Этот новый способ бытия Материи (или бытия в Материи) обретал форму постепенно, очень осторожно, но всё же… И, прежде всего, как он манифестирует, что является спусковым механизмом другого движения? Тело очень просто, как бы там ни было: оно дышит легко, оно дышит тяжело; ему удобно, оно устало; у него своя рутина, оно делает свои ежедневные жесты. В тот момент, когда меняются заведённые привычки, всё начинает скрипеть. В теле миллионы привычек, всё является привычкой. Его привычки, какими бы они ни были — хорошими, плохими, полезными, вредными — являются частью сети, они внутри сети. В конечном итоге, сама сеть является привычкой, миллионами привычек. Привычка доброго здравия или неважного самочувствия, и, в конечном итоге, привычка смерти, потому что «так заведено», это привычный способ поведения тел. Теперь же, когда мы ищем способ разрушения привычки, какой бы микроскопической и пустячной она ни была, должно возникнуть некое новое движение. И тогда сразу же что-то начинает скрипеть. Это что-то довольно легко впадает в болезнь, потому что приходит в расстройство, и всё внезапно становится очень надоедливым: «Мир, несомненно, совершенно отвратителен.» Всё отвратительно. Сеть расстроена. Это даже кажется смертью (о, всего лишь шёпот!), и действительно, любой скрип указывает в этом направлении, если вы хоть немного заденете сеть или проникнете через неё. Вы можете притронуться к сети вообще с любой стороны, в любой точке, и, удивительно, вы всегда оказываетесь перед смертью — пронырливой маленькой смертью, столь глупой, что вы смеетесь, когда замечаете её, и вы выбрасываете её в окно; но онане забывает, она просто ждёт своего часа. Ни одно наше ментальное хвастовство в конце концов ничего не может поделать с этим: она делает, тайно.
Поэтому мы можем схватить сеть привычек вообще с любой стороны, но если мы пристально посмотрим, то увидим одну привычку, которая как бы является матерью всех остальных: это привычка пораженчества. Она препятствует любому начинанию нового движения. При малейшем недомогании тело мгновенно сдаётся: о, это такая и такая болезнь, она будет тянуться так много месяцев, столь много лет, и затем мне нужно сделать операцию, а потом… полный перечень. Приходят даже сны физического разума, в которых вы подвергаетесь операциям, которые длятся часами, переносите всё стоически (кто знает, с каким смиренным восторгом). «Физическое сознание, которое вызывает функционирование клеток [или, точнее, которое гипнотизирует клетки] приучено к усилию, борьбе, страданию, пораженчеству, столь привыкло ко всему этому… и это повсеместно. В людях настаивает на своём только ментальное сознание, а физическое сознание всегда, по привычке, предвидит катастрофу — другими словами, конец. Конец, который был неизбежен из века в век; эта привычка намертво прицепилась. Так что всё очень трудно. Требуется очень медленная и постоянная работа, чтобы заменить такую привычку — по сути, пораженчества — верой, истинным сознанием. Истинным сознанием того, что истина — это Гармония, истина — это прогресс, истина — это свет, истина…» А тело, физическое сознание, неизменно впадает в свою старую привычку, что Мать назвала «старым способом»: «В теле так много глупости! Например, в любой момент (они длятся несколько секунд или минут, ты понимаешь), в каждый момент есть выбор между тем, чтобы продолжать старую привычку или прогрессировать к сознанию. И так всё время. И из-за… инертности (что это? это даже не дурная воля, потому что это глупо: это глупее дурной воли) есть естественная тенденция выбирать вырождение, а не усилие к прогрессу. Это инертная тупость. Но когда тело знает и делает усилие, то это всегда, всегда приводит к свету, да, подобному вибрационным волнам; и волны, связанные с прогрессом, всегда многокрасочны, переливаются всеми цветами. Они связаны с маленьким спонтанным усилием отвергнуть инертность. И это не связано с важными событиями: это явление каждой минуты, для всего, всё время, всё время, всё время — для всего».
