврать. Я еще никогда не лгал этим людям, я говорил только правду. Все они твердили, что ты с каждым днем становишься, все слабее и слабее; а я вижу, как ты с каждым днем расцветаешь и молодеешь. Только для того, чтобы доказать им, я хочу получить справку от врача, и с этой проблемой будет навсегда покончено.
Он сказал:
— Ну ладно.
А у него был рак. Врач сказал мне:
— Вы привели его вовремя; еще немного, и было бы слишком поздно.
Возвращаясь домой, он сказал мне:
— Вот поэтому я и не хотел идти к врачу. Я боялся. Как знать — а вдруг врач найдет во мне какую-нибудь болезнь? И вот, пожалуйста, он обрадовал меня: «У вас рак»!
Я сказал:
— Он ничего не выдумывал: у тебя был рак. И теперь есть возможность его вылечить. Но он возразил:
— Я никогда не прощу тебя! Ты провел меня. Ты соврал. Я ответил:
— Это так. Мне пришлось обмануть тебя; ведь твоя жизнь была в опасности.
Солгать, чтобы спасти жизнь — я не считаю это грехом. Люди, которые живут предрассудками… Все люди во всем мире живут предрассудками, и все их священники, проповедники, философы и теологи поддерживают их — и их уважают, они становятся великими святыми. Но это абсолютно бесчеловечно. Лучше потерять всякое уважение, но сказать людям правду.
Еще есть время; рак можно вырезать.
Еще есть время; может родиться сверхчеловек.
От страдающего человека со всем его страданием можно отказаться. Не нужно за него цепляться. Вы цепляетесь потому, что никто не говорил вам: у вас есть более высокие возможности, высшие переживания, более радостные; ваша жизнь может стать непрерывной песней и танцем. Вы можете расцвести. Ваша жизнь может благоухать — вместо всего этого отвратительного несчастья, этого страдания и тошнотворности, которыми вы окружили себя.
Вы цепляетесь за все это из-за того, что думаете, что это — вы. А людей, которые поддерживают ваши заблуждения, вы делаете Папами, вы делаете их шанкарачарьями, вы припадаете к их ногам.
Ради одного пустого уважения эти люди становятся самыми страшными врагами человечества. Если вам нравится распинать, распинайте их! И фактически, их следует распять. По какому праву Папа жив? Он — представитель Иисуса Христа; так пусть он докажет это через распятие — ведь это единственное доказательство. Но вместо того, чтобы висеть на кресте, он повесил на шею золотой крест на золотой цепи. Крест, на котором распинали Иисуса, не был золотым. И крест не висел на его шее — это он висел на кресте!
Но народом остаетесь вы для меня и в добродетелях своих, народом с близорукими глазами, который не знает, что такое дух!
Как вы можете быть добродетельными, не зная, что такое дух, сама энергия вашей жизни, пламя, которое и есть вы? Вы просто идете с толпой: делаете то, что они считают добродетельным. И поскольку вы следуете их представлениям о добродетели, они делают вас святым. А если вы хотите стать великим святым, вы должны дойти до крайности в том, что они считают добродетелью.
Например, джайнские монахи в Индии никогда не моются. Это добродетель — они с таким отвращением относятся к своему телу, что чистота тела их не волнует. Кому это нужно! Если тело — жалкая материя, что с того, что на нем накопится чуть больше материи… Это не важно; вы будете просто чуть больше весить. Они не чистят зубы, поскольку все это признаки того, что вы до сих пор верите в тело. Разговаривать с ними очень трудно, потому что их дыхание зловонно, их тело смердит. Каждый год они собственноручно вырывают себе волосы — им нельзя пользоваться никакими механическими приспособлениями. Как ни странно, бритва считается великим техническим достижением.
Они против всех машин, всякой техники; естественно, им приходится вырывать волосы своими руками. Их приверженцы тысячами собираются поглазеть на это. Я видел среди них чисто выбритых людей, возможно, они брились дважды в день — из их глаз текли слезы: «Какой великий святой!» Они так не могут — они грешники, а он следует писаниям!
Многие монахи, джайны и индуисты, круглый год ходят голыми. Это мучение для тела, но поскольку они мучают тело, их последователи верят, что они достигли самореализации. Тело утратило значение. Им неважно, холодно на дворе или стоит жаркое лето; они достигли равновесия. Для них одинаково безразличны успех и неудача, жара и холод. Это не так; я видел, как монахи дрожали от холода; они всю ночь не могли уснуть.
Они делают все это потому, что взамен получают уважение миллионов людей. Просто ходить голым — никакая не добродетель: все животные ходят голыми, все птицы наги. Если быть голым — добродетель, ведущая на небеса, то лишь у человека возникнут трудности. Да, я начинаю волноваться за портных… И особенно о моей швее, Гайян.
Что же будет с этими людьми, которые шьют одежду, позволяя людям совершать столько грехов?!
Но в разных обществах разные добродетели. В средневековой Англии дамы одевали своих собак, потому что голая собака неприлична. А если пес встречал подружку, это было еще неприличнее; это уж чистая порнография, живая! Поэтому они водили своих собак на утреннюю прогулку, держа в руках цепь, а собаки имели странные одежды. И должно быть, несчастные псы думали: «Что за идиотизм, все собаки как собаки, а я…»
Это удивительно: дамы высших сословий одевали ножки кресел, потому что они называются «ножки», а ноги нельзя оставлять голыми. Какая глупость…
Пока вы не познаете собственный источник жизни, вы поневоле будете следовать добродетелям толпы, посреди которой случайно оказались.
У себя дома я до восемнадцати лет не пробовал помидоров, потому что помидоры в нашем доме не ели — они напоминают мясо. Я пытался убедить свою бабушку, что несчастные помидоры — это не мясо. Она сказала:
— Я знаю, что это не мясо, но они похожи на мясо, а я не хочу, чтобы в доме было что-то похожее на него. Мы вегетарианцы.
Я говорил:
— Это тоже овощ.
Но пока она была жива, помидоры были под запретом.
До восемнадцати лет я ни разу не ел ночью, потому что в той толпе, среди которой я оказался, есть по ночам было грехом.
Я говорил им:
— Возможно, три-четыре тысячи лет назад, когда людям приходилось есть в темноте, это и было нехорошо, но сейчас… Ночью в доме светлее, чем днем.
Но обычно они отвечали:
— Не возражай против писаний. Даже слушать тебя — грех. Люди, написавшие это, были всезнающими, всевидящими.
Меня не особенно жаловали дома. Когда ожидались гости, мне обычно говорили:
— Сейчас же уходи. Можешь идти, куда хочешь. Я спрашивал:
— В чем дело? Они говорили:
— Ты нас смущаешь. Ты можешь сделать что-нибудь такое, что нельзя делать, ты можешь сказать что-нибудь такое, чего говорить нельзя.
Другие дети были послушны; их приводили к гостям, представляли:
-Они очень послушные.
Мне иногда удавалось проскользнуть вместе с ними, в серединке:
— И я здесь! Очень непослушный! Я подумал, может, вы захотите разнообразия. Здесь все послушные; один я непослушный. И я хочу вам сказать, что я совсем не рад вас видеть.
Мой отец обычно говорил:
— Ну вот, я же говорил, что ты что-нибудь выкинешь. Уйди с глаз долой! Но я возражал:
— Я говорю правду — я не чувствую никакой радости. И я думаю, этот джентльмен уважает правду.
Но правду никто не любит. Если вам нужно уважение, вы должны подчиняться толпе: то, что она называет правильным, — правильно; а то, что она называет неправильным, — неправильно.
Заратустра говорит: Но народом остаетесь вы для меня и в добродетелях своих. Ваша добродетель — лицемерие, поскольку она не исходит из вашего собственного духа; это просто подражание. Вы — просто копия. Вы не подлинны.
Дух есть жизнь, которая сама надрезывает жизнь: собственным страданием умножает она знание свое: знали вы уже это?