Так что есть некое усилие или способ бытия, который вызывает некоторую «пористость» в теле.
Когда есть то усилие, которое является скорее зовом внутри, потребностью быть чем-то иным, отличным от аморфной массы, которая отсчитывает несуществующие минуты подобно счётчику такси, когда мантра продолжает крушить эту тяжёлую непрозрачность, тогда внезапно появляется в теле — и затем всё чаще и чаще — некое «светлое набухание», как расширение, которое поистине является стремлением тела, его криком, его призывом воздуха в гущу этого продолжающегося удушения: тело внезапно начинает задыхаться, как если бы оно начало осознавать сеть. Это расширение, воспринимаемое в клетках и повсюду поистине как «светлое набухание», может даже стать довольно сокрушительным и угнетающим, как если бы в теле было недостаточно места, как если бы оно было всё ещё слишком засорено. Это знак просачивания другого движения, которое постепенно становится лёгким и «текучим», по мере того, как субстанция проясняется и имперсонализируется. Интеллект чувствовал то же самое, когда он начал вылупляться из первого кокона неведения: он задыхался, он чувствовал, что постоянно ударяется об уродство, глупость, ничтожность повсюду, и был всем этим зажат. То же самое происходит с сознанием тела. Но здесь глупостью являются все физиологические законы. И начинает появляться новый способ существования, поначалу неуловимый и почти подобный легкому дуновению, но который будет иметь громадные последствия. Мы не знаем грандиозной мощи, дающей ростки в этих микроскопических процессах. «Это светлое мерцание… кажется истинным способом существования, — сказала она поначалу; я ещё не уверена, но в любом случае это гораздо более сознательный способ существования. И я вижу это всё время: с открытыми глазами, с закрытыми глазами, всё время. И тело имеет своеобразное восприятие одновременно тонкости и проницаемости, так сказать, гибкости и не совсем исчезновения, а значительного ослабления жёсткости форм. В первый раз, когда тело чувствует это в той или иной своей части, оно чувствует себя… немного потерянным, как всегда, ощущение того, что нечто ускользает от него». И вот когда начинается серия обмороков. «Но если ты остаёшься очень спокойным и тихо ждёшь, это просто замещается некой пластичностью или текучестью, которая кажется новым способом существования клеток. Вероятно, это заменит физическое эго». Это действительно кажется пустяком, но некоторым образом это означает растворение всего, что составляет основание или силу сцепления нашего тела: из-за чего вы ощущаете себя телом, ощущаете «моё» тело — то есть, привычку, сформированную сетью. Миллионы аккумулированных привычек, сплетённых в вибрационную сеть и составляющие физическое «я», точно также, как существует ментальное «я» и эмоциональное «я». Выбраться из сети — довольно необычное приключение и нелёгкое. Но каким-то образом Мать открывала путь в своём собственном теле, немного наподобие тому, как древний ископаемый ящер учился, как отращивать крылья — за исключением того, что теперь всё более радикально. «То есть,- продолжала Мать, — кажется, что жёсткость формы должна уступить своё место этому новому способу бытия. Но, знаешь, первый контакт всегда очень… неожиданный; но мало-помалу, тело приучается к нему. Немного труден именно момент перехода от одного способа к другому. Переход происходит постепенно, но есть момент… просто в моменте перехода есть несколько секунд, которые… по меньшей мере, я могу сказать, неожиданные. Все привычки растворяются подобным образом. И для всех функций тела то же самое: для циркуляции крови, пищеварения, дыхания — для всех функций. И в момент перехода это не так, что одно внезапно замещает другое, а есть некое состояние текучести между этими двумя состояниями, вот что трудно».
Ченнелинг. Ожидаемые изменения. Выдут ли люди на новый уровень сознания и бытия ?