Дух — это постоянный вызов и борьба. Жизнь углубляется в жизнь — чтобы стать больше, чтобы стать выше, чтобы пробудиться. Только из этой пробужденности, из этого внутреннего духовного роста рождаются добродетели. Но они рождаются согласно вашему собственному опыту и пониманию. Они оригинальны, самобытны; и только самобытное прекрасно. В этом и есть счастье духа:
быть самобытным, всегда подниматься к новым высотам, новым озарениям, всегда идти в новые глубины, всегда идти неведомым, нехоженым путем.
Дух — искатель приключений.
Толпа — как пруд; она никуда не движется.
Вода в нем с каждым днем становится все грязнее и грязнее, ведь все больше воды испаряется на солнце. Пруд быстро становится просто грязной лужей. Дух — это река. Она всегда течет, льется в новые земли — с гор на равнины, в степи, пока не растворится в океане.
И счастье духа в том, чтобы стать помазанником и жертвой на заклание, освященной слезами: знали вы уже это?
Жертвуют всегда ради того, чтобы родилось нечто лучшее.
Умирают только для того, чтобы воскреснуть на более высоком уровне.
Человек — это жертва, и человек же — Бог, которому приносится эта жертва. Но происходит постоянное развитие осознания, кристаллизация пробужденности. Даже во сне нечто в вас остается бдительным и бодрствующим.
Даже сейчас, даже когда вы не спите, ваши глаза открыты, нечто в вас глубоко спит. Просто закройте глаза, и вы увидите, как текут сновидения.
Слепота ослепшего и его искания на ощупь свидетельствуют о силе солнца, на которое взглянул он: знали вы уже это?
Слепой просто верит в то, что есть свет. На самом деле, верят только слепые. Иначе говоря, всякая вера слепа. В тот момент, когда вы узнаете нечто, вы перестаете верить.
Однажды немецкий философ спросил у Рамана Махарши:
— Верите ли вы в Бога?
Когда он услышал ответ, он был в шоке. Рамана Махарши сказал:
— Нет, я не верю в Бога.
Философ никак не смог взять это в толк, ведь он всегда думал, что Рамана Махарши — человек, реализовавший в себе Бога. Что он такое говорит?
Увидев его недоумение, Рамана Махарши засмеялся и сказал:
— Не волнуйтесь. Я не верю в Бога, потому что я знаю Бога.
Знание — это совершенно иной процесс. Вера прямо ему противоположна. Миллионы людей и верят в Бога, миллионы людей в коммунистических странах не верят в Бога. Все они в одной лодке, ибо не знают ни верующие, ни неверующие.
Для знания необходим великий труд, великий поиск. Вера и неверие очень дешевы; вам не нужно ничего делать. Все это заимствовано.
Мало того, что дух движет горами; надо, чтобы научился просветленный строить из гор: знали вы уже это?
Он спрашивает философов: «Что вы знаете? — живя в своей толпе, становясь, день ото дня все жирнее, уважаемее, окруженные свитой последователей? Знаете ли вы, что просветленный человек должен научиться возводить горы?» — горы сознания, Эвересты сознания, вершины, уходящие к звездам.
Мало того, что дух движет горами; надо, чтобы научился просветленный строить из гор: знали вы уже это?
Вы знаете только искры духа, но не видите, что он — наковальня, не видите жестокости молота его!
Поистине, вам неведома гордость духа! Но гораздо непереносимее была бы для вас кротость его, пожелай она заговорить!
Вы не орлы.
Для Заратустры орел — важный символ. Он любит два символа: орла и змею. Змея для него — символ мудрости, а орел — свободы. Орел парит высоко в небе; он поднимается к солнцу.
Вы не орлы, — говорит он философам, — и потому не испытали вы духовной радости ужаса.
Лишь орел знает одиночество высоты, тишину высоты, опасность высоты. Не зная опасности, не вырастешь.
Вот главное учение Заратустры: живите опасно. Летите за орлом в далекие небеса; не бойтесь, ибо ваша внутренняя сущность бессмертна.
Опасности боятся лишь те, кто не знает своей внутренней бессмертной сущности. Их страх показывает их невежество и больше ничего.
Но кто не птица, тому не дано устраивать дом над пропастью. Но эта радость, когда строишь дом над страшной пропастью… Эта радость известна лишь очень немногим отважным душам. Согласно Заратустре, религия — не для всех. Она — только для орлов; она — только для тех, кто готов жить опасно: ибо лишь они могут найти истину, лишь они могут искать смысл жизни, лишь они однажды могут стать сверхчеловеком.
Вы — теплы: но холодны ключи глубокого знания. Холодны, словно лед, глубочайшие источники духа — отрада для рук, горячих деяниями.
Толпа живет теплой, прохладной жизнью — ни горячей, ни холодной. Она не знает крайностей; она всегда придерживается безопасной середины. Но тот, кто слишком заботится о безопасности и покое, не может быть исследователем, не может быть первооткрывателем. Знание протекает глубоко; поэтому оно холодно. И нужно отважиться покинуть теплые воды, покинуть прохладную жизнь, которая есть ни жизнь, ни смерть, которая есть просто произрастание, просто выживание.
Вот все, что занимает вас от колыбели до могилы: как выжить, как остаться в покое, как сохранить безопасность. И куда же вы направляетесь? Вы направляетесь к могиле. Все ваши страховки и сейфы ведут вас к могиле. Пока не пришла смерть, потанцуйте чуть-чуть, устройте небольшой праздник, радостно пойте от полноты сердца. Живите опасно!
Живете ли вы опасно или только прохладно, все равно в конце вас ждет могила. Есть лишь одна разница: тот, кто жил опасно, кто жил тотально, интенсивно, придет к познанию бессмертного в себе. Тогда будет могила, но не будет смерти.
Кто никогда не жил тотально, никогда не углублялся в себя, потому что там ледяной холод, тоже придет к могиле, но он не будет знать вечного принципа жизни. Он просто умрет со слезами на глазах, потому что не смог прожить свою жизнь. Он не жил еще, а смерть уже пришла.
Кто жил тотально, празднует также и смерть — ибо смерть приходит к нему как наивысший, последний вызов неведомого. А он как раз это и делал всю жизнь: принимал вызов неведомого. Он будет рад смерти и вступит в нее с песней и, танцуя, ибо он знает, что есть в нем нечто неразрушимое, что не знает смерти.
Вот стоите вы предо мной, почтенные и важные, с прямыми спинами, вы, прославленные философы! Ни сильный ветер, ни могучая воля не подвигнут вас.
Видели вы когда-нибудь, как по морю проносится парус, округлый, надутый ветром и трепещущий от бешенства его?
Подобно парусу, трепеща от бури духа, мчится мудрость моя по морю — моя необузданная мудрость!
Мудрость всегда необузданна.
Мудрость всегда дика.
Мудрость всегда спонтанна.
Знание — рабыня, ручная, послушная; знание очень бедно. Компьютер не может быть мудрым; это привилегия людей, человеческого сознания — иметь мудрость, но тогда вы должны быть готовы к необузданности, дикости, спонтанности.
Люди твердят о свободе, но они не хотят свободы, ибо свобода приносит опасность. Рабство удобно — кто-то другой несет ответственность за вашу жизнь. Но мудрость — это свобода. Вы никогда не знаете, что вы узнаете в следующий миг; это нельзя отрепетировать. Это неожиданность. Но это такая радость, такое счастье, что те, кому неведома непокорная мудрость, не знают ничего.
Но вы, знаменитые философы, слуги народа — разве можете вы мчаться со мной!
Он говорит философам, теологам, священникам: «Вы не можете мчаться со мной, вы не можете идти со мной в дебри, вы не может идти со мной в неведомое — вы слишком трусливы. В вас нет духа. Вы не знаете высоты вызова из неизвестного, непознаваемого, темного и глубокого».
…Так говорил Заратустра.
Почему Ницше мой философ
